взвода… Все, выходите, Шубин, у нас нет времени!
Небо в этот день было точно не в алмазах. Но обрушилось невиданное спокойствие. Все, что происходит, имеет затаенный смысл. Значит, так надо. Прошла головная боль, в ногах появилась упругость.
Арестанта стерегли три автоматчика. Один остался на крыльце, другие проследовали вместе с ним к грузовой машине. «Значит, расстреливают не в подвале», – шевельнулась мысль. И правильно, незачем плодить запахи и мертвые души. Шубин самостоятельно забрался в кузов и сел у переднего борта. Солдаты расположились напротив, держа автоматы наготове. Руки связывать не стали, да и не было нужды – куда бежать? Латкис устроился на пассажирском сиденье. Машина дернулась, покатила на дорогу.
День был необычно ясный, солнце стояло в зените. Значит, он провел в кутузке весь день и еще ночь. Канонада отступила, но слабым фоном напоминала о себе. В поселке бурлила жизнь, бегали солдаты, покрикивали командиры. Водитель объехал воронку от снаряда. Неподалеку валялся покореженный «газик», чернела кровь – видимо, здесь и погиб майор Малахов.
Машина свернула с основной дороги, миновала переулок и вырвалась в поле. Метров через двести снова съехала с дороги, подалась к симпатичному березнячку. Глеб старался ни о чем не думать и наслаждался погожим днем. Наконец «полуторка» вздрогнула и остановилась.
– К машине! – скомандовал Латкис, спрыгивая с подножки.
Автоматчики действовали осторожно, сначала сами слезли, затем под дулами автоматов спустился арестант. Лейтенанта подтолкнули к длинной рукотворной канаве, тянущейся вдоль околка. Здесь и приводились в исполнение приговоры военного трибунала. Тела слегка присыпали землей, чтобы не пахли, на дне канавы торчали несколько бугорков.
– Давайте без формальностей, Шубин? – предложил Латкис. – Все свои, все понятно, кто ты такой и к чему приговорен. Встань на край.
– Даже покурить не дадите? – усмехнулся Глеб.
Он вяло удивлялся, откуда у него это невиданное спокойствие. Знать, пора. Он многих пережил – надо и честь знать. Пусть другие теперь живут и приближают победу.
– А без этого никак? – хмыкнул Латкис. – Ладно, – махнул он рукой, – заодно и сами покурим. Михеев, выдай человеку папиросу. Да смотри, чтобы он автомат у тебя не вырвал! А то парень горячий, в голове много дури…
Михеев швырнул лейтенанту пачку и зажигалку. Глеб жадно затянулся – даже не верилось, что в последний раз. Покосился на бугорки в канаве, присыпанные землей, затем – на курящего следователя. Капитан госбезопасности с прищуром наблюдал за ним, вел себя сдержанно, не глумился. Ему-то с чего? Человек выполнял свою работу. Автоматчики позволения курить не получали, стояли в сторонке, стволы не опускали. Публика была дрессированная – безликая, равнодушная, привыкшая изо дня в день выполнять одно и то же. Смотреть на них совершенно не хотелось. Шубин отвернулся и устремил меланхоличный взгляд в поля.
Трава уже подрастала. Робко зеленели березы в перелеске. В ясном небе носились шустрые стрижи. Выше этих пичуг, словно самолет-разведчик, плавно барражировал коршун.
Со стороны дальнего осинника по проселочной дороге ехала черная «эмка», за ней – грузовичок-пикап ГАЗ-4, набитый красноармейцами. Колонна медленно приближалась. Водитель «эмки» старательно объезжал колдобины. Машины практически поравнялись с людьми в поле.
Кончилась папироса, а курить мундштук желания не было. Шубин с сожалением выбросил окурок и расправил плечи. Не так он представлял свою смерть, не для этого воевал с первого дня!
Головная машина колонны притормозила. Возможно, водитель просто берег двигатель.
– Ладно, хватит, – изрек Латкис. – Перед смертью не надышишься. Готовы, лейтенант?
«Всегда готов», – чуть не вырвалось изо рта. Латкис смотрел удивленно – нечасто в подобной ситуации люди прячут улыбки.
– Огонь! – крикнул он и отвернулся.
Автоматчики подняли ППШ, передернули затворы. Это было странно, словно и не с ним…
Вдруг со стороны дороги прогудел автомобильный клаксон. Стволы дрогнули, солдаты завертели головами. Досадливо поморщился следователь. Один из солдат снова вскинул автомат, но звуковой сигнал повторился, и он не решился выстрелить. В животе было пусто, как в кастрюле, Глеб перевел дыхание. «Заминка, товарищи? Ничего, это ненадолго…» Пикап с солдатами тоже остановился, автоматчики равнодушно смотрели на происходящее. Из «эмки» вышли двое в форме комсостава, стали всматриваться. Тот, который был пониже ростом, сошел с дороги и двинулся через поле. Он шел размашисто, но не бежал. Невысокий, русоволосый, с дряблым, осунувшимся лицом, две «шпалы» в петлице говорят о звании майора. Следователь Латкис сделал знак повременить с расстрелом и двинулся майору навстречу. Военные обменялись парой фраз.
– А ну, прекратить это безобразие! – потребовал майор. – Это что за самоуправство?!
– Товарищ майор, мы выполняем свою работу! – раздраженно отбивался Латкис. – У меня есть постановление трибунала, это законная процедура, вы не имеете права вмешиваться в работу специальных органов! И не имеет значения, кто вы, будь вы хоть сам командарм!
Через поле шагал второй военный – сравнительно высокий, жилистый, темноволосый. Под носом топорщилась щеточка усов.
– А ну, отставить! – гаркнул он хриплым голосом.
Следователь чуть не поперхнулся, вытянул руки по швам. В петлицах рослого мужчины отливали золотом три пятиконечные звезды. Солдаты расстрельной команды спешно повесили автоматы на плечо и тоже встали по стойке «смирно». Даже Шубин удивился: с чего бы вдруг такое? Он отошел от ямы и замер. Новоприбывший исподлобья обозрел участников «судебной» драмы. У него были коротко стриженные волосы с проблесками седины, высокий лоб изрыт морщинами. Он медленно подошел к приговоренному. Шубин машинально расправил плечи и вытянул руки по строчке штанов.
– Лейтенант Шубин? – уточнил мужчина.
– Так точно, товарищ… – Слова пошли в другое горло, Глеб закашлялся.
В то, что на войне случаются чудеса, он охотно верил и даже пару раз сам был тому свидетелем. Но все равно трудно было поверить в происходящее. Еще бы сам Господь Бог с небес спустился и вкрадчиво спросил: «Вы тот самый лейтенант Шубин?»
– Очень хорошо, – кивнул военный. Он повернулся к Латкису, на которого теперь было жалко смотреть, и смерил его прохладным взглядом с ног до головы. – Приговор отменяется, товарищ капитан государственной безопасности, – процедил мужчина. – Мы разберемся, почему наших лучших бойцов вместо поощрения выводят на расстрел. Вы вообще понимаете, капитан, что вы творите?
– Прошу прощения, товарищ генерал-лейтенант, – выдавил Латкис, – но мы всего лишь выполняем свои обязанности, действуем на основании судебного постановления…
– Ваши судебные постановления известны, – перебил генерал. – Вам бы только привлечь человека к ответственности. А виновный он или нет, пусть боженька на том свете разбирается. Забирайте своих людей и уезжайте! Лейтенант Шубин остается со мной! Соответствующую бумагу получите позднее. И благодарите судьбу, что мы успели раньше, чем ваши архаровцы открыли огонь!
Следователь хотел возразить,
