В первые дни он почти все время плакал. Сестры жалели его, кормили и умывали, потому что он сам ничего не мог сделать левой рукой. На него надели длинную больничную рубаху, и он часами стоял на коленях возле своей кровати и молился, чтобы рука вернулась. Утром, когда он просыпался и пробовал встать, он иногда падал обратно, потому что все еще пытался опереться на отсутствующую руку. И каждый раз, когда Юрек пробовал сделать что-нибудь так, как привык, он чувствовал острую боль из-за безвозвратной потери.
Однажды утром он проснулся от того, что над ним склонилась монахиня в белом наряде медсестры. Она назвала его по имени:
— Вставай, Юрек. Садись. Я пришла тебе помочь.
Она повела его в душевую и показала, как можно мыть правую руку и лицо одной левой. Потом научила креститься и держать ложку левой рукой.
С тех пор сестра-монахиня навещала его ежедневно.
— Вот увидишь, ты сможешь почти все делать одной левой рукой, — обещала она.
— Вы уверены, пани? — недоверчиво спрашивал Юрек.
— Я уверена. Это только дело времени и большого терпения.
И постепенно в его сердце зажглась слабая искра надежды.
На вторую неделю пребывания в больнице Юрек вышел побродить по коридорам. Он прошел по другим отделениям, увидел людей, которые улыбались ему, и какое-то время спустя тоже стал отвечать им улыбкой.
Два раза в неделю приезжал кто-нибудь с фермы фрау Герман и привозил Юреку передачу с едой. В корзинке были всякие вкусности — крутые яйца, мясо, пироги. Два или три раза она приезжала сама, но никогда не находила его в кровати. Юрек подружился с несколькими больными, а большинство других уже знали его и всякий раз, когда он приходил, учили уму-разуму. Один пожилой больной научил его играть в шашки, и Юрек часто сидел у него на кровати и играл с ним. Обнаружив его там, фрау Герман засмеялась.
Но однажды, проходя мимо родильного отделения, он заглянул туда и увидел знакомую женщину. Он подумал минуту и вспомнил ту пару крестьян, которые посадили его на свою телегу и доставили прямиком в гестапо. Женщина тоже увидела его и зашепталась с соседками. С того дня отношение больных к нему изменилось. Некоторые отводили глаза, когда он проходил мимо. А очередная корзинка с едой, которую ему принесли, исчезла из его палаты раньше, чем он успел ее открыть.
Но пожилой пациент продолжал играть с ним в шашки.
— Почему вам отрезали ногу? — спросил Юрек.
— Из-за болезни. Диабет. А как ты потерял руку?
— Из-за врача-негодяя, — сказал Юрек со злостью.
— Я слышал, — сказал больной. — Он не хотел тебя оперировать, потому что ты еврей.
— Я не еврей.
Пожилой больной не стал спорить с ним. Он лишь сказал ему:
— Юрек, рано или поздно из гестапо обязательно придут за тобой. А ты знаешь, что они делают с евреями. Сходи к доктору Журавскому, поговори с ним.
Юрек пошел в кабинет врача.
— Да, Юрек, как твоя рука?
— Та, которой у меня нет? Я не знаю, как она. Но левая в порядке.
Врач улыбнулся:
— Чем я могу тебе помочь?
— Отправьте меня, пожалуйста, обратно в деревню, пан доктор.
— Я не могу.
— Почему?
— Скажу тебе правду. Мне звонили из гестапо. Мне велели держать тебя здесь, пока за тобой приедут.
Юрек вернулся в свою палату и начал думать, как побыстрее сбежать из больницы. Но когда он попробовал выйти во двор, то убедился, что у двери всегда стоит охранник. А когда он попросил у сестры свою одежду, она сказала, что ее нет.
— Мы ее сожгли, — объяснила она. — В ней было полно вшей.
Теперь он с нетерпением ждал следующей передачи из деревни. Когда очередной крестьянин пришел с передачей и с приветом от фрау Герман, Юрек попросил его:
— Заберите меня отсюда.
— А тебе уже можно?
— Я не знаю. Но я должен отсюда выбраться.
— Я спрошу врача, — сказал крестьянин.
— Я не могу выписать его, — сказал доктор Журавский. — Я получил приказ из гестапо держать этого мальчика здесь, пока за ним не приедут.
— Доктор, — сказал крестьянин, — тут до меня дошел слух, что это еврейский мальчик. Я-то сам в это не верю, потому что мы получили его из гестапо. Но если он и вправду еврейский мальчик, не стоит, чтобы он попал туда снова, да еще без руки.
Врач потер лоб.
— С медицинской точки зрения он уже может уйти, — сказал он наконец.
— Значит, я могу забрать его с собой? — спросил крестьянин.
— Нет, — сказал врач. — Но в туалете, этажом выше, есть большое окно. Оно выходит на заднюю сторону дома. И я вам ничего не говорил, понятно?
Юрек и крестьянин вышли в коридор.
— Подождите меня снаружи, под окном, — сказал Юрек.
— Как же ты спустишься?
— Я спущусь. Я знаю как.
Крестьянин вышел.
Юрек поднялся по лестнице, зашел в туалет и действительно увидел большое окно. Он открыл его и выглянул наружу. Крестьянин стоял внизу и рассматривал окна, выискивая нужное. Увидев Юрека, он подошел под туалетное окно. Юрек залез на подоконник и крикнул:
— Ловите меня!
А потом прыгнул.
Крестьянин поймал его. Они вдвоем упали на землю. Крестьянин тут же поднялся, подхватил Юрека на руки и бросился бегом из больничного двора.
Маленький город Новы-Двур стоял на берегу реки Нарев в месте ее впадения в Вислу. Крестьянин бегом спустился к реке и посадил Юрека в свою лодку. Потом отвязал ее и взялся за весла. Они плыли по течению и поэтому продвигались очень быстро. Для Юрека это было новое переживание. Он никогда еще не плавал на лодке.
— Хочешь править лодкой? — вдруг спросил крестьянин.
— Я?
— Это легко.
Юрек схватился за рукоятку кормового весла.
— Я буду тебе говорить: «Немного левей», или: «Немного правей», или: «Прямо». Ты знаешь, где правая, где левая рука?
Он тут же пожалел о своем вопросе, но Юрек сказал ему с улыбкой:
— Конечно, знаю. Теперь-то это нетрудно различить.
Вскоре он убедился, что действительно может владеть веслом и направлять лодку. Он правил и одновременно с интересом разглядывал другие лодки и буксиры, которые проплывали мимо.
— У тебя идет кровь, — вдруг сказал крестьянин с тревогой.
— Ничего, это я ударился, когда прыгнул, — успокоил его Юрек.
Его бинты были пропитаны кровью. Она даже испачкала больничную рубаху.
— Тебе не больно?
— Нет.
— Ничего, фрау Гемран позаботится о тебе, не волнуйся, — успокоил его крестьянин.
Фрау Герман тоже сначала испугалась при виде пятен крови на его рубахе, но, сняв бинты и заново перебинтовав Юреку руку, успокоилась. Она не позволила ему спать в коровнике — завела к себе в дом и уложила спать в маленькой комнате.
— Я могла бы опять послать тебя на пастбище, — сказала она наутро, — и ты мог бы оставаться у меня сколько угодно. Но когда мой знакомый из гестапо узнает, что ты убежал из больницы, он обязательно приедет искать тебя здесь. А сейчас, когда ты инвалид, я не уверена, что он тебя пожалеет.
Она велела своей портнихе сшить ему рубашки и куртку с одним нормальным рукавом и одним коротким. Увидев эти короткие рукава, Юрек расстроился. Она успокоила его, сама одела, а потом принесла ему носки и ботинки.
— Я достала для тебя ботинки твоего размера, — сказала она.
Впервые в жизни у Юрека были ботинки по размеру. Фрау Герман велела ему сесть и обула его. Потом она принесла дорожную сумку и повесила ему на плечо.
— Не беспокойся, я положила внутрь все, что нашла в твоей прежней куртке, — сказала она, увидев его вопросительный взгляд. — И бутылку воды тоже. Тебе нужно еще что-нибудь в дорогу?
— Да, — сказал Юрек, — веревку, спички и мою палку.
Фрау Герман послала кого-то принести ему веревку, несколько коробков спичек и палку, которая служила ему, когда он пас ее коров.
— Храни тебя Бог, — взволнованно сказала она на прощанье.
Юрек поцеловал ей руку и вышел из дому.
Глава 12
Одной рукой и двумя ногами
А мы как раз тебя ищем
Юрек по привычке шел в сторону леса. Но на самом деле он боялся возвращаться в лес. Как он будет там жить? Сумеет ли приспособиться? Как он теперь залезет на дерево? Как будет стрелять из рогатки? Он, конечно, может какое-то время прожить, питаясь ягодами и грибами. Но куда лучше было бы опять водить чьих-нибудь коров на пастбище и этим зарабатывать себе на хлеб, если бы… Если бы только кто-нибудь согласился взять на работу однорукого мальчика.
Юрек шел по дороге, мрачно глядя перед собой. Удалившись от хозяйства фрау Герман на достаточное расстояние, он сел на землю, снял ботинки и положил их в сумку. Эти ботинки нужно сохранить для зимы. Если, конечно, его до той поры не поймает гестапо.
Стояла поздняя осень. Скошенные поля желтели на солнце, а необработанные покрылись фиолетовыми цветами вереска. Юрек шел по проселочной дороге между полями и молился про себя. Только на сей раз он не повторял те слова, которым его научила красивая женщина. Он просто просил помощи у Бога, непрерывно повторяя одни и те же слова: «Боже мой! Боже мой! Боже мой!»
