— Страшновато.
— На войне всегда страшно — и сапёру, и лётчику, и артиллеристу.
Павел обговорил с майором некоторые детали. Вернее — говорил майор, а Павел только иногда задавал вопросы.
Павла накормили гречневой кашей с тушёнкой. Он не ел давно, и потому даже добавки попросил. Немцы гречневую кашу не готовили совсем.
Ему собрали небольшую армейскую сухарную сумку, естественно — немецкую, положили туда фляжку со шнапсом и кусок сала. На фронте сало уважали воюющие с обеих сторон.
— Нам пора.
Они снова уселись в «эмку» в том же составе. Вот только отношение к нему стало другим, Павел это почувствовал.
Приехали они к прежнему особняку. Павел сидел в машине, и о чём разговаривали офицеры, он не слышал. Только особист провёл их всех на передовую, в блиндаж к лейтенанту. Тот, как увидел начальство, вытянулся по стойке «смирно». «Вот интересно, — подумал Павел, — в атаку с пехотинцами ходит, а начальства боится». А тут ещё и сам Павел стоит рядом, в немецкой униформе.
— Лейтенант, проводите нас в траншею. Надо нашего человека назад отправить. Минные поля на нейтралке есть?
— Не ставили.
Капитан и майор одновременно посмотрели на часы.
— Ну Павел, сейчас начнётся. Давай ползком вперёд. Полагаю, ещё свидимся. Удачи!
— К чёрту!
Павел выбрался из траншеи и пополз на нейтралку. Едва одолел сотню метров, как справа загрохотали пушки. На немецких позициях стали рваться снаряды. Понятно, немцев отвлечь решили: вроде сначала артналёт, а потом — ночная атака.
Павлу надоело ползти, он стал продвигаться вперёд короткими перебежками. Пробежит десятка два метров, упадёт. Осмотрится — и снова вперёд.
Таким образом он подобрался к передовой траншее немцев.
Ракет сегодня не пускали — немцы явно не хотели обозначать в темноте линию траншей, чтобы не попасть под артналёт.
Павел полежал с полчаса, разглядел, где мелькают каски часовых над бруствером, потом очень медленно подполз к передовой траншее и перемахнул через неё. Ему повезло, что в суете отступления немцы не успели натянуть ряды колючей проволоки.
Павел прополз ещё сотню метров, прежде чем встать. Он шёл вдоль дороги, вспоминая, где ремонтная рота. Был он там неполный день, выходил оттуда ночью и дорогу, конечно, не запомнил. Как говорится, ночью все кошки серы.
Он достал фляжку со шнапсом и, как учил майор, часть спиртного вылил на форму и сделал пару глотков. От него должно разить шнапсом, чтобы ни у кого не возникло и тени сомнения — солдат пьян.
Навстречу ему попались два пехотинца.
— Камарады? Где я? — Павел дохнул на солдат густым запахом спиртного.
Пехотинцы хихикнули.
— Друг, откуда нам знать? Ты танкист?
— Да. А что, по форме не видно?
— Темнота аж глаз выколи. Вроде вон там танки стояли, — один из солдат махнул рукой в темноту.
Через полкилометра Павел и в самом деле наткнулся на стоящий в отрытом капонире танк T-IV. В их батальоне таких не было. Чёрт с ним, завтра утром он разберётся.
Павел взобрался на танк и устроился спать на моторном отделении. От двигателя шло тепло. Павел сунул сумку под голову и мгновенно уснул — ведь он не спал уже две ночи.
Проснулся Павел от пинка по ноге. Разлепил глаза — над ним возвышался офицер в танкистской форме.
— Встать!
Павел неловко поднялся.
— Да ты пьян, танкист! От тебя шнапсом разит!
— Так точно, господин обер-лейтенант! — Павел скосил глаза на погоны офицера. Лицо офицера было ему незнакомым.
— Как ты здесь оказался, кто ты такой?
— Оберпанцерсолдат четвертого панцергренадёрского полка Пауль Витте. Позавчера мой танк подбили, экипаж сгорел, только мне удалось выбраться, — Павел демонстративно покачнулся.
Взгляд офицера смягчился. Остаться в живых и выбраться из горящей машины — это большая удача.
— Если бы не война, гренадёр, я бы определил тебя на гауптвахту. Ладно, я не буду строг, иди.
— Господин обер-лейтенант, меня вчера определили в ремонтную роту. Хоть убейте, но я не помню, где она.
Офицер улыбнулся.
— В питье надо знать меру. Курт!
Из-за танка вынырнул танкист.
— Проводи панцергренадёра к ремонтной роте.
— Слушаюсь.
Павел спрыгнул с танка. Уже рассвело, и он сам сориентировался. Но лучше, если его проводят. Как говорил майор, пусть на всякий случай будет больше свидетелей его пьянки. Не дезертировал человек, он лишь напился на радостях, что живой остался.
Из-за поворота выехала «Берге-Пантера». Это та же «Пантера», но без башни и пушки. На месте башни была небольшая грузовая площадка и мощная лебедка. В каждом батальоне была такая машина, и использовалась она для эвакуации и буксировки подбитых танков с поля боя.
«Берге-Пантера» остановилась напротив Павла, из люка выбрался фельдфебель.
— Витте! Чёрт бы тебя побрал! Где ты шляешься? А это что за дружок с тобой?
Фельдфебель спрыгнул с машины, подошёл к Павлу, принюхался.
— Так и есть, нажрался шнапса!
— Господин обер-лейтенант, командир роты одиннадцатого танкового полка приказал привести его в ремонтную роту. Этот гренадёр всю ночь проспал на нашем танке.
— Матерь Божья! Спасибо, солдат, свободен. И держи язык за зубами.
Солдат развернулся и ушёл.
— Пауль, я тоже солдат; я был в атаках и понимаю, что значит терять боевых друзей. Но напиваться, как свинья, и пропадать где-то целый день? Тебя могут вздуть и лишить лычек.
— Давай выпьем! — неожиданно для себя самого предложил Павел. — Тут ещё осталось, — он потряс наполовину заполненной фляжкой.
— Убери! — фельдфебель оглянулся на «Берге-Пантеру». Из люка за ними с любопытством наблюдал водитель.
Павел убрал фляжку в сухарную сумку.
— Лезь на машину! Если кто спросит, скажешь, что помогал подбитую «Пантеру» транспортировать. И без меня не пей, я вечером в казарму приду.
Павел взобрался на «Берге-Пантеру». Фу, похоже — пронесло. Ловко этот майор из СМЕРШа придумал — обманный ход с выпивкой.
В ремонтной зоне Павел переоделся в комбинезон. Ему поручили несложную работу — подтягивание натяжения гусениц. Работа пыльная, но не требующая мозгов. Правда, тяжёлая.
Павел менял пальцы на траках, тянул гайки. К вечеру смертельно устал. Ему прилечь бы, отдохнуть, ан нет, заявился фельдфебель.
Павел мысленно выругался, но делать было нечего. Фельдфебель не поднял шума, обнаружив его исчезновение, да и в дальнейшем мог пригодиться.
Фельдфебель, видимо, уже знал все укромные места. Он завёл Павла в небольшую подсобку. Расположились за столом. Павел достал из сухарной сумки сало, порезал его тоненькими ломтиками. Сало было розоватым, с прослойками мяса. У фельдфебеля загорелись глаза.
— Подожди немного.
Он исчез и явился с кирпичиком хлеба армейской выпечки.
— Разливай, гренадёр.
Павел щедро плеснул шнапса ему в стакан, себе налил немного.
Фельдфебель это заметил.
— Долей себе.
— Увольте, не могу уже больше пить.
Они подняли стаканы.
— За то, чтобы выжить на этой войне, — провозгласил тост фельдфебель.
Они выпили и принялись за хлеб с салом. Прожёвывая кусок, фельдфебель закатил от удовольствия глаза.
— Давно такого не ел. Погоди-ка, вспомню. Пожалуй, с сорок первого года, когда мы только на Украину вошли. Да, точно!
Павел снова разлил шнапс. Фельдфебель явно любил выпить и хорошо закусить. Надо взять на заметку.
Они выпили за победу. Глаза у фельдфебеля заблестели, щёки порозовели.
— Пауль, ты хороший малый! Можешь называть меня Гюнтером.
Павел разлил остатки шнапса в стаканы. Они выпили ещё раз.
— Если что-то надо будет — обращайся, всегда помогу. Я в ремонтной роте второй год, всё и всех знаю. Раньше танкистом был, на T-III. После ранения сюда попал. Так что фронтовика хорошо понимаю, сам был в этой шкуре.
— Спасибо, Гюнтер, ты меня выручил. Поверишь, после того, как экипаж мой сгорел, как помутилось в голове. Сколько выпил и с кем — не помню.
— Бывает. Я до войны моряком был на сухогрузе. Бывало, в порт придём — так с парнями накачаемся, что не можем вспомнить, как наш корабль называется и в какой стороне порт.
— Не знал, что ты моряк. А почему не на флоте служишь?
— Я механиком был, при двигателях. На море опасно, американская авиация или английский крейсер посудину потопят, и что делать? Нет уж, на земле спокойнее.
— Гюнтер, ты мудрый человек. Ты ешь сало. А хочешь, забери его себе, я ещё найду.
— Ты свой парень, Пауль! Держись меня, вместе не пропадём.
Гюнтер тут же завернул сало в бумагу и спрятал в сухарную сумку.
— Сумка-то у тебя пехотная, за танкистами такие не числятся.
— Даже не помню, где я её взял. Забери себе.
— Как служится тебе, Пауль?
— Спасибо, Гюнтер, хорошо. Лучше здесь крутить гайки, чем в танке идти в атаку.
