Именно с этого налета на аэродром возле Веселого мы начали бои за Крым. Древняя Таврида продолжала висеть набухшим гнойным аппендицитом на подбрюшье уже почти освобожденной Украины. Уходить немцы не собирались, и нам предстояло выполнять роль хирургов. Немало в моей жизни связано с Крымом. Земля эта никогда не принимала надолго ни один народ. Скифов вытеснили сарматы, немногочисленные греческие колонии на побережье захлестнули гунны, половцев истребили татары, татар захватили, а потом и вывезли в Среднюю Азию, славяне. Жили здесь и предки немцев — готы. Когда задумываешься обо всем этом, то становится очевидна тщета и глупость всех территориальных претензий и границ. Каждый человек имеет право на землю, как сын этой планеты, и нет народа, претензии которого на его землю были бы бесспорными. И очень жаль, что сейчас мы вернулись в осознании этого факта на столетия назад.
Крымская группировка немцев была не из слабеньких. Гитлер без всякой стратегической пользы отнял у главных фронтов, изнемогавших под тяжестью нашего наступления на Польшу, Германию, Румынию, Венгрию и Чехословакию, семнадцатую армию, располагавшую двенадцатью дивизиями: пятью немецкими и семью румынскими. Эта группировка насчитывала до двухсот тысяч вражеских солдат и офицеров, более трех тысяч орудий и минометов, двести танков и штурмовых орудий, сто пятьдесят самолетов, базировавшихся как в Крыму, так и на румынских аэродромах. Очень важным союзником немцев и румын был крымский рельеф, очень удобный для обороны. Как обычно, Гитлер отдал войскам приказ держаться до конца. Главные силы Крымской группировки обороняли северную часть полуострова: Сиваш и Перекоп. Много войск было на Керченском полуострове. И достаточно жидкая, но мобильная группировка прикрывала крымское побережье.
Толбухин собирался вскрывать крымский аппендицит одновременными ударами войск 4-го Украинского фронта от Перекопа и Сиваша с севера и отдельной Приморской армии с востока — опираясь на плацдармы в районе Керчи, рвануть в общем направлении на Симферополь — Севастополь при мощной поддержке Черноморского флота и авиации дальнего действия, базировавшейся в Ейске. Была некоторая надежда и на крымских партизан, которых все же не до конца уничтожили татары. Должен сказать, что несмотря на превосходство в силах, настроение не было радужным. Уже несколько раз именно в Крыму наши войска несли большие потери. Немцы взяли Севастополь, вдребезги разгромили в том же 1942-ом году Керченскую группировку, безвольного командующего которой совершенно затюкал подручный Сталина, въедливый еврей Мехлис, отбили, с очень большими для нас потерями, несколько крупных десантов на крымское побережье, начинавшихся крайне удачно. Мой брат Иван, моряком торпедного катера, «высаживал» десант в районе Керчи, в 1942-ом году. Выглядело это так: здоровенные матросы-славяне сбрасывали в воду с палуб катеров, подошедших по мелководью к самому берегу, жалобно кричащую среднеазиатскую пехоту, которой не оставалось ничего другого, кроме как брести к берегу — на немецкие пулеметы. Только высокая рождаемость спасла среднеазиатские республики от вырождения их народов после той войны.
Так что мы имели дело с еще всерьез не битыми и готовыми сражаться до конца, не сломленными морально, имевшими за плечами победы, немцами. Следует сказать, что мы отлично подготовились к Крымской операции. Хватало и времени и разведданных. Войска отдохнули за зиму и основательно пополнились. И потому, когда восьмого апреля 1944-го года сразу в нескольких местах заревела артиллерия, то сразу все пошло, как по маслу. Мы прикрывали с воздуха 51 армию Я. Г. Крейзера, ударившую с Сивашского плацдарма в районе Ишунских позиций, а также войска, штурмовавшие Перекоп. Мощных истребительных сил противника в Крыму не было, а те, которые были, попали под наш вчерашний штурмовой удар, и мы действовали в воздухе свободно, как на учениях, остерегаясь лишь зениток врага. Мне пришлось вылетать для прикрытия войск второй гвардейской армии, прорывавшей фронт на Перекопе. Было отлично видно с воздуха, как ювелирно работают наши артиллеристы: почти половина снарядов и мин ложились точно во вражеские траншеи. Эффективность такого огня очень велика. Пехота шла почти вплотную за огненным валом, захватывая траншею за траншеей.
Немцы сделали отчаянную попытку бомбовым ударом остановить продвижение наших войск. В воздухе появились восемь «Лаптежников» — «Ю-88» и шесть «МЕ-109-Ф» для их прикрытия. Истребителями занялась эскадрилья Константинова, которая закружилась с ними на высоте трех тысяч метров. Вскоре старший лейтенант М. М. Гамшеев, после удачной атаки из нижней полусферы, сбросил с поднебесья один «Мессер», который, не выходя из крутого пикирования, тянул за собой длинный дымный шлейф до самой земли, куда и врезался среди наших позиций. Группа «Яков», в которой был и мой самолет, атаковала немецкие пикирующие бомбардировщики, заходящие для бомбежки. Первого «Лаптежника» вогнал в землю Василий Леонидович Ковтун. Наконец-то и я разговелся: подстерег «Лаптежника», начинавшего пикировать, и, не отрывая пальца от гашетки, вогнал в него почти треть боевого комплекта. Из этого пикирования «Ю-87» уже не вышел, закончив его ударом о землю. Мое настроение сразу поднялось, и очень хотелось повторить боевую удачу. Но «Лаптежники», бросая бомбы, куда попало, уже удирали веером, стремясь спрятаться в облаках.
Именно в это время наш братский 9-й гвардейский истребительно-авиационный полк тягался с «Мессерами» над Сивашем. Сначала ребята Левы Шестакова завалили два «МЕ-109-Ф», но потом загорелась «Белла Кобра» известного летчика, Героя Советского Союза старшего лейтенанта Карасева, который катапультировался и попал в плен к румынам. К счастью, они передали его немцам, и Карасев, вывезенный в Германию, уцелел и после войны, освобожденный американцами, вернулся в нашу дивизию, одетый в американскую солдатскую форму. Но к полетам он допущен не был, как побывавший в плену. С ним даже не стали разговаривать, а особисты прогнали его из полка, приставая с вопросом: «А почему не застрелился?» Большего идиотизма и подлости трудно было просто придумать. Подобное могло случиться с каждым. Но барабанные шкуры, жизнелюбы по поводу баб и водки, особисты, будто испытывали удовольствие, когда погибал очередной пилот.
Дела 51-ой армии пошли неплохо. При активной поддержке нашей авиации она к десятому апреля проломила Перекоп и захватила узкое дефиле между озерами, откуда на следующее утро ударил 19-й танковый корпус, сходу захвативший Джанкой и погнавший немцев на Симферополь, катясь по степи как грандиозный паровой каток. Образовался «слоеный пирог», в центре которого наши гнали ошеломленных немцев. Но на Ишуньских позициях, на которые возлагал большие надежды еще Врангель, наше наступление замедлилось. Немцы упорно не пускали наших с этой стороны на просторы крымских степей, хотя их день и ночь молотили попеременно: то наша артиллерия, то авиация.
Одиннадцатого апреля наш полк получил боевой приказ — направить звено истребителей для охоты за паровозами противника в Крыму, бегающими на перегоне Симферополь-Джанкой. Вылетело звено старшего лейтенанта Люсина в составе Ивана Семеновича Прозора, Исса Ахмет Шариповича Уразалиева и Николая Рябова. Все пушки были заряжены бронебойными снарядами. Люсин, толковый летчик, продумал тактику атаки паровозов. Удар должен был наноситься сбоку под углом в девяносто градусов к движущейся цели, с правого пеленга, на бреющем полете. Цель — паровой котел. С первого же захода нашему звену удалось выпустить пар из котлов двух паровозов, тянущих составы с боеприпасами к линии фронта. Самым удачным было, что эти застывшие на путях составы так и остались стоять, закупорив всю ветку, а наше звено вернулось на свой аэродром без потерь.
К вечеру этого же дня мы уже висели над Ишуньскими позициями, где немцы с правого фланга, с запада, пошли в сильную контратаку на наши войска, входящие в Крым. Это была безнадежная затея, ведь в немецком тылу все рушилось, но они с яростью наступали, прокладывая себе дорогу интенсивным артиллерийским и минометным огнем. Против этой наступающей группировки наше командование подтягивало силы, откуда могло, без конца накрывая ее добрыми порциями бомб и снарядов, но противник, буквально устилая землю своими трупами, рвался вперед. Зная рациональных немцев, мы были удивлены такой их тактикой в явно безнадежной ситуации. Тем не менее, во второй половине дня 11-го апреля 24 «Горбатых» под командованием Ляховского и под прикрытием двух эскадрилий нашего полка, с которыми была моя очередь лететь, оказались примерно на три километра южнее Ишуньских позиций, где штурмовики с воздуха добротно проутюжили наступающие немецкие батальоны. Мы заходили на штурмовку несколько раз. Не обнаружив истребителей, принялись помогать «Горбатым» и наши «Яки». Внизу все кипело от разрывов, но ярость боя не стихала. Что это за бешенные огурцы, которые наступают, когда вокруг них все рушится? — думали мы с удивлением. По степи к району яростного боя подтягивались наши резервы: колонны пехоты и танков. К обеду следующего дня все было кончено. Земля была вся в рваных разрывах, возле которых часто-густо лежали убитые люди в немецкой форме, оказавшиеся крымскими татарами. Справиться с ними было непросто: зенитным огнем они подбили наш штурмовик и два истребителя. И если во время боев в районе Перекопа и Сиваша мы потеряли всего более полутысячи бойцов убитыми, то четыреста из них полегли именно в сражении с крымскими татарами.
