Я пытался присматривать за полковым демографическим процессом, что входило в мои обязанности. Уговаривал молодых людей подождать до конца войны, не спешить налаживать уж очень тесные контакты. Завершающим фиаско моих усилий стала политинформация, которую я проводил вечером после ужина в общежитии девушек еще в Верхней Ахтубе. Ко времени, когда я появился в женском общежитии, утомленные девушки уже частично улеглись отдыхать. Тем не менее, я, будучи старательным комиссаром-замполитом, по порядку изложил девушкам, что Америка с Англией нас в беде не бросят, дела япошек на Тихом океане приближаются к полному краху, о чем заботятся многочисленные линкоры под звездно-полосатым флагом, югославские партизаны снова намылили немцам шею, Роммель в Африке увяз в песках пустыни. Да и мы скоро начнем демонстрировать проклятым фашистам свои национальные возможности, в чем порука не только наши «катюши» и новые танки, но и героические традиции предков, правда, графов и князей, но хороших — Суворова и Кутузова, о которых вдруг вспомнили. Девушки внимательно меня слушали, правда, по глазам было заметно, что многие думали о чем-то своем. Налево от меня на дощатых нарах, на которых была постелена солома, укрытая брезентом, лежала черноглазая и черноволосая, довольно интересная, молодая женщина, муж которой воевал где-то на фронте, Надя Гладких, родом с Алтая, которая смотрела на меня из-под одеяла гипнотизирующим взглядом черных, как у гремучей змеи, глаз. Закончив политинформацию, я собрал свои комиссарские пожитки: газеты, конспекты и другие записи и, поинтересовавшись, все ли понятно, получил утвердительный ответ и вышел на улицу.
Бушевала степная пурга, ничего не видно было, хоть глаз выколи. Нужно было переждать, и я вернулся в женское общежитие, где решил продолжить политинформацию, но на этот раз, заговорив о наших боевых делах. Я взялся за щекотливую тему и стал убеждать девушек не покидать наш родной полк по причине беременности, не спешить с выводами, не очень то доверять летчикам, которые народ нахрапистый и любят пользоваться женской простотой. Мне казалось, что говорил я убедительно, девушки согласно кивали головами, но практические выводы, сделанные ими, были прямо противоположными. Надя Гладких вдруг приподняла одеяло, продемонстрировав некоторые из своих прелестей, и заявила: «Эх, комиссар, комиссар, куда тебе ходить — сыпь под одеяло!!» С тех пор я отдал этот участок воспитательной работы в полное ведение матушки-природы и компетенции каждого, что пошло только на пользу делу.
К счастью, в Плодовитом мы не задержались, сразу перелетев на аэродром Абгонерово. Как всегда, в ходе наступления кормили нас дрянно: варили пшенный концентрат, и мы хлебали его, ничем не заправленный. Но никто в полку не бурчал, прекрасно представляя, как сейчас приходится в степи нашей пехоте — морозы уверенно добирались до 40-ка градусной минусовой отметки. Уже к 20 января установилась более или менее летная погода, подтянулся наш батальон аэродромного обслуживания со всеми припасами, и наш полк вновь начал прикрывать штурмовиков, которые снова и снова штурмовали немцев, засевших в развалинах Сталинграда. Впрочем, нам, истребителям, ставили задачи и повеселее: перехватывать транспортники, везущие по воздуху припасы окруженным немцам. «Ю-52» имел лишь заднюю пулеметную турель и, летя без всякого прикрытия, расстояние между аэродромами не позволяло вылетать истребителям, был довольно легкой добычей. 20-го января наши ребята сбили четыре «Ю-52». Примерно такой же боевой счет был и у наших братских истребительно-авиационных полков: 9-го гвардейского, 31-го гвардейского и 73-го гвардейского. Вовсю лупили немцев и ребята-истребители из моей бывшей 16-ой воздушной армии, которые базировались севернее Сталинграда. В заснеженных степях обломки «Юнкерсов», валявшиеся на земле, все четче обозначивали маршрут немецкого полета. Думаю, что доставлять припасы в Сталинградский котел немцам было так же сложно, как гуманитарную помощь в нашу, будто обезумевшую, потерявшую всякий стыд, страну образца 1992-го года.
Понеся большие потери, немцы перешли, в основном, на полеты в ночное время. Здесь уж было где разгуляться, нам, довоенным летчикам-ночникам, наконец-то, получившим карт-бланш. Все эти воздушные бои велись на радость нашей пехоте, которой ни с того, ни с сего падали с ясного неба целые склады первоклассной выпивки и закуски. Помню, 22-го января 1943-го года группы «Ю-52» от пяти до двенадцати самолетов потянулись с запада на восток в сторону Сталинградского котла. Сразу поднялись истребители нескольких полков, в том числе, и нашего. Наши ребята дорвались до первой группы из десяти «Юнкерсов» и почти всех уложили на снег, но сразу подошла вторая группа, и наши взялись за нее. Правда, теперь немцы вели себя грамотнее, да и погода им способствовала, появились облака, в которые немцы и нырнули. Найди его, где он там жужжит. И все же, одиннадцать самолетов с грузом, сбитых за один раз, согласитесь, неплохой боевой счет. Два из них, охваченные пламенем, упали не так уж далеко от нашего Абгонеровского аэродрома. На следующий день, 23-го января 1943-го года, в наш полк приехал командир артиллерийского дивизиона капитан Петров, который, балагуря, попросил нас почаще сбрасывать с неба такие подарки: коньяк, вино, бекон, сало и хлеб. Петров привез нам несколько бутылок диковинного коньяка и разных вин, к сожалению, большинство разбилось при падении самолета. Материальный стимул — великая вещь и мы, заключив негласный союз с артиллеристами, принялись еще яростней гоняться за немецкими транспортниками.
К концу января мы все еще занимались охотой за транспортниками. Профессионально она не была слишком интересной: главное, вовремя обнаружить противника, а там уже вьешься вокруг «Юнкерса», увертываясь от пулеметного огня, и бьешь по моторам. Именно в это время мы получили приказ перебазироваться на аэродром деревни Жутово. К сожалению, мы пробыли там всего один день, я так не успел толком узнать о судьбе ребятишек-курсантов и девушек из фронтового продовольственного склада, которых в конце августа 1942-го года оставил перед лицом катящихся по пыльной степи, вдалеке, немецких танков. Вроде бы все погибли. Вокруг гибло так много людей, что они уже перестали интересоваться судьбой друг друга, всегда предполагая само худшее.
Возле Жутово в тот день сел, подбитый нашими зенитчиками, немецкий бомбардировщик «Ю-88», летевший к Сталинграду. Случай этот показывает, как важно ловить момент боевой удачи на войне. Немца сбили наши артиллеристы из части, находившейся на марше вдоль железной дороги Жутово-Котельниково. Издалека заметив немца, они быстро привели в боевое состояние тридцатисемимиллиметровое орудие, а зверь сам пошел на ловца: немец летел, ориентируясь по железной дороге. Наши ребята выпустили всего одну обойму тридцатисемимиллиметровых снарядов, один из которых попал точно по мотору. Охваченный пламенем, бомбардировщик пошел на посадку. Наши полковые техники и механики погрузились на полуторку, вооружившись автоматами, и вскоре привезли пять замерзших на ветру в своих жиденьких летных комбинезонах немецких авиаторов. Как всегда на войне: одни воюют, а другие собирают трофеи. Конечно же, наш начштаба Соин не мог сдержать свой казацкий характер, ведь по татарскому обычаю казак не возвращается из похода без двух огромных мешков, перекинутых через круп коня, и потому Валентин Петрович, не хуже представителя какой-нибудь городской шпаны, сразу содрал с летчиков часы и забрал их себе, впрочем, как и пистолеты, и содержимое карманов.
Неустойчивая штука — судьба летчика. Еще пять минут назад ты — гордый сокол, парящий над землей, а уже превратился в бесправного пленного, карманы которого потрошат, забирая все, вплоть до значков и ладанок, а также иконок, которые тоже стали добычей Соина. Валентин брал даже талисманы, и ходил потом по полку, хвастаясь ими. Правда, не летал по принципиальным соображениям.
Страшный круг судьбы замкнулся в моем сознании между деревнями Жутово и Семичное, куда мы получили приказ перебазироваться. Уже к вечеру того же дня, я с передовой командой на полуторке, груженной кое-каким имуществом, с шестью техниками и механиками выехал для подготовки нового аэродрома в селе Семичное. Где-то в этом районе, в стороне гремевшего фронта, застыли в морозной степи без горючего наши танковые корпуса. На аэродром Семичное утром должны были сесть самолеты «Ли-2», груженные соляркой для танков. Если бы их на аэродроме застукали немецкие истребители, то сразу превратили бы в колоссальные костры. Наш полк должен был надежным воздушным зонтом прикрыть доставку горючего танкистам. Была дорога каждая минута, немцы могли в любой момент нажать и захватить наши беспомощные танки. Наша полуторка неслась по степи сквозь адский мороз, в звенящую лунную ночь. Казалось, даже луна парит от невиданно низкой температуры. Будто сама русская природа помогала нам в борьбе с нашествием. Но и самим приходилось туго. Ребята в кузове зарылись в самолетные чехлы, а я сидел, сжавшись от мороза в кабине, рядом с шофером. Снег, зеленоватый от лунного света, сверкал вокруг на десятки километров. Вдруг шофер резко ударил по тормозам и испуганно выкрикнул: «Немцы!»
