— Как же это, Марина Михайловна, все на фронт, а мы в тыл? — спросила Раскову самая бойкая из девушек, когда на остановке командир части вышла проведать своих подопечных. Каждый раз, когда Марина Раскова появлялась у вагонов, девушки выпрыгивали из теплушек, сбегались к ней со всех сторон, наперебой задавали вопросы и жадно разглядывали ее, все еще не в состоянии поверить, что эта героическая женщина существует в реальности и что теперь она их командир.
— Видели города и села, по которым мы проезжали? Видели, что с ними сделала фашистская авиация? Вот за это мы будем им мстить. И на нашу долю работы хватит, только сначала надо выучиться бить фашистов. Неученым нам грош цена!
— Но ведь сейчас решается судьба Москвы!
— В армии, товарищи, надо привыкнуть подчиняться приказам. А пока приказ: учиться!
— Опять «учиться», — проворчал кто-то из студенток.
Город Энгельс расположен напротив Саратова, на левом берегу Волги. Здесь, в соответствии с приказом командующего Военно-Воздушными Силами страны генерала А. А. Новикова, в самый короткий срок необходимо было сформировать три женских авиационных полка: 586-й истребительный, 587-й бомбардировочный и 588-й ночных бомбардировщиков.
Каждый день в казарме девушек появлялись новые лица. Прибывали летчицы Гражданского воздушного флота, инструкторы аэроклубов, студентки вузов и работницы с производства. В начале ноября приехала в Энгельс и автор этих строк. В аэроклуб под Сталинградом, где я готовила летчиков для армии, пришла наконец долгожданная телеграмма: «Чечневу откомандировать в распоряжение Расковой». Так я очутилась среди моих будущих боевых подруг, с которыми в долгие годы войны делила печали и радости.
Занятия начались на следующий день после прибытия эшелона. Утром во дворе летной школы выстроился весь личный состав части № 122 (так значилась объединенная авиачасть, то есть все будущие три полка). Долго подравнивали строй, неуклюже двигали большими непослушными сапогами. Когда строй успокоился, вперед вышла Раскова.
— С сегодняшнего дня мы начинаем заниматься. Предупреждаю: учиться будет трудно, — громко и внятно заговорила она. — Курс подготовки по летно-техническим специальностям в мирное время осваивают за три года, но мы должны пройти его за несколько месяцев. Работать придется целыми днями, не давая себе поблажек. Это необходимо, чтобы как можно скорее влиться в действующую армию. Я уверена, что этого желает каждая из вас, каждая комсомолка, решившая сражаться с проклятым врагом…
Потом весь личный состав распределили по четырем группам: летчицы, штурманы, техники и вооруженцы. В летную группу вошли летчицы из аэроклубов и ГВФ, в штурманскую — немногие женщины-штурманы, которые тогда у нас были в армии и в ГВФ, а также студентки вузов. Тех, кто имел техническое образование, определили в группы авиамехаников по вооружению, по приборам и по эксплуатации. К великой радости Жени, свыкшейся с мыслью, что станет «вооруженцем», ее фамилию назвали в числе будущих штурманов. Она радовалась и потому, что Марина Михайловна Раскова тоже была штурманом.
К этому времени все девушки были влюблены в своего легендарного командира, все знали ее биографию.
В детстве и юности Марина Раскова никогда не думала и не мечтала об авиации. Она родилась в семье потомственных певцов и музыкантов. Бабушка была профессиональной пианисткой, тетя — оперной певицей, отец — преподавателем пения. Не сразу находит она свое призвание. Сначала, в соответствии с семейными традициями, поступает в Московскую консерваторию, где учится по классу фортепиано. На втором курсе у нее обнаруживается голос, и она решает стать оперной певицей, с жаром разучивает одну за другой арии из опер, но не проходит и года, и желание петь меркнет. Теперь ее интересуют химия и биология — для пения не остается времени. Она покидает консерваторию и идет работать чертежницей в аэронавигационную лабораторию Военно-воздушной академии имени Жуковского. Здесь она попадает совсем в другую среду, оказывается среди смелых людей, которые больше всего ценят мужество и мастерство. В те годы в лаборатории работало немало прославленных штурманов и летчиков и в их числе — известный авиатор Александр Васильевич Беляков. Именно он первым обратил внимание на увлекающуюся, талантливую девушку, понял, что у нее храброе сердце, что она энергична и что чертежная работа очень скоро ей надоест. Однажды он предложил ей стать штурманом и посоветовал поступить на заочное отделение Ленинградского авиационного института. Так бывшая студентка консерватории, а ныне чертежница «заболевает» небом, находит свое истинное призвание. В совершенстве овладев штурманским делом в Научно-исследовательском институте гражданской авиации, Раскова одновременно проходит всю пилотскую программу в аэроклубе и в двадцать три года становится преподавателем академии имени Жуковского. Страсть к небу, полету, скорости стала главной страстью ее жизни, которой подчиняются все другие желания. Авиатор (летчик или штурман) должен быть ловким, смелым, и Раскова прыгает с парашютом, занимается гимнастикой, бегом, греблей на двухвесельной лодке и байдарке. С 1934 года она — непременный участник воздушных парадов над Красной площадью. К этому времени Марина Раскова становится высококвалифицированным штурманом. И не случайно, что именно Марина Раскова приняла участие в беспосадочном перелете Москва — Дальний Восток.
К этому перелету она готовится тщательно и долго, участвуя почти во всех сложных рекордных полетах предвоенных лет. Организуются скоростные гонки по маршруту Москва — Севастополь — Москва, и Марина Раскова, впервые в жизни проведя в воздухе шестнадцать часов, занимает в них шестое место. Вместе с Полиной Осипенко и Верой Ломако она участвует в героическом перелете из Севастополя в Архангельск на гидросамолете. В результате был установлен мировой рекорд, отважных женщин правительство наградило орденами Ленина. И наконец 24 сентября 1938 года… Утром диктор радио объявил: «Сегодня экипаж в составе трех летчиц В. С. Гризодубовой, П. Д. Осипенко и М. М. Расковой на самолете «Родина» начал беспосадочный перелет Москва — Дальний Восток»… Три летчицы 1938 года, как и нынешние космонавты, шли неизведанными путями. Они установили мировой рекорд дальности беспосадочного полета среди женщин и продемонстрировали высокие летные качества отечественного самолета.
Когда началась война, слушательнице академии имени Фрунзе Марине Расковой было двадцать девять лет. Друзья, родные уходили на фронт, а она оставалась в Москве — был приказ учиться. Случались налеты — спешила в штаб противовоздушной обороны, бежала на помощь, тушила пожары. Но ее энергичная натура требовала активного действия, тем более когда речь шла о защите Отечества. В дни тяжелых неудач нашей армии ей пришла в голову счастливая мысль — создать женскую авиачасть. На ее призыв откликнулись сотни девушек, и немаловажную роль в их решении сыграло то, что звала их именно Раскова, одна из членов экипажа самолета «Родина».
В биографии Расковой девушек-добровольцев привлекало и обнадеживало то, что она так же, как и они, пришла в авиацию не из аэроклуба и не в ранней юности. Не раскрывая своей тайны, почти каждая поставила целью быть, «как Раскова», во всем. Девушки стали ходить, «как Раскова», держать голову, как она, и даже причесываться «по-расковски» — гладко, с пучком на затылке. Правда, от такой прически пришлось отказаться. В первый же день пребывания в Энгельсе среди девушек разнесся слух, что их собираются остричь. Разговоров по этому поводу было много. Девушки возмущались, хотели жаловаться майору Расковой, но к вечеру стало известно, что «Приказание штаба особых полков от 25 октября 1941 года», в котором говорилось о стрижке, подписала сама Раскова. Приказ гласил:
«Всему личному составу приказываю: пройти стрижку волос.
Устанавливаю для всего личного состава сбора единую прическу: перед — на пол-уха и под польку — затылок.
Ношение других видов причесок только с моего персонального в каждом отдельном случае разрешения».
В условиях военного времени такая мера была необходима. Поворчали, повздыхали, но остриглись. В брюках, в сапогах, теперь еще и остриженные, они внешне совсем перестали походить на девушек.
На следующий день после стрижки Женя, войдя в столовую, услышала за спиной голос одной из университетских подруг:
— Смотрите-ка, девчата, какой хорошенький паренек стоит у колонны.
У колонны стояла Женя, Она, смеясь, обернулась и подруга растерянно всплеснула руками:
— Ой, да ведь это Женя Руднева!
На несколько дней к Жене прилипла кличка «хорошенький паренек».
Вставали в половине шестого утра, и еще до завтрака начинались занятия. Штурманы один час выстукивали морзянку на радиотелеграфном ключе. Потом вместе с летчиками выполняли упражнения на счетной линейке, изучали полеты по карте. Уже при свете дня шли завтракать, а затем снова в классы: десять часов лекций и семинаров ежедневно. При официальном десятичасовом рабочем дне учиться приходилось по шестнадцать часов в сутки. Топая сапогами, строй входил в столовую на обед, и тут же, в ожидании, пока дежурные принесут первое, девушки доставали учебники, конспекты, разбирали задачи, так что застольные разговоры тоже велись на учебные темы. После отбоя будущие штурманы до поздней ночи засиживались в штурманской комнате, прокладывали маршруты по карте. Предстояло постигнуть основы аэронавигации, научиться распознавать местность, ориентироваться в самой темной темноте. С первых дней учебы командиры и преподаватели все делали для того, чтобы будущие авиаторы осознали: от их умения будет зависеть не только выполнение боевых заданий, но подчас и их собственная жизнь. «За пробелы в знаниях на войне расплачиваются жизнью», — повторяли инструкторы. Для девушек это стало аксиомой. Верная правилу доискиваться до сути дела, Женя не стеснялась забрасывать преподавателей вопросами.
