По всему было видно, что казачки думают, как бы мы быстрее от них отвязались.
— Может, помощь нужна? — спросил. Но они лишь махнули рукой.
И снова пылит «скауткар», кружим, останавливаемся, обшариваем в бинокли окрестность. По карте километрах в двадцати дорогу пересекал мосток. Чуть дальше — село.
Заметив в одной из балок группу гитлеровцев, мы стали предельно осторожными. Позже узнали, что это осколки основательно потрепанной 17-й пехотной дивизии.
Не доезжая до моста, укрылись в лесопосадке. Алешин взобрался на дерево. Я протянул ему бинокль, но он отмахнулся — мол, и так вижу. Зрение у него действительно было завидное.
Спустя минуту Алешин сказал:
— Командир, у моста какой-то народ шляется.
Он соскочил с дерева, присел под ствол.
— Несколько машин стоят, а рядом лошадки травку пощипывают. По-моему, казаки...
— Яков! — крикнул я водителю.— Курс на мост...
Километра полтора пологого спуска — и мы у моста с бетонированной аркой под основанием. «Скауткар» оставили в подсолнухах, сами подошли поближе к нескольким казакам, перед которыми жестикулировал капитан.
Обратился к нему. Он коротко ввел в обстановку: да, здесь действительно штаб одной из частей корпуса, продвижение вперед приостановлено по причине сильного воздействия противника с воздуха. Большие потери. Многие кавалеристы остались без лошадей. Боеприпасов фактически нет...
Быстро связался по рации с комбригом, доложил ситуацию.
Потом загляну в широкую горловину под мостом: там на снарядных ящиках рулоны карт, надрывно кричат в трубки телефонисты, бегают связные, на расстеленных шинелях лежат раненые. Вдоль стены — прислоненные карабины, шашки, куча седел...
И тут же стая «юнкерсов» с воем и свистом круто пошла в пике. Все бросились под спасательную арку, прижались друг к другу. Бомбы рвались совсем рядом, с внешней стены сыпалась серая крошка. Тех, кто не успел спрятаться, сшибло воздушной волной, оглушило, разбросало.
«Юнкерсы» сделали второй заход: одна бомба разорвалась справа, другая слева, третья — прямо на мосту. Я не удержался на ногах, упал на кого-то, меня придавили сверху... Когда с трудом выбрался из-под моста, увидел, что весь комбинезон в крови. Стал ощупывать себя. Цел, только на левой ноге под коленной чашечкой что-то покалывало.
Побежал к бронетранспортеру. Возле него, скорчившись, сидел водитель. В лице — ни кровинки.
— Яша, что с тобой?
Он отнял руки от живота и стал терять сознание. Осколок, как бритвой, рассек кожу выше пупка, обнажились синеватые внутренности. Я принялся бинтовать рану, но марлевая ткань тут же набухала кровью. Водитель стонал, на лице его выступили капли пота. Что делать? Рядом росли подсолнухи. Сорвав несколько листьев, наскоро отряхнул от пыли, приложил к ране, туго перевязал. Осторожно положил Яшу в БТР, влил в него несколько глотков из фляги. Надо возвращаться. Сам сел за руль, нажал на стартер, выжал сцепление — и в левой ноге почувствовал такую пронзительную боль, будто гвоздь в нее вколотили. Снял сапог, закатал штанину комбинезона — под коленной чашечкой торчал осколок с насечками. Не долго думая, достал плоскогубцы, зажмурился и вырвал осколок. Никогда не думал, что от подобной мелюзги может быть так больно... Прибавив газу, вывел «скауткар» на проселочную дорогу, осторожно объезжая рытвины и выбоины...
По пути встретился «виллис» командира корпуса. Генерал Свиридов посмотрел на меня, покачал головой — весь маскхалат в пятнах засохшей крови, с ног до головы в пыли, прихрамываю...
— Что с ногой?
— Да пустяк, товарищ генерал. Водителю вот плохо. Осколком его по животу...
Как только прибыли в расположение бригады, водителя сразу же отвезли в медсанбат. Потом отправили в госпиталь. Я думал — выживет ли?
...Яков появился в роте через месяц, весело сверкая тернинками глаз. Мы радостно тискали своего «водилу», а Ситников важно басил:
— Кто родился в пеленках, тот и в портянках не умрет...
Кавалеристы позже рассказали нам, что со станичной колокольни на них наводил самолеты по рации немец-колонист. Казаки сразу же его повесили.
В штабной землянке командир корпуса собрал старших офицеров. При его появлении все дружно встали, вытянулись по стойке «смирно». Знали — Карп Васильевич не терпит малейшей расхлябанности, в любой обстановке требует от подчиненных выправки, четкости и лаконичности в ответах.
Адъютант расстелил карту — потертую на сгибах, густо испещренную красными и синими стрелками, условными знаками.
— Пора бы сменить карту, товарищ генерал,— сказал полковник Барладян, сидевший ближе всех.
Свиридов обвел карандашом населенный пункт.
— Карту менять будем, Григорий Петрович, когда фрицев погоним вот отсюда.
Под кружочком стояла надпись — Таганрог.
А обстановка сложилась следующая,— продолжал генерал.— Колония Бишлеровка общими усилиями со стрелковым корпусом генерала Миссана взята. Мехбригада Епанчина овладела Камышевахой и продолжает двигаться вперед. Шестой бригаде нужно срочно оседлать дорогу у разъезда Квашино. Действовать решительно, не давать противнику перевестид ух. Прижатый к заливу, он имеет только один шанс на спасение: прорватькольцо окружения и отойти на запад вдоль побережья. Но выпускать головорезов из 29-го армейского корпуса ни в коем случае нельзя, иначе они натворят еще немало дел на юге Донбасса. А это результаты аэрофотосъемки. Как видите, северо-восточнее Анастасиевки скопилось большое количество немецких танков. Откуда они взялись?
— Да, сюрпризик...— вертел в руках снимки начальник штаба корпуса.
— Не то слово. Этот бронированный кулак может так садануть нам в грудь... В общем, кровь из носу, в лепешку расшибиться, но выяснить — что это за танки. При обнаружении докладывать мне лично.
На последнем слове комкор сделал особое ударение. Уже отпуская офицеров, сказал, что командующий армией генерал Захаров доволен действиями гвардейцев мехкорпуса, за умелые и решительные действия объявил всему личному составу соединения благодарность.
...Духота не спала и к ночи. Хоть бы маленький дождичек окропил землю, прибил проклятую пыль, которая въелась во все поры, осела на гимнастерках, пилотках, сапогах.
Мы только что поужинали и теперь разбрелись по укромным местам, намереваясь «завязать жирок», то есть соснуть пару часов. Благо, обстановка позволяла.
Но не успел я прикрыть глаза, как услышал перепалку. Алешин кому-то рьяно доказывал:
— Да отдыхает он, понимаешь? Третью ночь на ногах. Третью!..
Петро, что за бузу ты там устроил?— крикнул Алешину.
— Да крутятся тут всякие... Вестовой за вами пришел. Начальник разведки бригады вызывает.
Алешин подал мне из бронетранспортера кожаную сумку. Кто-то из ребят сонно пробормотал:
— Мабуть, «языка» трэба...
Пошли с вестовым в штаб. Спутник мой оказался на редкость словоохотлив, выложил все бригадные новости. А затем:
— Товарищ младший лейтенант, вы скажите своему разведчику (подразумевался Алешин), чтобы не лазил в этом фрицевском одеянии. Ведь свои же подстрелят, как рябчика.
Старший сержант Алешин от самого Новочеркасска носил немецкий френч. За подобные вольности с других бы «сняли стружку», но разведчикам многое прощалось — они во всех частях особая статья. Коллекционировал Алешин и всякую трофейную атрибутику: ордена, жетоны, медали, ленточки «За Крым», «За зимнюю кампанию 1941 года», «За пять атак»... Кое-кто считал подобное чудачеством, а Петр объяснял все просто: в разведке все пригодится.
Капитан Ермаков объяснил задачу: линия обороны противника находится в километрах восьми, она не сплошная. Состоит из очаговых точек сопротивления. Нужно точно их определить. Подвернется подходящий случай — захватить «языка».
По возвращении я собрал взвод, назвал участников группы поиска, провел инструктаж.
...Перед рассветом разведчики уже были на ногах. Я пошел к бочке с водой, разделся до пояса, освежился. Рядом пристроился Багаев, кряхтел, отфыркивался. Дважды в разведке он чуть не испортил обедню: так прижал при захвате немцев, что те едва богу душу не отдали. В ответ на мои не очень сдержанные замечания Николай лишь виновато хлопал ресницами: «Я их ма-ненько приголубил, а они и вянут. Хлипковатый народец...»
— Карета готова, командир! — доложил водитель Орлов.— Заправка по горлышко.
Он сел у заднего колеса и задымил махоркой. Из-за бронетранспортера вышел Алешин, наматывая на согнутую руку веревку. По случаю предстоящего «свидания» с противником даже прицепил на мундир какую-то побрякушку.
— Все, ребята, по коням, а то туман разойдется. «Скауткар», подгоняемый железными лошадиными силами, катился по хорошо укатанной глинистой дороге, пробивая клубы густого тумана, которые набегали со стороны Таганрогского залива.
