Всё закончилось! Где-то там далеко остались горы, жара, усталость, вечный пот. Он дома, в России и вокруг свои ребята.
«…улыбку симпатичной женщины» — неожиданно вспомнил он слова Бориса. «Почему симпатичной!?»
— Алла, вы красивая! — Как издалека он услышал свой голос. Алла внимательно и, как ему показалось, с каким-то интересом посмотрела него…
— Вот за это и надо поднять бокалы! — Пробасил над ухом Борис. Ну, что, Мишель, съел? Два один в пользу женской красоты.
Опять утробно забулькала фляга.
«Не пей — Не пей!» — Вновь звонко простучали внизу колёса. Но Николай опять их не послушался.
— Послушай, Коля… — После недолгой паузы вдруг спросила Алла — А ты убивал… их?
Зеленые омуты смотрели прямо в душу…
…«Чича» он увидел неожиданно. Правильнее оказать, скачала, он заметил синие кроссовки «Адидас», выглядывавшие из-за куста метрах в десяти ниже по склону. Через мгновение он увидел и их обладателя — боевика в камуфляже американской расцветки, лежащего к нему спиной за каменным зубом. Николай мгновенно вскинул к плечу автомат и замер, готовый в любой момент выстрелить, но обладатель кроссовок явно его не заметил. Он в бинокль рассматривал дорогу, широкой чёрной лентой змеившуюся метрах в ста внизу.
У правой руки чечена лежал автомат, а прямо перед самым лицом, на куске брезента стоял какой-то обмотанный синей изолентой брусок.
«Подрывная машинка!» — обожгла догадка, и Николай тут же сообразил кто перед ним. «Подрывник»!
…Только вчера, в паре километров отсюда, на фугасе подорвался бронетранспортёр Внутренних Войск, погибло два солдата, а неделю назад на этой же дороге был взорван микроавтобус местной школы. В нём погибло трое школьников, и ещё пятеро получили ранения. Тогда чеченцы устроили целый митинг перед местной комендатурой. Провокаторы кричали из толпы, что это русский спецназ специально ставит мины, на которых гибнут чеченские дети. Едва не дошло до перестрелки.
Тогда же агентура донесла, что в этом районе работает подрывник из отряда Гелаева, который месяц назад прорвался в этот район из Грузии. Отряд его две недели гоняли по горам. Больше половины боевиков было уничтожено и попало в плен. Саму банду ханкалинские начальники объявили по телевизору «полностью разгромленной», но это было далеко не так. Оставшиеся гелаевцы растворились в этих лесах, спрятались, затаились и теперь стали головной болью для местных гарнизонов. В поисках остатков банды и тралила горы группа «спецназа» Николая…
Это был тот самый подрывник.
Николай с каким-то мстительным интересом рассматривал, лежащего на мушке врага. Вот «чич» полуобернулся, разглядывая что-то в стороне. Крепкая шея, выразительный мужественный профиль — чечены красивые мужики.
Подобраться к боевику не было никакой возможности. Между ним и Николаем лежала небольшая каменная осыпь, и любой шаг по ней сразу бы вызвал целый поток щёбёнки. Кроме того, подрывник мог быть не один, и где-то рядом могли быть другие боевики, прикрывавшие его или сидевшие в засаде. Доложить командиру, который двигался вместе с группой в густом кустарнике метрах в тридцати за спиной, он тоже не мог. За это время на дороге могла появиться наша колонна.
И Николай просто держал боевика на прицеле, ожидая пока к нему подойдёт основная группа.
Так прошло несколько секунд. Неожиданно снизу, с дороги послышался шум моторов, и из-за поворота на дорогу стали один за другим выползать грузовики. Подрывник тот час схватил в руки подрывную машинку и замер. Надо было действовать.
— Эй! — негромко окликнул чеченца Николай.
Боевик обернулся как ужаленный.
Все чувства сразу промелькнули в это мгновение на его лице. Удивление, злость, растерянность. Николай смотрел прямо в его глаза. Ладонь чечена растерянно шарила по блоку, выполняя ещё ту, главную команду. И вдруг синюшная бледность проступила сквозь смуглость лица, а в глазах, растворив все чувства, появилось выражение какой-то собачей тоски и смертельного ужаса. Он понял, что сейчас произойдёт…
Тогда жалости не было.
…Это пришло и заставило скулы сжаться в камни, но уже через мгновение пропало. Осталась только обида. «Зачем она вернула его туда? Что ей там надо? Это не для нее!». Но слов выразить все полыхнувшее в душе не хватило, и он только спросил, растерянно улыбаясь.
— А что бы вы хотели услышать?
Она опять долго смотрела не него.
«Зачем она на меня так смотрит?» — мучительно подумал он.
— Понимаешь… — Алла капризно, сжала губы и в углах вычертились морщинки — Я просто пытаюсь понять. Вот мне — двадцать пять. Ты, наверное, моложе меня года на четыре. Моложе, а уже знаешь такое, чего на всю жизнь хватит. Ты стрелял по людям, наверное, убивал. После всего этого просто невозможно оставаться нормальным человеком. Ну, в смысле, обычным. Тем, кем был раньше. Я пытаюсь понять, чем ты отличаешься от нас, от меня…
— Брось, Алка, что вцепилась в парня? — Борис легко сорвал кольцо «открывашки» с банки пива, и, отхлебнув, закончил:
— …Очень ему надо в воспоминаниях копаться! Ну, прямо как тебе о твоём любимом муже говорить…
«Так значит она замужем…» — Подумал Николай. Это «замужем» почему-то тоской отозвалось под сердцем. Ему стало грустно от того, что эта женщина чужая. Чья-то жена. И глаза эти принадлежат другому.
— А кем вы работаете? — Задал первый пришедший в голову вопрос Николай.
— Я?.. — Алла на секунду замялась. — Бухгалтер — экономист в фирме. И учусь на вечернем, в финансовой академии.
— …Где мы её и отловили. — Ухмыльнулся, молчавший все это время Михаил. — Прибыль считает она как компьютер. Экономит — в основном собственные нервы. А финансы любит всем сердцем!
— Ладно, пора перекурить! — предложил Борис.
…В тамбуре было морозно, и горько пахло угольной гарью. Внизу размеренно и колокольно выстукивали стыки колеса.
.
— Я в армию в девяносто первом ушёл. Попал в Ростов в штаб округа. Служил поваром. — Выдохнув дым, сказал Михаил. — Скажу вам, не служба, а курорт был! Пять раз в отпуске был. Домой, помнишь, Боря! — на новеньких «жигулях» вернулся. Мы с нашим полковником за неделю столько зарабатывали, сколько генерал за год не получит. Помню мой ротный, у которого я числился, штуку «баксов» у меня одолжил…
— Это по контракту что ли тогда так платили? — Удивился Николай.
— По какому контракту? — Михаил снисходительно глянул на Николая. — Тогда и слова такого не было. Я обычным «срочником» был. Забирали в армию ещё при комуняках, а дембельнулся уже при демократии. Просто время тогда такое было — время непуганых идиотов. Эх, вернуться бы туда хотя бы на пару месяцев, так сейчас бы богаче Березовского был бы…
— Или в могиле давно лежал бы. — Хмыкнул Борис.
— Да ладно тебе, Боря! Завидуешь просто. — От выпитого полное лицо Михаила побагровело и стало похоже на недоспелый помидор. — Ты тогда в своей институтской общаге за четвертак «курсовики» богатым чуркам делал. А я помню, осенью девяносто второго за один день штуку «баксов» срубил. На округ два вагона тушёнки привезли. Мой начпрод с полковником из штаба тыла быстро ей покупателей нашли. А вместо тушёнки из «гэдээр» пригнали две фуры собачьих консервов. Вот они мне и поставили задачу на собачьи консервы клеить бумажки от тушёнки. Мне этих бумажек целую коробку от телевизора притащили. Продали они тушёнку по доллару за банку. А меня наняли по пять центов за банку менять наклейки. Ну, я, не будя дураком, пригнал на склад взвод «чурок» молодых из «карантина» и они мне всю ночь за дополнительную пайку масла эти банки хреначили. Двадцать тысяч банок накатали. Ровно на «штуку». Мой прапор сначала — было упёрся, мол, тебе и сотки «баксов» за глаза хватит. Ну, тут я ему и выдал, мол, сотку свою себе в жопу засунь. А если мне мои кровные до цента не отдашь, то завтра пойду в обэхээсэс. Тогда и на нарах и без бабок окажешься.
Прапор ах позеленел. К полковнику побежал. Тот меня вызвал. Говорит, не боишься, что по Дону с дырой в башке поплывёшь. Я говорю — не боюсь. Я честно деньги заработал. Вам помог. А ваш прапор их зажать хочет. Так бизнес не делается.
Полковник подумал, потом говорит, ты, мол, молодец! Так и надо за свои деньги драться. Стушуешься — сожрут и выплюнут. Иди, деньги все получишь.
Мы потом с полковником с этим ещё много чего делали. Гениальный мужик был. Жаль убили его…
— Во-во! — Сказал Борис. — Таких умных пуля быстро находит.
— Да случайно всё вышло. По-дурости. — Огрызнулся Мишка — Уже перед самым дембелем весной девяносто третьего он в Чечню толкнул вагон мороженного мяса. Он там корешился с какой-то ихней шишкой. Типа, служил раньше. А этот козёл с ним рассчитался, и сам же своих черножопых бандюков на него навел. Домой к нему завалились всей кодлой. Вместе с женой и сыном и убили. Похороны были громкие. Командующий округом выступал…
