Окунев знал, что обнаружить, найти следы Левашова на огромном, расстилающемся на десятки километров вокруг лесном пространстве будет нелегким делом. Однако он надеялся: разведчик обязательно должен связаться по радио с лицом, которому подчинен, предупредить, сообщить о провале и, естественно, вызывая самолет, указать свои точные координаты. Знал Окунев и о том, что связисты дивизии пытливо ощупывают эфир, готовые в любое время запеленговать «чужака». В чем-то действия вражеского лазутчика можно было предвидеть. Догадываясь о мерах, принятых командованием дивизии после его побега, Левашов не рискнет перейти через линию фронта, он сделает ставку на самолет, будет ожидать его в каком-то месте, пригодном для посадки. А служить этим местом в лесу может только затерянная поляна.
Перед уходом майора Окунева на поиски фашистского разведчика, генерал Чавчавадзе отдал приказ командиру авиационного бомбардировочного полка обеспечить постоянное дежурство в воздухе истребителей и самолетов-разведчиков ПО-2. А это значит, что будут контролироваться лесные дороги, тропы и, главное, поляны, пригодные для посадки и взлета.
«Вы, майор, надеюсь, успели разобраться в ситуации?» — Бесконечно преследовали слова генерала. — Левашов — это опытный разведчик, человек действия. В этом вы, могли убедиться. В последние минуты своей игры он понял, что все кончено и ему ничего не остается, как немедленно исчезнуть. Он так и поступил. Всего за несколько минут до вашего прихода, — говорил генерал, — неизвестная радиостанция запрашивала шифровкой некоего Генри-младшего. По-видимому, это его двойная кличка: агент С-42 и Генри-младший. Естественно, на свои позывные вражеская радиостанция ответа не получила. Тогда дважды, через короткие промежутки времени, она послала в эфир три слова на немецком языке: «Утро будет чудесным». По всей видимости, эти три слова не что иное, как своеобразный пароль, который предупреждал о начале решительных действий.
Для нас эти слова представляют немалый интерес. Штабу дивизии они буквально говорят о том, что остались считанные дни, а может быть, даже часы, до реванша фашистских дивизий. Заметьте, майор, что Левашов успел сообщить центру о провале и принятом решении, но там не придали этому должного значения.
Сейчас, сидя в кабине бронетранспортера, Окунев с чувством благодарности вспоминал слова командира дивизии. Вспомнил он и о том, что Чавчавадзе тогда не проявил спешки. Он умышленно медлил, давая ему, Окуневу, собраться с мыслями и найти нужное решение…
Утро в самом деле выдалось, как в том пароле, чудесное. Лес стоял молчаливо, как-то величественно. Сквозь легкое, дрожащее марево испарений золотистыми лентами с радужными переливами струились прямые солнечные лучи. На лесных коврах из ярких цветов и трав лежали причудливые тенесплетения.
Окунев, открыв глаза, какое-то время любовался этим узором, и только после поворота машины, за старым ельником, взгляд его стал внимательным и строгим. Что-то заставило майора насторожиться. Четкий след, оставленный колесами мотоцикла, тянулся вперед, петляя по лесной дороге, как злая усмешка, и вдруг исчез…
— Стоп! — приказал водителю Окунев.
Он соскочил с подножки бронетранспортера и прошел вперед несколько десятков метров. След колес мотоцикла обрывался. Он заканчивался по левую сторону моста через небольшой овраг. Окунев остановился и стал ждать приближающегося к нему лейтенанта, командира взвода заградотряда.
— Что будем делать, товарищ майор?
Окунев промолчал, осматриваясь вокруг. Взгляд его пытливых серых глаз поочередно останавливался на кустах, росших вдоль дороги, ощупывая стволы сосен и берез, бархат травяного покрова. Он присел на корточки, внимательно исследуя участок дороги.
— Есть след, лейтенант! Стандартная хитрость. Думаю, что он свернул на боковую тропу. Какое расстояние прошли мы от штаба дивизии?
— Пятнадцать километров…
— Начало боковой тропы там! Я пойду по ней до поворота. Прикажите водителю бронетранспортера следовать за мной.
— Слушаюсь, товарищ майор!
Окунев расстегнул кобуру пистолета, рассматривая след. У самого поворота тропа сначала шла вплотную с дорогой, разделенная лишь узким клином шиповника и мелкой порослью сосняка. Затем она резко сворачивала вправо, пересекая под крутым углом дорогу и огибая небольшой, стоящий особняком островок старых дубов, упиралась в овраг, мост над которым был взорван. Яркий травяной покров вокруг густо покрывали комья земли и глыбы бурой глины.
— Где тонко, там и рвется. Гонишь черта плешивого, а он тут как тут. — Усмехнулся Окунев, озабоченный новым препятствием.
Как ни странно, но дальше, за взорванным мостом, дороги не было. Она шла левым краем оврага и терялась, заканчиваясь тупиком. Внезапно Окунев споткнулся и упал. В этот же миг за его спиной дважды что-то щелкнуло и раздался короткий, гулкий взрыв. Мелкие, как иглы, щепки, рыхлый, одетый в желтоватый дерн бугорок земли взметнулись вверх. Он почувствовал хлесткий удар по подошвам сапог, замер, затем стремительно поднялся на ноги. «Противопехотная мина, — пронеслась в его голове мысль. — Сработала с опозданием».
Не успело затихнуть ломающееся эхо, как возник гул мотора приближающего бронетранспортера. Из кабины, с автоматом на изготовку, спрыгнул озабоченный взрывом лейтенант. К месту происшествия бежали солдаты.
— Вас не зацепило?.. — озабоченно спросил лейтенант.
— Товарищ майор, — позвал радист, — позывные «Фиалки».
Окунев с волнением принял из рук радиста трубку радиотелефона!
— «Фиалка»… «Фиалка»… Я — «Тополь-7»… Слушаю…
— «Тополь-7», я — «Фиалка». У аппарата — «Первый». — Генерал сделал паузу, чувствовалось, что он хочет сказать что-то важное. — Я должен сообщить вам печальную весть… Подполковник Кондрашов скончался на операционном столе.
Окунева обдало жаром. Он несколько мгновений молчал, прижав ладонь к пылающему лицу.
— «Фиалка»… Товарищ «Первый», вас понял. Постараемся перед вороном в долгу не остаться, — подавляя подступивший к горлу комок, как мог спокойнее сказал Окунев.
Лейтенант снова обеспокоенно посмотрел на майора.
— Вас не ранило?
— Чепуха! — сказал он глухо и окинул взглядом молодое изжелта-бледное лицо лейтенанта. Он знал, что сопровождающий его офицер дважды ранен и приговорен госпитальной медкомиссией к чистой отставке. Но лейтенант оказался не из числа хлюпиков. Его настойчивость и твердый характер, аргументированные просьбы сломили непримиримых, всезнающих эскулапов, и председатель медкомиссии сказал ему: «Вас с большой натяжкой можно оставить в кадрах действующей армии».
Лейтенанту на днях исполнилось двадцать, но он уже прошел немало дорог войны, бывал в штыковых атаках, штурмовал со своим взводом не одну безымянную высоту. Его широко расставленные глаза открыто смотрели из-под тяжелой стальной каски.
— Товарищ майор, возможно, это разведчик заложил под мост мину замедленного действия, а неподалеку от него установил противопехотную мину.
— А в твоих словах, лейтенант, есть соль… — Окунев с интересом оглядел его небольшую, угловатую фигуру, остановился на ногах, обутых в тяжелые ботинки-«американки».
— Вы какой размер обуви носите, лейтенант?
— Самый ходовой, сорок второй, товарищ майор. А что?
— Да так, как-то к слову пришлось… «Нужно как-то выцыганить для лейтенанта у снабженцев кирзовые сапоги», — подумал Окунев и улыбнулся. — Ничего, лейтенант. А мысли у тебя толковые, словно пирожки, слетающие с горячей сковородки. Скорее всего так оно и есть… Под вашим командованием двенадцать человек. Давайте решим так: шесть человек и вы — идете со мной. Включите в нашу группу радиста. Остальные пять со старшим сержантом во главе плюс водитель бронетранспортера — остаются на месте. Учтите! Места здесь глухие, мало ли что… Установите постоянное дежурство у турельного пулемета. Организуйте скрытую сторожевую службу. Бронетранспортер с дороги убрать в укрытие и замаскировать.
День клонился к закату, когда группа Окунева вышла на ровную, красивую лужайку. Сделали непродолжительный привал. Разостлав на траве карту, Окунев подозвал к себе лейтенанта.
— Давай посмотрим, лейтенант, что у нас получается. Идем по азимуту правильно. До «Чертова урочища» еще целых шесть километров. Время поджимает, товарищ Бородин. А фамилия у вас знаменитая. Бородин! Звучит неплохо! Слыхали о таком композиторе?
— Само собой, товарищ майор!
— Нужно, очень нужно, лейтенант, чтобы бойцы подтянулись. И понимали нас с полуслова, знали все сигналы. Поговорите с солдатами. Обстановка сложная и требует повышенной осторожности и внимания. Радист идет вслед за вами… Исполняйте!
Мелодично между высокими березами почти рядом с Окуневым журчал ручей, унося прозрачные струи в неглубокий овраг. Где-то настойчиво куковала кукушка. Густая, сплетенная солнечными лучами сетка теней падала на лицо майора сбоку, и ему было приятно ощущение лесной тишины и покоя. Из-под прикрытых век он видел, как лейтенант, собрав вокруг себя солдат, смешно, по-гусиному вытягивал ноги, объяснял им секреты бесшумного движения.
