Пять против четырех.
Четыре красных, пять белых: силы выравниваются.
— Нажми, ребята, нажми!
Красные перешли в наступление, резко, сразу.
Дрогнули паны, не выдержали.
— За ними!
— Ага, утекают!
Вслед полякам зенитка посылает снаряды.
Удрали…
Быстро на мотоциклы — туда, где командир! Самолет поврежден, но из строя не выбыл.
Командир ранен.
Поляки потеряли два самолета.
— Небось, подумают теперь, как налеты делать. Двух недочет.
3
— Товарищи, штаб дивизии срочно требует сведений. Поляки что-то готовят. Вы знаете, что самолетов у нас мало: вчера подгробили разведчика. Можно выделить один разведывательный и в помощь ему только один истребитель. Задача ответственная — глубокая разведка.
— Товарищ командир, что там говорить: надо — летим. И баста.
— Постой, Хватов, не будь горячим, — надо обсудить.
Решили: рано утром летит Хватов и с ним истребитель, — конвоиром.
— Трудная задача, товарищи. Жаль, что я сам не могу лететь, поляки покрошили малость. Будьте осторожны.
— За кого вы нас принимаете?
— Успокойся, за красных летунов только.
— То-то.
— Ну, все ясно?
— Ясно, как апельсин.
— Значит, спать пора.
Наутро оказалось, что истребитель в самый последний момент зашалил: мотор отказался работать.
Что делать: отказаться от разведки или лететь без охраны глубоко в тыл одному самолету?
А из штаба: «Высылайте на разведку… По сведениям, поляки готовят наступление… Немедленно!»
— Товарищ командир, я полечу один.
— Без толку. Что ты один сделаешь? Сразу поляки тебя собьют. Да и погода «летняя» (т.-е. для полетов мало пригодная).
— Вот и хорошо. Паны не осмелятся в такую погоду вылететь.
Задумался командир.
Из штаба трезвонят:
«Выслали уже?.. Нет? Высылайте немедленно».
— Лети. Только в случае чего — назад, сразу назад.
— Есть, товарищ командир!
На поле ветер, низкие тучи, моросит дождь.
— В такую погоду только на печке лежать, а не летать. Куда летишь? Пропадешь ни за грош! — ворчит моторист.
— Не бубни! Вернусь, вернусь… Лезь, Остроглазов!
Скорей туда, где поляки затаились!
Не успели подняться, как хлынул дождь.
Выше!
Через тучи к солнцу пробрался самолет. Земли не видно, летят по компасу.
— Миша, пора ниже, далеко забрались[4].
— Есть такое дело.
Через тучи вниз.
На земле под самолетом какие-то особые полоски, которыми она вся изрезана в разных направлениях, — окопы.
— Ишь, дьяволы, сколько новых понаделали! Только и штаб о них знать будет. — Нажим спуска фотографического аппарата, еще и еще.
Снимки сделаны.
— Ну, Миша, в штабе будут довольны.
По этим снимкам будет сделан план окопов, батарей; по плану можно заключить, где слабые стороны противника.
Работа началась. Самолет летит дальше.
Тонкие блестящие червяки — самолет над железной дорогой. Пока пусто на ней, не видно вагонов, но дальше будут они, и по их количеству Остроглазов заключит, что делает неприятель. Много вагонов, большое движение — неприятель готовит наступление. А, зная намерения неприятеля, можно их предупредить.
Внизу станция. Много составов стоит на железнодорожных путях. Несколько дымков вьется над вагонами — стоят под парами паровозы. Жизнь на станции кипит.
Внимание Остроглазова привлекает стоящий отдельно в стороне маленький составчик. Какой-то особенный: паровоз посредине.
— Миша, броневой, кажись!
Хватов снижается. Теперь сомнений нет — броневой поезд поляков.
— А ну-ка, Миша, давай попотчуем друзей. Давай ниже, лети над броневиком!
— Есть! Кидай лучше только.
— Готово.
Освобожденная от предохранителя бомба летит за борт самолета. Проходит несколько долгих для летчиков секунд. Самолет поворачивает.
Разорвется?
Вдруг огромный столб черного дыма; жадными глазами за борт — что-то она там, внизу, на земле натворила?
— Неудача, Миша! Даешь на броневой!
— Есть!
Снова самолет над броневым поездом, снова летит бомба за борт. Еще и еще.
— Ага, наконец-то. Вперед, Миша, — дело сделано!
— Молодец! Держим путь дальше.
Внизу остался догорать разрушенный броневик, вагоны. Путь исковеркан — работы хватит надолго…
4
Далеко уже забрался наш самолет в тыл неприятеля. Удачная бомбардировка подняла настроение. Весело было лететь с сознанием того, что неприятелю нанесен такой ущерб. Внизу все спокойно как будто — больших передвижений не видно.
— А не пора ли домой? А? — спрашивает Хватов.
— Пролетим еще немного вперед. Что-то уж больно спокойно. Не верится мне. Ведь в штабе не напрасно же говорили. Заглянем поглубже в тыл.
— Ну, ладно! Кроем!
Между тем опять облака — густой сыроватый туман.
— Бери высоту.
— Опасно. Компас что-то врет. Заплутаемся. В баках у нас ведь кот наплакал. Уж полтора часа полета.
— Еще полчаса — и назад. Сейчас ветер в лоб, — обратно скорей доберемся.
Опять просветы — видна земля, то-и-дело на мгновение показывающаяся под самолетом.
Ниже.
— Мишка, смотри: паны наступление надумали. — Опытный глаз Остроглазова видит в этих черных массах, появившихся вдруг на земле на шоссе, полки пехоты, кавалерии, батареи.
Работает фото, не отстает и карандаш.
— Айда обратно!
— Есть!
Поворот — и самолет летит обратно.
Теперь только бы не нарваться на самолеты противника или зенитку. А тут еще погода разгуливается, того и гляди — паны вынырнут.
— Нажимай, Миша, нажимай!
— Жму, друг.
Полный газ. Ведь нужно важное известие принести во-время — иначе плохо.
— Мишка, шрапнель! Паны кроют. Держись!
Зенитная батарея противника берет в «оборот» красный самолет. Но тщетно.
Привычный к таким приключениям Хватов легко уходит из обстрела.
Но тут оправдалась старая пословица: «Одна беда не бывает, а пришла беда — растворяй ворота». Не успели уйти от выстрелов, мотор начал капризничать, давать пробои.
— Миша, в чем дело? Бензин весь?
— Нет, бензин-то есть. Мотор дурит.
Перебои чаще. Вот-вот станет мотор.
Красным летунам не по себе: не то что струхнули, а жаль того, что результаты разведки не приведут ни к чему, — самолет сядет на занятой неприятелем местности, и им, пожалуй, в лапы панов придется попасть. Перспектива не из приятных.
Тах-тах… — мотор стал.
Медленно, большими кругами спускается самолет, коснулся колесами земли, стоит…
5
Не теряя времени, выскакивают летчики из самолета. Самолет остановился около опушки леса. Впереди поле.
Быстро, но без испуганной суетливости докопался Хватов до причины остановки мотора.
— Ерунда! Десять минут — и все будет готово.
— Что там?
— Провода от магнето…
— Мишка! Что это? Поляки…
— Где?
— Вон — по полю, вдали поля скачет толпа всадников.
— Живо, развертывай самолет!
— Есть.
— Слушай, — говорит Остроглазов, — все равно вдвоем не утечь. Я останусь. Живо за работу. Я задержу поляков.
— Постой, я не…
— Некогда тут. Скорее. Бумаги в самолете. Прощай!
И он твердо пошел навстречу врагу.
Остроглазов хорошо знал польский язык; к тому же рабочий костюм летчика везде одинаков, и он надеялся задержать врага на несколько минут, чтобы дать возможность удрать Хватову.
«Звезды красные… звезды… Что скажут?..»
Всадники почти рядом.
— Руби его! — кричит офицер. — Попались, большевистские собаки!
— Стойте! Вы за свои слова ответите! Какой я большевик? Я тоже польский офицер, — начинает врать Остроглазов.
— Польский офицер! Ха-ха-ха! Поляк — вы? А красные звезды, пся крев, на аэроплане для чего?
— Хватай его! Врет он!
Остроглазов призывает на помощь все свое хладнокровие и спокойно говорит:
— Успеете. Что же вы думаете, мы, поляки, не умеем надувать, что ли, москалей! Ха-ха-ха, пане капитан! Подумайте только, какую штуку мы выкинули: взяли перекрасили аэроплан, чтобы лучше разглядеть, что красные лойдаки делают.
Капитан смущен: верить или нет?
Время идет.
— Держись, пан летчик! Ведьма в зубы, если не так! Ваши документы?
Медленными движениями Остроглазов расстегивает куртку — старается время выиграть.
Ждет капитан, ждут солдаты.
— Неужели поверили?.. Как Хватов?.. — быстро мысли у Остроглазова скачут.
— Живей, пошевеливайтесь!
В это время загудел мотор, самолет ринулся с места и взмыл в воздух.
— Держи, держи! Головы снесу, если не поймаете. Стреляйте, пся крев!
