Британское управление спецопераций поддерживало связь со своими агентами, действовавшими во Франции с помощью зашифрованных сообщений, передававшихся радиокорпорацией Би-Би-Си в конце своих передач. Естественно, англичане знали, что часть этих сообщений была известна немцам. Поэтому они сознательно использовали этот канал для внесения неразберихи противнику. Начиная с мая 1944 года, немецкие части находились почти постоянно в состоянии той или иной степени боеготовности. И происходило это каждый раз на другом участке побережья.
Поскольку не только закодированные сигналы, передававшиеся Би-Би-Си, но и приливно-отливные фазы моря, состояние погоды и лунное освещение вынуждали немецкие части объявлять повышенное состояние боеготовности, очень скоро такие мероприятия превратились в рутинные, притупляя ощущение настоящей опасности.
Вместе с тем, группам и отрядам движения Сопротивления было дано распоряжение об усилении активности, особенно в районе Па-де-Кале. Почти каждую ночь производился сброс оружия, боеприпасов и продовольствия, заметно усилился радиообмен, что, конечно, не ускользнуло от внимания немцев. К тому же сбрасывались радиостанции, работавшие на волнах радиосети 15 немецкой армии, дислоцирующейся в районе пролива Па-де-Кале. Да и «радиоигры», то есть связь между агентурными рациями, находившимися в руках немцев, и Лондоном подтверждали во все большей степени готовность союзников к высадке в районе Па-де-Кале.
Особое внимание уделялось подготовке воздушно-десантных частей, которая проводилась вначале в темных очках, а потом и ночью. Летчики планеров готовились к посадке на любом клочке земли, будь то даже дорожка или проход между препятствиями. Для десантников и парашютистов проводился показ кинофильмов о характере местности, на которой им предстояло действовать.
Однако, поскольку населенные пункты и речки на демонстрировавшихся картах имели польские и русские наименования, люди не знали, в каком районе точно находились их цели — вплоть до самого последнего момента — хотя и имели полное представление, что за цели это были. Настоящие штабные карты, которые держались в полном секрете, имели наименование «Бигет» (фанатик). Такое же наименование носила небольшая группа высших офицеров и ученых, посвященных в секреты высадки войск.
В феврале 1944 года союзники установили, что общая картина французского побережья стала меняться. Поэтому изо дня в день производилась аэрофотосъемка с низких высот, не прошедшая без внимания немцев, производивших оборонительные работы.
На следующем этапе съемки производились с расстояния 5–8 километров от берега с высоты десантных судов, которые будут к нему подходить, при этом самолеты чуть ли не касались волн.
Затем аэрофотосъемка велась с расстояния примерно полутора километров, а потом и у береговой кромки — под углом видимости солдат, которые будут непосредственно десантироваться на берег. Вся эта работа проводилась, несмотря на сильный зенитный огонь противника.
В завершение фотографирование было произведено с высоты 1000 метров для определения положения береговой полосы в нужную по времени приливно-отливную фазу. Каждая даже самая малейшая деталь была перенесена на громадную рельефную карту.
После всего этого, с учетом исследований Уилмота, на одном из участков побережья Англии было подобрано местечко, абсолютно схожее с нормандским берегом. На нем были воспроизведены все препятствия, различные объекты, минные поля и проволочные заграждения, сооруженные немцами на данном участке. Таким образом войска получили возможность провести необходимые учения по высадке на побережье и прежде всего ознакомиться на практике с новыми видами десантных танков, специально разработанных к тому времени. Из-за своего вида и технических характеристик они получили название «потешные». Самым популярным был танк, прозванный «цепом», снабженный свободно висящими гусеницами, которые с силой били впереди него по земле, вызывая взрывы мин. Вслед за ним продвигаться вперед было уже безопасно. На этом полигоне были даже сооружены подобия препятствий, в строительстве которых немцы использовали детали бывших бельгийских пограничных укреплений, так называемых «бельгийских ворот», получивших у союзников наименование «элемента Ц». Такие «ворота», весившие три тонны, могли выдержать удар любого танка и заставить его остановиться. В задачу саперов поэтому входило изыскание эффективных средств их преодоления.
В ночь на 18 мая 1944 года в руки немцев в районе Кале попали английские офицеры Георг Лейн и Рой Вулдридж. Они имели задание установить местоположение минных полей немцев на побережье у Кайе-сюр-Мера. То, что они не были расстреляны, а доставлены в штаб-квартиру Роммеля, произошло из-за того, что в том районе случайно находился с инспекционными целями начальник штаба Роммеля генерал Шпейдель.[31] Вместо того, чтобы передать их службе безопасности для «специального расследования» он поместил их в отдельных камерах в замке Ла-Рош-Гийо. Оба они были единственными, кто остался в живых, будучи захваченным в плен при разведке побережья.
Из воспоминаний полковника Георга Лейна:
«18 мая 1944 года я находился в надувной лодке вместе с другом Роем Вулдриджем. Мы дрейфовали примерно в полумиле от берега в районе Кайе-сюр-Мера. Было еще темно. Отойдя на веслах от берега, мы сидели в лодке, ожидая рассвета. Вдруг мы услышали шум, а затем и увидели моторный бот, шедший к нам со стороны берега. Когда мотобот приблизился к нам, я сказал напарнику:
— Может быть, нам удастся овладеть суденышком и на нем возвратиться домой.
Приблизившись, бот стал делать вокруг нас круги. Затем на нас были направлены «Шмайсеры» (армейские немецкие пистолеты-пулеметы). Не видя никакого другого выхода из положения, мы подняли руки вверх.
Немцы взяли нас на борт и тщательно обыскали. Я обратил внимание, что при входе в порт, немцы вели себя очень осторожно. Когда я поинтересовался таким их поведением, они сказали, что это — из-за мин. Повернув голову в сторону Вулдриджа, я увидел, что он смеется. Непроизвольно я тоже рассмеялся, почувствовав некоторое облегчение, что мы оба остались живы и здоровы после ночного плавания на минах.
В Кайе-сюр-Мер мы были неоднократно допрошены. Я теперь уж и не помню, что это были за люди. В заключение нам завязали глаза и, отведя руки за спину, надели наручники. Затем нас повезли в другое место, а вот куда, сказать не могу. Этого я и тогда не знал. Предполагаю, что это был Туркойн, где нас ввели в какое-то здание и сняли повязки. Потом нас разделили и поместили в отдельные камеры.
На следующий день нас повезли дальше, и опять не могу сказать куда. Там мы снова были допрошены различными людьми — естественно, каждый из нас допрашивался отдельно. С тех пор я Роя почти уже не видел. Потом ко мне в камеру пришли два офицера. С завязанными глазами меня вывели и швырнули в автомашину.
Я сидел на переднем сидении рядом с водителем и к своему большому удивлению вдруг понял, что могу кое-что видеть, откинувшись назад, в промежуток между носом и повязкой. Таким образом мне удалось прочитать названия дорожных указателей. Мы ехали долгое время — во всяком случае, так мне показалось — и я старался, чтобы немцы не заметили, что я все же кое-что вижу. И тут чуть было сам не выдал себя. Увидев собаку, перебегавшую дорогу, хотел предупредить водителя, чтобы он ехал осторожнее, но вовремя спохватился, и промолчал. Вскоре мы приехали, так как автомашина остановилась.
Как раз перед остановкой я успел прочитать на дорожном указателе: «Ла-Рош-Гийо» и постарался запомнить это название — сейчас не смогу, пожалуй, даже сказать для чего.
Мы вышли из автомашины, с меня сняли наручники и повязку. Осмотревшись, увидел необычный замок как бы прислоненный к скале. Присмотревшись, заметил, что его дымовые трубы образуют единую линию с деревьями, росшими на скалах. Повернувшись к Рою Вулдриджу, сказал:
— Боже мой, что за удивительное место, посмотри-ка!
Это, по всей видимости, охране не понравилось, и мы тут же были введены внутрь здания. Нас снова разъединили и развели по камерам. В здании и вне его стояла полневшая тишина и я решил немного осмотреться. Подойдя к двери, приоткрыл ее немного и вдруг сквозь образовавшуюся щель увидел громадную собаку, злобно оскалившую свои клыки и угрожающе зарычавшую (таких собак я в своей жизни больше никогда не видел). Часовой со всей силы потянул ее за поводок, а я поспешно прикрыл дверь.
Внезапно дверь моей камеры через некоторое время отворилась и ко мне вошел чрезвычайно элегантный офицер. Один из постовых тут же принес мне чай с бутербродами. Я был ужасно голоден, ибо в течение нескольких дней почти ничего не ел. Переждав несколько минут, офицер сказал:
