Лейтенант Черемушкин быстро пересек опасный коридор, разделявший его с товарищами.
Почти ничего нельзя было понять в произошедшем ни одной, ни другой стороне. И только соединение многих сведений советского и германского штабов, документов и свидетельских показаний прямых или невольных участников случившегося за линией фронта могло вырисовать и объяснить картину неожиданных событий на карте боевых действий.
Авиационный бомбардировочный полк дальнего действия одной из советских дивизий, базирующийся вдали от фронтовой полосы, получил ответственное задание нанести внезапный удар по крупному фашистскому узлу, обнаруженному воздушной разведкой. Какие-либо световые сигналы обмена между экипажами самолетов были строго запрещены. Тяжелые машины, сливаясь с ночной темнотой, шли прямиком на запад.
— Штурман! Как у вас там? — спросил командир флагманского самолета СБ.
— Все в порядке! Высота четыре тысячи метров. Скорость крейсерская — норма. До цели — двести семнадцать. Идем строго по курсу.
— Вас понял, штурман. Разберитесь с метеообстановкой. Что ожидает нас над целью?
— Почти то же самое, командир, сплошная облачность. В квадрате цели плотный туман, грозовые разряды. Метеорологическая обстановка, доложу вам, архисложная. У нас же что-то мудрит замок бомбосбрасывателя правого отсека. Загораются то красная, то зеленая лампочки сигналов.
— У вас, как у того слепого Стефана, то стена, то яма. Контроля должного не вижу, предполетного… — недовольно буркнул командир. — Отработайте данные бомбометания. Бомбежку будем проводить по площади с высоты трех тысяч метров. Как поняли меня, штурман?
— Вас понял, товарищ командир! Приступаю… А, черт!..
Самолет слегка подбросило вверх. Стрелка прибора скорости на панели качнулась, поползла вправо. Световой сигнал правого бомбового отсека устойчиво мерцал зеленым светом. Скорость заметно увеличилась.
— Что случилось? — быстро, спросил командир, невольно на одно деление вниз опуская рукоятку секторов газа.
Штурман, запнувшись, проговорил виноватым голосом:
— Потеряли с правого отсека бомбу, товарищ командир…
— Что? Наигрались в беспечность, ваше благородие… Знаете, что вас за это ждет?
— Вас понял, командир! Слепая случайность. За все годы войны… Сколько их было, этих полетов…
— Невразумительный детский лепет, штурман. — В голосе командира прозвучало недовольство. — Не догадайтесь для равновесия вывалить и вторую с левого отсека… Ты смотри! — через несколько мгновений удивленно сказал он, смотря вниз через прозрачный фонарь кабины. — Разбудили лесные дебри… — На темно-стальном фоне стали видны вспучивающиеся, как раскрывающиеся коробочки хлопка, блуждающие огоньки разрывов разнокалиберных зенитных снарядов.
— Шли по центру квадрата «двадцать шесть» — урочищу «Белых сов». Непонятно, почему фашисты избрали его местом дислокации? В моем представлении урочище ассоциируется с глухим, труднодоступным лесным участком.
— Сравнение не совсем удачное. Не тратьте впустую времени на свои изыскания. Незнакомый нам мудрец для красного словца присвоил этой большой лесной поляне название «Белые совы». Надеюсь, координаты вы занесли на карту?
— Само собой… — ответил штурман.
— Добре! Все внимание на решение предстоящей задачи…
— Расчеты готовы, товарищ командир!
— У цели, при заходе на бомбометание, предупредите командира третьей эскадрильи воздержаться от боевого курса и выполнять роль резерва. Пусть барражирует в пределах видимости действия авиаполка. Истребители сопровождения встретят нас только в квадрате «двадцать четыре». На обратном пути, пересекая поляну «Белых сов», поздравим фашистов с добрым утром.
— Порядок! — широко улыбнулся штурман. — Все будет на высшем уровне, командир!
А в стане гитлеровцев происходило следующее. На столе начальника штаба танковой дивизии зазвонил телефон.
— Слушаю!
— У аппарата дежурный офицер восточного поста воздушного наблюдения и оповещения. К границам расположения дивизии приближается армада русских бомбардировщиков. Подразделения противовоздушной обороны приведены в боевую готовность.
— Ясно! Передайте мой приказ! По самолетам огня не открывать!
— Но у меня имеется распоряжение командира зенитно-артиллерийского полка…
— Запомните! Если будет открыт огонь, вы будете расстреляны немедленно!
— Но… я же не успею передать ваш приказ всем зенитным батареям…
— Меня это не очень волнует. Все!
Гул летевших на большой высоте самолетов передался земле. Заработали зенитные установки, но тут же они умолкли. А сверху уже доносился похожий на стон комариного скопища, перерастающий в щемящий, пронзительный звук — голос сброшенной авиационной бомбы. Разорвавшаяся пятьсоткилограммовка смяла стоянку самоходок и с десяток топливозаправщиков, разметала и перемешала технику, и все закрутилось огненной каруселью.
И, конечно же, не могли толком понять происходящего разведчики, находившиеся в самом центре событий.
— Время, Алеша! Моторы… И потихонечку вперед! — коснувшись плеча Телочкина, заметно волнуясь, сказал Черемушкин. — Передний люк чуть приоткрой.
Моторы схватили сразу, и машина ожила, подрагивая стальным корпусом. Телочкин резко выжал бортовые фрикционы. Танк качнулся, сделал рывок и медленно, вереща траками гусениц, выполз на дорогу. Разведчики проскочили мимо пустующих палаток, застывшей боевой техники, сереющего вытянутого прямоугольником транспортного парка и оказались за пределами вражеского лагеря. Навстречу танку откуда-то сбоку, как ошпаренные крутым кипятком, выскочили два немецких автоматчика. Подняв вверх автоматы, рискуя быть раздавленными, они что-то кричали. Телочкин переключил передачу с малой скорости на большую, и двигатели послушно подхватили тяжелую бронированную машину. Автоматчики едва успели отскочить в сторону, посылая вслед длинные очереди. Пули горохом стучали по башне, отскакивали, рикошетируя. Танк плавно вписался в крутой поворот. Набирая скорость, он уходил все дальше и дальше от немецкого лагеря.
Взрыв пятисоткилограммовой бомбы внес разрядку в опасную для разведчиков обстановку. А предложение сержанта Телочкина приобрело глубокий смысл: им удалось выйти из ловушки и теперь, пожалуй, самый благоприятный момент попробовать доложить, по рации «Фиалке» о результатах разведпоиска. Сведений о противнике было немало: карта, данные допроса унтерштурмфюрера Маллона, впечатления от наблюдений.
Обдумывая предложение сержанта Телочкина, Черемушкин еще раз убедился, что если его маневр и не даст возможности уйти от прямого контакта с врагом, то во всяком случае кто-то из разведчиков останется в живых и продолжит начатое дело. Танк давал неоспоримо больше преимуществ, чем передвижение пешком.
Тяжелая машина проутюжила застонавшие под многотонной тяжестью бревна небольшого, перекинутого через овраг мостика, и, преодолев небольшой подъем, остановилась.
— Прибыли, командир… — устало сказал Телочкин. — Здесь я, пожалуй, и буду причесывать дорогих гостей… Только чуть отгоню машину назад. Они не пройдут, командир, пока жив сержант Алексей Телочкин!
Разведчики вышли из танка. Туман сразу же обхватил их. Откуда-то издалека донесся тоскующий зов тетерева-самца. И совсем рядом раздался печально-глуховатый голос кукушки.
— Кукушка, кукушка… Сколько еще осталось мне жить? — спросил Телочкин, повернувшись к глухой стороне леса.
Кукушка умолкла, будто прореагировав на голос, а затем вдруг разразилась тирадой звуков.
— Ой, врешь ты все! И почему ты такая бестолковая? — усмехнулся сержант.
— Ты вот что, — поторопил его Черемушкин, — не теряй времени зря. Будем ждать тебя у оврага с отметкой «двести один». Отсюда около трех километров. Фрицы там нас искать не будут. Ясно? Крепления нижнего аварийного люка наполовину отвинчены. Подложишь взрывчатку под стеллажи с боеукладкой — и мигом, поминай, как звали.
«Не то, не то, командир! — подумал Телочкин, слушая лейтенанта. — Немцы тут же разгадают обман. Они перероют все вокруг после взрыва танка — и тогда не уйти. Нет! Я от души благодарю тебя, братушка-лейтенант, за искреннюю заботу обо мне».
— Будь спок, командир! — вырвалось у сержанта Телочкина. — Виноват…
— Ладно уж тебе кривляться, — сказал Черемушкин и обнял разведчика. — Бывай. Держи славу гвардейца соединения генерала Чавчавадзе.
Лейтенант пересек дорогу и скрылся в лесной чаще…
Сержант Телочкин, сидя в танке, с напряжением ждал этой минуты. Он вложил в пушку первый восьмидесятипятимиллиметровый осколочный снаряд. Приближающийся шум моторов был избавлением от томительного ожидания. Телочкин приник к прицелу орудия и поймал в перекрестье панорамы гончей собакой вынырнувший из тумана бронетранспортер «Ганомаг» с тесно сидящими немецкими солдатами. Не торопясь, он, смахнув сразу же заструившийся по лбу пот и подпустив машину почти к самому мосту через овраг, нажал на педаль спуска.
