— Вы понимаете, что получается, — делился своими тревогами Вячеслав Петрович, — люди действуют в море самоотверженно, с готовностью отдать, если потребуется, свою жизнь во имя победы. Но ведь порой эта самоотверженность обусловливается не объективными обстоятельствами, а собственными просчетами. Надо прямо признать, подводники у нас довольно часто идут в море недоученными. Вот и наш поход, хоть вроде бы прошел успешно, но если судить по строгому счету, то и напортачили мы в ходе него немало. Хорошо, что в той атаке, 19 января, удалось артиллерийским огнем уничтожить транспорт, а вот несколькими днями раньше другой фашистский транспорт от нас ускользнул. И что обиднее всего — из-за элементарных ошибок. Старшина торпедистов, перепутав команду, произвел выстрел торпедой раньше времени. Я потом разбирался с этим и убедился, что ошибка не случайна. Между боевыми походами должной подготовки у торпедистов не велось…
Да, трудно было возражать Вячеславу Петровичу, Я сам за время похода на «К-22», хоть в целом ее экипаж был подготовлен неплохо, подметил немало пробелов в выучке отдельных специалистов. Да и некоторые другие примеры свидетельствовали о том же. Так, скажем, в эти же январские дни вернулась из похода, не выполнив боевую задачу, «М-173» капитан-лейтенанта И. А. Кунца. А ведь имелась у экипажа отличная возможность открыть наконец после ряда неудачных походов свой боевой счет. Находясь в удобной позиции, на «М-173» обнаружили подводную лодку противника. Однако вместо успешной атаки вышел казус. Из-за плохой обученности вахтенной службы вместо приготовления торпедных аппаратов чуть было не произвели… срочное погружение. Это едва не привело к гибели командира корабля, остававшегося на мостике. Хорошо, что инженер-механик в последний момент, заподозрив неладное, задержал лодку на глубине четыре метра.
Я, честно признаюсь, с симпатией относился к Кунцу, атому, в общем-то, обаятельному и приятному в общении молодому командиру. Но недаром же говорят: «Нет такой должности — хороший парень». После случившегося пришлось поставить вопрос об отстранении капитан-лейтенанта Кунца от командования «малюткой». Нельзя же, в самом деле, так запускать подготовку своих подчиненных.
Конечно, это был исключительный случай. Большинство командиров все же готовили свои экипажи к походам добросовестно и уж для отработки такого вопроса, как организация выхода в торпедную атаку, время непременно находили. Однако по-настоящему планомерной боевой учебы, в полной мере отвечающей потребностям военного времени, в бригаде налажено не было. И хотя еще в августе 1941 года мы получили приказ наркома ВМФ об особенностях организации боевой подготовки в новых условиях, оперативной перестройки тут у нас не произошло. На то имелись, правда, и объективные причины: очень много сил приходилось бросать на подготовку техники и оружия, на ремонтные работы. В первые военные месяцы вся жизнь экипажей, по сути, шла по одному неизменному кругу: вернулись с моря, устранили боевые повреждения, работая зачастую по 15–16 часов в сутки, — и снова в поход…
Но вот теперь становились видны издержки такого подхода, становился все более очевидным наш просчет. Без мастерства высшей пробы, без навыков, отработан-ных до автоматизма, победы в бою не добьешься. Бой, конечно, школа хорошая, самая строгая и взыскательная школа для военного человека. Да только дорогой ценой приходится платить за ту науку, которую получаешь уже в бою.
В общем, почувствовали мы, что пора сдвигать дело с мертвой точки, пора начинать требовать с командиров, как бы ни были они сами & их экипажи загружены ремонтными работами, проведения регулярных занятий и тренировок, отработки учебных задач и групповых упражнений. Этот вопрос был глубоко обсужден в штабе. Высказывалось немало ценных предложений. Говорилось, к примеру, о необходимости пересмотра курсов и программ боевой подготовки. В самом деле, старые, довоенного образца, нас и в мирное-то время не во всем устраивали. А что говорить теперь? Значит, надо было думать, искать, вносить необходимые поправки с учетом накопленного боевого опыта, тех задач, которые ставила перед нами военная обстановка.
Одно из первых тактических учений, которое мы вскоре провели, отражало именно такой подход, носило характер, так сказать, опытного учения. Проводилось оно ночью на прибрежном плесе — относительно безопасном месте, которое еще в довоенное время использовалось в качестве полигона. Теперь, конечно, пришлось его дооборудовать, обеспечить прикрытием от самолетов противника, выставить дозор из противолодочных кораблей.
Участвовало в учении несколько подводных лодок и плавбаза «Умба». А целью его была проверка эффективности поиска кораблей противника ночью из подводного положения с помощью шумопеленгатора. Такой вопрос выбрали не случайно. Его поставила сама жизнь.
В одном из походов командир «М-176» капитан-лейтенант И. Л. Бондаревич — большой любитель технических новшеств, сторонник их активного использования — целиком построил поиск целей именно на таком методе. И ночью, и днем «малютка» большую часть времени находилась под водой. Акустик старшина 2-й статьи А. Т. Адамюк прослушивал глубины, а Бондаревич принимал решения по его докладам. За время пребывания в полосе боевого патрулирования Адамюк шесть раз докладывал командиру о том, что слышит шум винтов кораблей. Шесть раз лодка выходила в атаку, и каждый раз при сближении обнаруживались мелкие шхуны или мотоботы, торпедировать которые не имело никакого смысла, Так и вернулась «малютка» в базу ни с чем.
На разборе этого похода разгорелась довольно жаркая дискуссия. Одни командиры считали действия Бондаревича правильными, другие же считали, что так лучше действовать в дневное время, а ночью надежнее искать противника в надводном положении. Для того чтобы прийти к однозначному выводу, и решено было провести учение.
Штабом бригады был составлен подробный план. На плес вышли в основном те лодки, на которых имелась самая лучшая на тот момент гидроакустика. Привлекли всех лучших «слухачей» глубин. Каждая лодка несколько раз выходила в учебную атаку по плавбазе «Умба». В конце концов было совершенно определенно установлено, что Бондаревич несколько поторопился, начав использовать гидроакустику в ночное время. Днем, когда необходимо было обеспечить скрытность действий, конечно, имело смысл прослушивать глубины из подводного положения. Ночью же целесообразнее было попытаться обнаружить врага визуально: слишком несовершенными были еще наши шумопеленгаторы. Даже лучшие гидроакустики обнаруживали цели на весьма малых дальностях, и в ночных условиях для лодки, выходящей в атаку, больше было риска попасть под таран вражеского корабля, чем шансов на успех.
Так или иначе, а проведенное опытное учение принесло пользу. Хотя бы тем, что по итогам его штаб выработал конкретные рекомендации командирам по использованию гидроакустических средств. Такие учения, так сказать, на злобу дня стали проводиться регулярно.
Больше мы теперь уделяли внимания и совершенствованию тактического мастерства командиров кораблей, выработке у них снайперских качеств. В одном из кабинетов установили для их тренировок новый тренажер, на котором можно было отрабатывать выход в торпедную атаку. Когда-то, еще в 1936 году, во время учебы в Военно-морской академии я разрабатывал его в порядке курсовой работы. Теперь пригодились старые идеи. Выбрав час-другой, набросал чертежи. Специалисты береговой базы изготовили необходимые детали. И вот тренажер — в действии! Хотя сделан он был довольно кустарно (приходилось на время тренировки, скажем, сажать возле прибора кого-то из краснофлотцев, чтобы он вручную передвигал макет корабля, по которому ведется «стрельба»), тем не менее появилась возможность довольно наглядно проигрывать различные варианты торпедных атак.
Не оставались в стороне от боевой учебы и военкомы лодок. Для них проводились специальные занятия по штурманскому делу, по минно-торпедному, артиллерийскому… Военкомы занимались с увлечением. Многие из них не имели глубоких тактических и специальных знаний, а военкому они тоже требовались: он ведь всегда рядом с командиром, так же отвечает за боевые дела и конечно же должен разбираться в тонкостях любой задачи. Со временем многие военкомы добились немалых успехов в освоении подводного дела. Некоторые могли, если того требовала обстановка, и в атаку торпедную выйти не хуже командира. Кстати говоря, судьба иных военкомов сложилась в дальнейшем так, что пришлось им на деле занять командирское место. Так, батальонный комиссар С. А. Лысов, военком, а затем замполит «К-21», войну закончил командиром лодки. После войны стал командиром лодки и Л. Н. Герасимов.
Пример командиров и военкомов играл помимо прочего важную мобилизующую роль. Ведь не все даже опытные подводники сразу поняли смысл усиления внимания к боевой подготовке. Конечно, условностей в ней не избежать. Но если в мирное время они воспринимаются как само собой разумеющееся, то теперь, когда уже не первый месяц шла суровая, жестокая битва, когда люди не раз смотрели в лицо смертельной опасности и знали, что впереди у них немало еще более тяжких испытаний, психологически трудно было настроиться на серьезное отношение к учебным поединкам. Что ж, приходилось разъяснять, убеждать, в том числе и личным примером. И в конце концов сомневающихся в необходимости плановой, напряженной боевой учебы в бригаде подплава не осталось.
