После приземления «Дорнье» укатился километра на полтора за пределы взлетно-посадочной полосы, где и остался стоять с большим креном влево. Итак, наши отважные маленькие «Яки» повергли немецкого Голиафа, который позже попал в руки нашим в качестве трофея. Тем временем наши штурмовики накрыли Гумрак ракетами и зажгли два «Ю-52». Вся наша группа благополучно вернулась на свой аэродром, удачно совершив уже почти ночную посадку. Мы с Лобком ковыряли пальцем пулевые пробоины в фюзеляже и на плоскостях своих самолетов. Досталось и штурмовикам.
Но не все же воевать. Должен же я был заняться и политической работой. Первое января 1943-го года нашему полку было приказано выделить два «ЯК-1», чтобы разбросать наши агитационно-пропагандистские листовки над позициями окруженных в Сталинграде немцев. Это, очевидно бесполезное дело, вызвало целый каскад шуток и подколок. Уж если мы полтора месяца без конца бьем немцев из всех видов оружия, и они не сдаются, то уж, наверное, листовки склонят их к этому. И, тем не менее, мы с Тимофеем Лобком взлетели парой и, пройдя над Сталинградом с севера на юг, брали пачки листовок, в каждой до 500 штук, уложенных у ног летчика, и выбрасывали их за борт самолета, учитывая силу и направление ветра. Немцы по нам не стреляли: берегли патроны, а на наши листовки, призывавшие солдат и офицеров противника прекратить бессмысленное кровопролитие и сдаться в плен, после чего наше командование сохранит им жизнь, предоставит право ношение формы и холодного оружия, просто не реагировали. Во всяком случае, они отнюдь не повалили к нам сдаваться колоннами, как предсказывали, шутя, летчики после нашего приземления. Дело в том, что их сопротивление как раз, отнюдь не было бессмысленным, они держали вокруг себя, сковывая, огромные силы. Окажись они свободными, мы бы уже вышли к Азовскому морю и отсекли кубанскую и кавказскую группировки германской армии.
Веди себя так наши окруженные войска в 1941 и начале 1942-го годов, дело могло бы повернуться совсем иначе. Но, конечно, нужно учесть, что в 1941-ом в плен попадали наши еще не обстрелянные войска, а под Сталинградом мы поймали в ловушку бывалых фронтовиков. Так что большевистский опыт разбрасывания прокламаций, имел успех в одном только случае: к летчику Камбалову, который занимался этим политически важным делом, незаметно подстроился сзади «Мессер» и, думаю, сбил бы Камбалова, не швырни тот в это время пачку листовок, которые как новогодние конфетти, окутали «Мессершмитт». Перепуганный немец — пилот сделал стремительную свечу и скрылся в неизвестном направлении. Через несколько дней Камбалов погиб, не вернувшись с фотографирования немецких позиций в Сталинграде.
А в ответ на листовки, немцы, базировавшиеся на аэродроме в Воропоново, дали нам сильный воздушный бой третьего января 1943-го года. С каждой стороны участвовало по восемь самолетов и по одному не вернулось с боевого задания. Здесь начинается достаточно паршивая история, связанная с молодым летчиком Олегом Бубенковым, когда, как бывает в жизни, один неверно сделанный шаг будто обрушивает целую гору плохих случайностей, трагедий и неприятностей. Поначалу Бубенков пропал. Мы уже было жалели этого низенького толстенького паренька с серыми глазами, но потом нашли его «ЯК-1», лежащий на животе с убранными шасси, недалеко от Абгонерово на нашей территории. Повреждения самолета были незначительные — несколько пулевых отверстий. Вскоре на аэродром явился и сам младший лейтенант Бубенков, сообщавший, что его «Як-1» сбил «Мессер», и он совершил вынужденную посадку в поле. Старший инженер полка майор А. И. Новиков организовал эвакгруппу для транспортировки сбитого самолета на наш аэродром — через Волгу в Ахтубу. Мы подобрали прекрасную группу, все коммунисты и комсомольцы, проверенные в боевых делах техники и механики, наши ребята — товарищи. И очень грустно, что именно с них начался страшный счет воинов нашей армии, потерянных при разных отравлениях, связанных с употреблением вовнутрь всего, пахнущего спиртом, а таких жидкостей особенно много использовалось в танковых войсках для амортизационных стоек машин. Эта жидкость — этиленгликоль розового цвета, пахнущая спиртом и действительно делавшаяся на этиловом спирте, как мух на мед, тянула всех армейских пьяниц и, к сожалению, с ними за компанию, множество порядочных людей, просто хотевших хоть на пару часов забыться от тягот войны. Должен сказать, что более мучительную смерть трудно придумать. Этиловый спирт буквально уничтожает внутренности, кровь в венах сворачивается, и никакие солевые капельницы не помогают. Так погибли все наши пятеро ребят, поехавшие за самолетом Бубенкова. Я бы на месте командования по праздникам давал всем по литру водки, лишь бы не глотали всякую дрянь, ведь наши ребята отмечали Новогодние праздники. В немецкой армии подобного почти не было, там, особенно в зимнее время, спиртного было, хоть залейся, но каждый пил в меру своего разумения. Наших ребят похоронили там же в братской могиле и, искренне поскорбив по этой действительно тяжкой утрате, жаль было людей, да и люди эти, уже провоевавшие полтора года, были на вес золота, они держали в руках жизни нас — летчиков, послали другую эвакгруппу.
Когда она притащила на трехтонке разобранный самолет Бубенкова, начались новые неприятные сюрпризы. Опытному летчику сразу было видно, что продырявил самолет отнюдь не немецкий истребитель, а сам Бубенков из пистолета. Самолет имел три далеко отстоящих одна от другой пробоины, сделанные из пистолета «ТТ»: первая в моторе, вторая в кабине летчика и третья в руле поворота. Сразу была создана комиссия по расследованию причин вынужденной посадки. Во-первых, извлекли пулю от нашего «ТТ», которая застряла в моторе. Потом пошли эмпирическим путем: посадили Бубенкова в кабину его самолета и пропустили проволоку сквозь пулевые отверстия. Сразу стало ясно, что сиди летчик в кабине во время попадания пули, то она пробила бы его живот насквозь. Бубенков долго оправдывался, но потом принялся просить извинения за свой поступок и горько заплакал.
Состоялось заседание военного трибунала, который осудил младшего лейтенанта Бубенкова на десять лет тюрьмы. Но, учитывая его молодость, парню было всего 20 лет, и незакаленный в боях характер, полк взял его на поруки, и Бубенков остался в строю при условии, что вина будет ему списана после того, как собьет три самолета противника. Уж не знаю, оказали ли мы ему услугу. Ведь Викторов худо, бедно, а остался жив, а Бубенкова ждала другая судьба. Сначала он горячо взялся за дело и уже через две недели сбил «Лаптежника» неподалеку от Котельниково. А в воздушном бою между Ростовом и Таганрогом, уже в конце марта 1943-го года, поджег «Хенкель-111», и сам был сбит ответным огнем стрелка из задней кабины. И наш самолет, и немецкий упали неподалеку друг от друга. Мы выехали на место, разыскали его останки и похоронили во дворе ростовской средней школы № 40 Нахичеванского района. Честно говоря, думали, что наших погибших героев будут чтить вечно, но как выясняется, ничего вечного не существует.
Как раз в это время наш особист Филатов чуть было не посадил в тюрьму комэска Зажаева, но нам удалось спасти его, переведя с партийным выговором в шестую воздушную армию, воюющую на Кубани. В середине января 1943-го года кольцо, в котором оказались немецкие войска под Сталинградом, неуклонно сжималось. Немцы потеряли веру в Гитлера, который поклялся их спасти и предложил им понадеяться на себя, как на каменную стену. Дистрофия стала обычным явлением среди немцев, но они упорно держались в своих обледеневших окопах и среди городских развалин. Теперь вопрос их сопротивления был вопросом доставки продовольствия и боеприпасов. Тем временем внешнее кольцо окружения отодвигалось все дальше. Наши вторая гвардейская и 51-я армии, усиленные конными и танковыми корпусами, освободили железнодорожную станцию Жутово, с которой у меня было связано столько самых разных воспоминаний, и развивали успех через Котельниково дальше на запад. Именно в эти дни мы провели полковые партийное и комсомольское собрания с повесткой дня «Задачи коммунистов и комсомольцев полка по освобождению советского народа от немецких оккупантов». Я выступил с докладом. Фронт всюду пришел в движение — от Сталинграда до хребтов Кавказа. Всюду наши гнали немцев. Начал шагать на запад и наш полк. Хотя первый шаг был весьма скромным: мы перелетели на полевой аэродром возле деревни Плодовитое, что у озера Цаца. Это было 11 января 1943-го года. Плодовитое было небольшим селом — дворов на 80, в большинстве своем разбитых и разоренных войной. Жители ушли искать крова в другие места. До освобождения деревню занимали румыны, оставив нам в наследство на полах домов грязную солому, полную вшей. Поначалу мы не разобрались в потемках и, смертельно усталые с дороги, легли на эту солому. Но неизменный спутник солдата во всех войнах был, тут как тут. Вши забегали по шее и лицу, пробираясь под рубашку. Судьба будто снова совершала свой круг, ведь именно где-то в этих местах, под Царицыным, судя по всему, укусила тифозная вошь моего отца Пантелея. Я сразу поднялся, зажег «катюшу», и принялся воевать с самым главным врагом революции, как называли вошь в Гражданскую, казня контрреволюционеров без суда и следствия — только треск стоял. Скоро вокруг этой гильзы снаряда, полной керосина, из которой торчал фитиль-коптилка «катюши», собрались все постояльцы этого дома и давили «внутреннего врага». Однако, удивительное дело, к войне со вшами наша медицинская служба оказалась готова, редкий случай, когда опыт предыдущих войн не пропал даром. Из железной бочки мы сделали дезинфекционную камеру, пустили в ход горячие утюги. Словом, немало всякой заразы, вшей, венерических заболеваний притащили на нашу землю завоеватели, заражая всю окружающую местность. Особенно этим отличались румыны. Но нам, мужчинам, было легче справляться с проклятыми насекомыми. А каково было нашим полковым девушкам — верным помощницам, выполнявшим так много важной и нужной работы. Если вошь забиралась в их длинные волосы, то избавиться от нее было не так просто. Хочу назвать некоторых из этих девчат, которые несли всю тяжесть фронтовой судьбы вместе с нами. Стрелки по вооружению: Сорокина Белла /Круглова/, Манохина Шура /Ананьева/, Максимочкина Вера, Гладких Надя, Краснощекова Валя, Вельская Мария, Орлова В., Свиридова Шура. Переукладчицы парашютов: Крючкова Таня, Санникова 3., Камелева П. По-женски дотошные и аккуратные, девчата так готовили наши пушки и пулеметы, укладывали парашюты и боеприпасы в патронные ящики, что каких-либо отказов или неувязок у нас почти не было. Все мы, летчики, им очень благодарны, они спасли жизнь не одного пилота. Но были и проблемы. Я уже не говорю о сложностях выполнения элементарных требований гигиены во фронтовых условиях. Главной проблемой было другое. Девушки имели тенденцию к беременности. Уж не знаю, то ли молодость брала свое, то ли девушки просто не могли отказать уважаемым и доблестным защитникам Отечества, тем более, что вновь образованные пары сразу же объявляли себя мужем и женой, но убыль личного состава девушек в тыл по причине беременности была весьма велика. Так уехала Белла Сорокина, вышедшая замуж за механика, и Таня Крючкова, вышедшая замуж за техника. Эти потери были для нас весьма ощутимы, пополнения поступало все меньше, да и попробуй, обучи, скажем хорошую парашютоукладчицу, такую как Зоя Санникова, которую Соин объявил своей женой, и с которой жил до смерти. Для этого дела нужен талант.
