В начале 1942 года фашисты громогласно объявили о том, что ими произведены большие минные постановки к востоку от двадцатого меридиана. Цель подобной «рекламы» была понятна — запугать наших подводников. Однако это не удалось. Бригада подплава, состоявшая уже из 21 подводной лодки, продолжала активные боевые действия.
Первой в 1942 году боевого успеха добилась «С-102» под командованием капитан-лейтенанта Леонида Ивановича Городничего. 10 января с борта ее поступила радиограмма о том, что в районе мыса Харбакен «эской» потоплен вражеский транспорт водоизмещением 2 тысячи тонн. Продолжая поход, «С-102» 14 января в Сюльте-фьорде обнаружила конвой в составе трех транспортов и пяти кораблей охранения. Последовал четырехторпедный залп — и ко дну пошли два транспорта. Лодке удался, так сказать, дуплет.
Атака «С-102» была столь поучительной, что разбор ее мы в бригаде решили провести в более широком, чем обычно, составе. На нем присутствовали не только флагманские специалисты, командиры дивизионов и подводных лодок, но и многие помощники командиров, командиры боевых частей. «С-102», правда, не первой на Севере добилась дуплета. Несколько ранее, в декабре, такая же удача улыбнулась экипажу «Щ-403» (командир капитан-лейтенант С. И. Коваленко). Но в том-то и дело, что тогда успешная атака стала действительно следствием удачи, счастливого стечения обстоятельств.[6] В данном же случае было проявлено мастерство, я бы сказал, в чистом виде. Для того чтобы занять позицию, с которой можно было нанести удар сразу по двум целям, Леониду Ивановичу Городничему пришлось весьма топко и изобретательно маневрировать. Тут, конечно, надо отдать должное и опытному подводнику капитану 3 ранга М. Ф. Хомякову, находившемуся на борту. Под руководством Михаила Федоровича «С-102» вместе с «С-101» осенью 1941 года совершили переход с Балтики на Север. И вот теперь он приступил к исполнению обязанностей командира уже нового дивизиона бригады, в который помимо «эсок» вошла еще и «Д-3», переданная сюда из дивизиона М. И. Гаджиева.
Разбор похода «С-102» мне было вести по-особому приятно. Приятно помимо прочего еще и потому, что провожал-то я «эску» в этот боевой поход, если честно признаться, с неспокойной душой. Январский выход на коммуникации врага был для экипажа «С-102» вторым по счету. А первый, о котором я вкратце уже упоминал, сложился очень неудачно. Попав в сильный шторм, лодка получила довольно серьезные повреждения, да еще и потеряла человека: дивизионного штурмана старшего лейтенанта Е. Г. Кальнина сильной волной смыло за борт.
Мы знали, что лодки типа С, которые вместе с другими пополнили бригаду, — хорошие, перспективные лодки. Они по многим параметрам превосходили «щуки»: и по вооружению, и по скорости надводного хода, и по глубине погружения. На них было четыре носовых и два кормовых торпедных аппарата, два орудия — одно 100-миллиметровое и одно 45-миллиметровое. Мы знали также, что «эски» в первые месяцы войны хорошо показали себя на Балтике. Но после неудачного похода «С-102» у многих возникли сомнения: а пригодны ли лодки этого типа для суровых условий Заполярья? Достаточно ли им, в частности, мореходности?
На Балтике, да и на Беломорской флотилии, где «сто вторая» проходила по пути в Полярный ускоренный курс боевой подготовки, Городничий и его экипаж считались одними из лучших. Подумалось: если уж лучшие так спасовали перед штормом, что же тогда остальные? Для того чтобы разобраться во всем этом, я и послал на «С-102» командира дивизиона М. Ф. Хомякова, которого хорошо знал по совместной службе на Балтике. Знал как человека очень дотошного и вдумчивого.
Хомяков обстоятельно вник во все проблемы «эски» и на разбор прибыл с совершенно конкретными предложениями.
— Для лучшей управляемости в штормовых условиях, — докладывал он, — на подводных лодках типа С необходимо сделать следующее: установить специальную штормовую цистерну, увеличить на пять-семь тонн объем цистерны быстрого погружения, увеличить высоту шахты подачи воздуха к дизелям…
То, что додумал за конструкторов Хомяков, требовало, конечно, основательной работы. И все же переделки, предлагавшиеся им, вполне реально было осуществить. Если и не сразу, не за один присест, то за два-три межпоходовых ремонта — вполне реально.
— Будем приспосабливать «эски» к Баренцеву морю, — сказал я, завершая разбор. — Ну а экипаж «С-102», похоже, уже адаптировался в новых условиях. Мне кажется, что своим дуплетом Городничий и его подчиненные доказали, что «эски» могут воевать на Севере. Или у кого-то еще остаются сомнения по этому поводу?
— Нет! — дружно прозвучало в ответ.
Вслед за «С-102» отличилась «К-23» капитана 3 ранга Л. С. Потапова, которая действовала в Порсангер-фьорде. 19 января на командный пункт бригады с «катюши» поступила радиограмма: «Артиллерийским огнем уничтожен транспорт противника…»
В походе «К-23» участвовал капитан 1 ранга В. П. Карпунин. Я с особым нетерпением ждал его возвращения. Знал, что Вячеслав Петрович вернется с ценными мыслям, наблюдениями, выводами. Хотелось их сверить, сопоставить со своими еще совсем свежими впечатлениями, полученными во время похода на «К-22». Тем более что «К-23», хоть и отправилась в другой район, задачи решала схожие: сначала ей надо было осуществить минные постановки, а затем крейсировать у баз противника, охотиться за его кораблями и транспортами.
И вот Вячеслав Петрович, заметно осунувшийся после двадцатисуточного похода, передо мной. Вечером, после традиционной торжественной встречи лодки и официального разбора, проведенного лично командующим флотом, мы уединились с ним на ФКП, и Карпунин снова и снова рассказывал о перипетиях похода.
В ходе него «К-23» не раз попадала в сложные ситуации. Так что поразмышлять было над чем. Взять ту же минную постановку, произведенную «катюшей» 6–7 января. В самый разгар ее, когда уже за кормой лодки осталось одиннадцать мин, заело минносбрасывающее устройство. Как стало позже известно, оборвался трос подающей тележки. Что было делать? Прекратить выполнение задачи? Уходить из фьорда для ремонта? Но где гарантия, что вновь удастся незаметно пройти сюда и завершить начатое? Карпунин с Потаповым приняли смелое решение — не уходить из района минной постановки. Соблюдая скрытность, произвести ремонтные работы здесь, во фьорде. Все дневное время «катюша» маневрировала в глубине фьорда в подводном положении. Затем, с наступлением ночи, всплыла.
Ночь была лунная, видимость полная. Прекрасно видели подводники берег, дорогу на нем, проходящие автомашины. «К-23» находилась в теневой части фьорда, прямо под скалой, на которой располагался один из береговых постов врага. Старшина 2-й статьи С. Ф. Низовцев и старший краснофлотец А. Г. Пименов вызвались устранить неисправность, вскрыли минно-балластную цистерну, проникли в нее и принялись за ремонт. Дело это было не только сложным, но и очень опасным: ведь если бы фашисты заметили «К-23», ей надо было бы срочно погрузиться, а значит, пришлось бы заполнить водой цистерну, в которой находились двое моряков.
Через несколько часов Низовцев и Пименов закончили ремонт. Лодка поставила семь мин. И вновь неполадка, вновь пришлось рисковать. В конце концов поставленная задача была выполнена.
Так же настойчиво и смело действовали командир и экипаж «катюши» во время атаки вражеского транспорта, выполненной 19 января. Цель была обнаружена на кормовых курсовых углах, поэтому сразу выйти в атаку не представлялось возможным. «К-23» в надводном положении начала преследовать транспорт. Тот успел завернуть за мыс в бухту Сверхольт. Обогнув мыс, подводники увидели, что в поисках спасения капитан фашистского транспорта направил его к берегу. Судно выбросилось на отмель. «К-23» произвела торпедный залп, но торпеды не дошли до цели. Тогда был открыт артиллерийский огонь. Снаряды буквально прошивали корпус транспорта. Высокие языки пламени охватили его… Это, наверное, единственный в своем роде случай, когда фашистский транспорт был не потоплен, а, по сути, сожжен на берегу.
С интересом слушал я рассказ Карпунина. Однако уединились мы с ним не только для того, чтобы еще раз порадоваться победам, но и для того, чтобы теперь, после того как оба побывали в боевых походах, предметно поразмышлять над тем, какие же проблемы в первую очередь встают перед подводниками на данном этапе. О многом переговорили мы в тот памятный январский вечер. Но о чем бы ни заходила речь, невольно возвращались к одной вызревшей у обоих мысли: настала пора по-настоящему налаживать в бригаде боевую подготовку.
— Вы понимаете, что получается, — делился своими тревогами Вячеслав Петрович, — люди действуют в море самоотверженно, с готовностью отдать, если потребуется, свою жизнь во имя победы. Но ведь порой эта самоотверженность обусловливается не объективными обстоятельствами, а собственными просчетами. Надо прямо признать, подводники у нас довольно часто идут в море недоученными. Вот и наш поход, хоть вроде бы прошел успешно, но если судить по строгому счету, то и напортачили мы в ходе него немало. Хорошо, что в той атаке, 19 января, удалось артиллерийским огнем уничтожить транспорт, а вот несколькими днями раньше другой фашистский транспорт от нас ускользнул. И что обиднее всего — из-за элементарных ошибок. Старшина торпедистов, перепутав команду, произвел выстрел торпедой раньше времени. Я потом разбирался с этим и убедился, что ошибка не случайна. Между боевыми походами должной подготовки у торпедистов не велось…
