Через десяток минут самоходка вскарабкалась наверх. Механик выключил перегревшийся двигатель, в котором что-то булькало и дымило. Экипаж не успел прийти в себя и отдышаться, заглядывая в глубокую расщелину, из которой вряд ли бы выбрались живыми.
Впереди снова ударили орудийные выстрелы, послышались взрывы. Лейтенант Воробьев вытер пот со лба и крикнул десантникам:
— Не отставать!
Три немецких штурмовых орудия «штурмгешютце», или «штуги», как их чаще называли, двигались навстречу танкам и самоходкам.
Это были машины одной из последних модификаций, с лобовой броней семь сантиметров и длинноствольными пушками.
Сравнительно небольшой калибр компенсировался высокой начальной скоростью снарядов, точностью наводки, наличием в боезапасе кумулятивных зарядов, способных на расстоянии шестисот метров пробить броню любых танков или самоходок.
Все три машины вынырнули внезапно. Выстрелы разнокалиберных орудий ударили, обгоняя друг друга, дробно, словно очередь огромного пулемета. Торопились и наши, и немецкие наводчики, в цель никто не попал.
Пока экипажи Чистякова и Астахова перезаряжали свои тяжелые гаубицы, «штуги» успели выстрелить несколько раз. В ответ летели снаряды единственной уцелевшей «тридцатьчетверки».
Немецкие артиллеристы выбрали главной целью русские «зверобои» — они представляли наибольшую опасность. Самоходка Родиона Астахова получила попадание кумулятивным снарядом. Расстояние было велико и броню не пробило.
Машину встряхнуло, а на лобовой части рубки появилась оплавленная вмятина, которая с полминуты светилась малиновым жаром раскаленного металла. Мелкие осколки брони вонзились в наводчика. Оказывать ему помощь времени не было, старший лейтенант Астахов ловил в прицел немецкую «штугу».
Сержант вскрикнул, зажимая раны. Заряжающий тоже получил несколько осколков, но они лишь оцарапали, обожгли его, разодрали танкошлем.
«Зверобой» Чистякова получил удар в верхушку рубки. Бронебойный снаряд отрикошетил, но толчок был такой сильный, что капитан едва удержался на своем сиденье. Васю Манихина опрокинуло на спину вместе с гаубичной гильзой, которую он крепко прижимал к груди. Хотел выругаться, но зашлось дыхание. Он с трудом поднялся и перезарядил орудие.
«Тридцатьчетверка» сумела использовать мощность своей 85-миллиметровки и проломила десятикилограммовым снарядом лобовую броню «штуги». Механик был убит, командир контужен.
Приплюснутая рубка немецкой самоходки наполнилась дымом — раскаленная болванка воспламенила обивку кресел, куртки, сброшенные в горячке.
Огонь подбирался к боеукладке, где с германской аккуратностью стояли в гнездах остроносые снаряды. Экипаж из четырех человек был наполовину выведен из строя, и перспектива вырисовывалась мрачная. Либо русские добьют их следующим выстрелом, либо через считаные минуты вспыхнет порох в гильзах, и начнут детонировать снаряды.
Наводчик отбросил смятый огнетушитель, который уже ничем не мог помочь, и крикнул заряжающему:
— Вытаскиваем лейтенанта. У нас всего пара минут в запасе.
Невысокий плотный лейтенант оказался неожиданно тяжелым. Наводчик вылез наверх и тащил его за руки. Бронебойный снаряд врезался в рубку в метре от ног.
Удар, встряхнувший «штугу», заставил выпустить руки лейтенанта и сбросил его вниз. Наводчик полз, отталкиваясь от земли рукой и ногой. Другая половина тела не действовала.
Он был уже метрах в десяти от машины, когда вспыхнул порох в унитарных снарядах, а затем стали вылетать и взрываться фугасные головки, вспучив крышу рубки. Наводчику повезло, он единственный остался в живых. Мертвый экипаж размалывало взрывами внутри горевшей машины.
Две другие «штуги» вели беглый огонь. Но стреляли они на ходу, не рискуя останавливаться, — в них тоже летели снаряды.
Командир «зверобоя» старший лейтенант Астахов пересел в кресло наводчика. Он выцеливал немецкую машину, ведущую наиболее активную стрельбу. Эти приземистые верткие «штуги» были знакомы ему еще с сорок второго года. Тогда у них была короткая, похожая на обрубок пушка и более тонкая броня.
Сейчас ствол 75-миллиметровки удлинили до трех с половиной метров, а утолщенная вдвое броня имела дополнительную защиту — гусеничные звенья.
С ними всегда было не просто сражаться. Компактные, низкие по высоте, они хорошо маскировались даже среди травы или кустарника. Наносили удары из засады и тут же исчезали.
Родион Астахов нажал на педаль спуска. Гаубица грохнула, и одновременно в броню «зверобоя» врезался немецкий снаряд. Астахов, с трудом удержавшись на сиденье, видел, как его фугас поднял фонтан земли рядом со «штугой», разорвав гусеницу и смяв нижние колеса.
— Подковали гадину. Еще снаряд!
Заряжающий из экипажа Астахова наклонился, чтобы выбросить дымящуюся гильзу, и растерянно замер.
— Откатник пробило!
Старший лейтенант только сейчас заметил, что казенник орудия остался в крайнем положении. Масло из откатного устройства, которое возвращало ствол на место, вытекало быстрой струйкой.
— Сашка, двигай отсюда, мы на открытом месте!
Куда двигать, Астахов не уточнил. Механик-водитель сам видел небольшую низину метрах в пятнадцати от машины. Там можно было временно укрыться от снарядов. Это совсем рядом! Но в любом бою даже полтора десятка метров могут стать непреодолимым препятствием.
Навстречу «зверобою» по той же низине бежали несколько саперов-подрывников с фаустпатронами и противотанковыми минами. Бежавший впереди унтер-офицер уже пристраивал на плече трубу с набалдашником.
В отчаянной попытке спасти машину и экипаж, Родион Астахов откинул крышку люка и выдернул из кармана пистолет. Искать автомат времени не оставалось.
Старший лейтенант воевал с осени сорок второго. Прошел Сталинград на легком Т-70, где горел первый раз. Воевал на Днепре, где снова угодил под снаряд и был ранен. Кажется, ему везло, выбирался из самых трудных ситуаций, но сейчас все складывалось хуже некуда.
Родион Астахов женился перед войной. Сын появился на свет, когда он был уже на фронте. В сорок четвертом жена приезжала к нему в госпиталь, и они пробыли вместе четыре дня.
Может, самые счастливые дни, которые они провели втроем: Родион, жена и сын. Как быстро все пролетело…
Астахов стрелял из потертого ТТ, полученного еще в училище, выкрикивая какие-то слова, зная, что это последние слова и секунды в его недолгой жизни.
И давил на педаль газа механик-водитель Сашка, ровесник лейтенанта, надеясь смахнуть на ходу скоростью и массой немецких солдат в сетчатых касках и камуфляжных куртках. Яркая вспышка погасила дневной свет, но механик упрямо вел машину вперед.
Смерть экипажа самоходной установки Родиона Астахова была мгновенной. Один и другой фаустпатрон с расстояния сорока метров прошили броню. Вспышки, прожигающие самый прочный металл, убили всех пятерых самоходчиков.
Но машина продолжала катиться, надвигаясь на немецких саперов всей своей массой. На броне лопалась и сгорала краска, языки огня выбивались из люка, двигатель захлебывался, делая последние обороты. «Зверобой» умирал, как живое существо, пытаясь подмять под себя врага и отомстить за погибший экипаж.
Еще один выстрел фаустпатрона остановил самоходку. Саперы спешили прочь, поддерживая под руки раненого унтер-офицера. Одна из пуль, выпущенная погибшим командиром машины Родионом Астаховым, угодила ему в лицо.
Саперы торопились. Последняя третья «штуга» отступала. Мимо промчалась русская самоходка и следом «тридцатьчетверка». Экипажи машин не заметили отделение немецких саперов.
Набирали ход еще три танка и такая же тяжелая самоходка, сумевшие выползти наверх по обвалившейся колее. Стреляя на ходу, бежали десантники, которые обязательно заметят саперов и смахнут все отделение, не задумываясь.
— Что будем делать, Дитрих? — спрашивали они обер-ефрейтора, заменившего тяжело раненного командира. — Может, поднять руки, пока не поздно? Мы же не эсэсовцы, а простые солдаты.
— Думаешь, русские это простят? — показал пальцем на горевшую самоходку один из саперов. — Да еще три танка сожгли.
— В этой мясорубке хоть ноги поднимай, — огрызнулся молодой сапер. — Пощады не будет. Нас одиннадцать человек, надо драться.
— Ударим из автоматов, фаустпатронов, а затем попытаемся прорваться к оврагу, — поддержал его обер-ефрейтор с новым автоматом МП-43.
— А что делать с командиром? Он, кажется, потерял сознание.
Это были саперы из штурмовой роты, специально подготовленные для борьбы с русскими танками. Как и многие солдаты вермахта, они мало верили, что в горячке боя их пощадят, если они поднимут руки.
— После всего, что натворили в России, нас…
