Посвятив в свои планы лишь узкий круг лиц, адмирал начал тренировать морских летчиков. Для этого он избрал уединенный островок Сикоку, очень похожий своими очертаниями на остров Оаху, где базировались американские военно-морские силы. Адмирал приказал построить на острове точно такие же портовые сооружения, как и на американской базе, и превратил Сикоку в учебный полигон. Затея адмирала Ямамото дорого стоила японской морской авиации. За два года обучения летчиков потеряли около трехсот самолетов. Но это не смущало напористого адмирала – со временем все окупится! Ямамото требовал проводить тренировки в самых неблагоприятных атмосферных условиях – в шторм и туманы любого времени года.
Но что действительно вызывало огорчение адмирала – это отсутствие торпед, безотказно действующих на мелководье. Торпеды, имевшиеся на вооружении, могли взрываться только на глубине в двадцать пять метров, не меньше. В гавани же Пёрл-Харбора в самых глубоких местах уровень воды не превышал пятнадцати метров. При испытаниях на мелководье торпеды неизменно вздымали фонтаны ила, грязи и застревали на дне. Нужна была новая система взрывателей, стабилизаторов. Над этим бились долго, несли потери, и все без каких бы то ни было обнадеживающих результатов. Но в самые последние недели перед днем «Икс» – сроком нападения на Пёрл-Харбор – вдруг нашли удивительно простой выход – кто-то предложил применить деревянные тормозящие стабилизаторы, давшие неожиданный эффект.
В августе Ямамото посвятил в планы начальника главного морского штаба адмирала Нагано. Нагано молча читал записку командующего объединенным флотом, склонив над бумагой свои дремучие короткие брови, кончиками пальцев, будто массируя, непрестанно потирая лоб. На мгновение отрываясь от чтения, он взглядывал из-под припухших век на командующего, словно вопрошая: как это он мог придумать такое, и снова углублялся в бумагу.
– Что я могу вам сказать, Ямамото-сан? – закончив чтение, сказал Нагано. – Вы достойный потомок вашего древнего рода! Я не преувеличу, если скажу – это гениально! Поздравляю! Но прежде чем приносить план к стопам его величества, нужно все же еще раз проверить его на штабных учениях...
Он был осторожен и нетороплив, этот человек с тяжелой челюстью и дремучими бровями.
Штабные учения провели в сентябре. Атаку на Пёрл-Харбор разыграли на большом макете в морской академии, и участники штабных учений пришли к выводу, что атака американской базы может стоить одной трети кораблей, участвующих в нападении. Такой вывод поколебал уверенность даже адмирала Нагано. В главном морском штабе возникли сомнения – не лучше ли отказаться от этой операции, не рисковать. Заседание военно-морского совета приняло бурный характер, сыпались взаимные упреки и оскорбления. Разъяренный Ямамото пригрозил отставкой, если план его не будет принят. Вместе с адмиралом уйдут в отставку штабные офицеры действующего флота...
Тогда в план «Ямато» решили посвятить генерала Тодзио, чтобы выяснить мнение армии. Тодзио пришел в восторг. Это как раз то, что надо! Одновременно с ударом на Пёрл-Харбор начать продвижение на юг. А после этого можно будет вернуться к северному варианту императорского пути – к России...
Третье ноября 1941 года главный морской штаб утвердил план «Ямато». Не дожидаясь высочайшего соизволения императора, адмирал Ямамото отдал приказ кораблям объединенного флота:
«Флагманский корабль «Ногато-мару», залив Хиросита. 7 ноября 1941 года. Приказ Исороку Ямамото – главнокомандующего объединенным флотом. Всем кораблям закончить боевую подготовку к 20 ноября сего года. К указанному сроку кораблям Первого и Второго флотов сосредоточиться в заливе Хитокапу в группе Курильского архипелага.
Соблюдать крайнюю осторожность для сохранения операции в тайне.
Ямамото».
Для маскировки предстоящих действий в тот же день из Иокогамы к берегам Соединенных Штатов вышел эскадронный миноносец «Тацуту-мару», он имел на борту единственного пассажира – посла для особых поручений господина Курусу, человека опытного в дипломатических делах. Год назад Курусу от имени японского правительства подписал в Берлине пакт о военном союзе с Германией. Он в совершенстве владел английским языком, был женат на американке и слыл на Западе дипломатов проамериканской ориентации. Курусу плыл в Америку, не подозревая, что императорский флот уже получил приказ сосредоточиться у Курильской гряды для выполнения боевых заданий.
До этого времени, вот уже полгода, в Вашингтоне находился Номура, бывший министр иностранных дел. Он вел переговоры с американцами. И чем дольше тянулись переговоры, тем отчетливее понимал Номура, что его используют в качестве подставного лица. Наконец, не выдержав двойственности своего положения, он прислал в Токио шифрограмму с просьбой об отставке.
«Я не хочу вести эту лицемерную политику и обманывать другой народ, – писал он министру Того. – Пожалуйста, не думайте, что я хочу бежать с поля боя, но, как честный человек, считаю, что это единственный путь, открытый для меня. Пожалуйста, пришлите мне разрешение вернуться в Японию. Я покорнейше прошу вашего прощения, если затронул ваше достоинство, я падаю ниц перед вами, прося вашего снисхождения».
Того показал эту телеграмму Тодзио.
– В таком случае пусть он сделает себе харакири, это лучшее, что он может предпринять, – сказал премьер. У его рта появилась жесткая складка. – Предупредите его, что Курусу выехал ему на помощь. Дальнейшие инструкции я буду давать сам.
Он взял лист бумаги и написал:
«Пурпур! Послу Номура. В помощь вам из Токио в Вашингтон на быстроходном эсминце отбыл Курусу. Вам оставаться на месте. Обеспечьте его встречу с Рузвельтом, как только посол прибудет в Вашингтон. Деятельность Курусу сохранять в тайне».
Премьер Тодзио перечитал телеграмму и поставил подпись: Того.
Теперь вся наиболее срочная и ответственная переписка шла под грифом «Пурпур», что означало «Очень важно».
Пока Курусу пересекал океан, на его имя в Вашингтон день за днем шли дополнительные инструкции посольским шифром с неизменной пометкой «Пурпур!».
Шестнадцатого ноября 1941 года Курусу приехал в Вашингтон, а на другой день в Белом доме встретился с Рузвельтом и государственным секретарем Хеллом.
Разговор был предельно учтив. Курусу передал новые предложения: в Юго-Восточной Азии сохраняется существующее положение, обе стороны обязуются не предпринимать здесь никаких действий и не расширять зоны своего влияния в Южных морях и Тихом океане. После того как Япония заключит мир с китайским правительством, она выведет свои войска из Индокитая... Рузвельт пообещал внимательно рассмотреть новые предложения.
Когда японцы покинули Белый дом, Рузвельт спросил государственного секретаря:
– Что будем делать?
Карделл Хелл тяжело поднялся с кресла, прошелся по кабинету, разминая затекшие больные ноги.
– Япония, несомненно, решила идти ва-банк... Неясно только одно: где она собирается нанести удар – на Филиппинах, в голландской Индии, в Сингапуре... Японцы только оттягивают время, чтобы выбрать момент для броска. Совершенно очевидно, что Япония идет к войне...
– Надеюсь, им не удастся нас провести, – сказал Рузвельт. – Они сами лезут в расставленную западню.
Хелл ответил японской пословицей:
– Если раздразнить тигра, он от бешенства теряет рассудок.
– Если бы это так было... Но мы не можем начинать первыми. Моральный перевес должен быть на нашей стороне, – возразил Рузвельт.
Когда в Вашингтоне узнали, что к власти в Японии пришел Тодзио, Рузвельт отменил заседание правительства и два часа в узком кругу обсуждал проблемы, возникшие в связи с отставкой принца Коноэ. На совещание президент пригласил всего нескольких человек. Был, прежде всего, негласный советник Рузвельта Гарри Гопкинс. Он не занимал никаких постов, и в то же время без его участия не проходило ни одного мало-мальски важного совещания. Были начальники штабов генерал Маршалл и адмирал Старк, военный министр Нокс и министр военно-морского флота Стимсон. Ну и, конечно, правая рука президента – государственный секретарь Хелл.
Все пришли к выводу, что новое японское правительство, вероятнее всего, будет проводить крайне националистическую, антиамериканскую политику. Япония прежде всего, вероятно, нападет на Россию, но не исключено, что удары ее обрушатся на Великобританию и Соединенные Штаты. Тогда Рузвельт высказал такую мысль:
– Мы стоим, господа, перед деликатной проблемой – вести дипломатические дела так, чтобы Япония оказалась неправой, чтобы она первая совершила дурное – сделала бы первый открытый шаг.
С президентом согласились – пусть начинают японцы, и тогда Соединенные Штаты обрушат всю мощь своего оружия на островную империю. В этом случае моральное превосходство останется на стороне Штатов, конгресс, несомненно, поддержит объявление войны. Иначе будет трудно добиться в конгрессе согласия на войну.
