Накладка произошла в военном архиве. Туда кто-то вызвал пожарных и вода испортила все документы. Многое оказалось вообще утраченным. То же произошло и в архиве министерства внутренних дел. Лахузен недоумевал: в обоих случаях он так и не нашел очагов загорания. Впрочем, утешался он, это мелочи. С армией разобраться легче, многое уже нашлось в полицай-президиуме, который подотчетен МВД, и в канцелярии социалистской партии, в бюро Объединенных профсоюзов.
12 марта 1938 года в Вене было арестовано гестапо и абвером 67 тысяч человек.
В тот же день Англия, США и Франция официально признали захват Австрии Гитлером. Посольства этих государств в Вене были закрыты, их штат — эвакуирован уже к вечеру.
Центральный орган ВКП(б) газета «Правда» в те дни писала: «…разгул фашистской агрессии является непосредственным следствием политического курса Чемберлена. Проводимая им политика открытого сговора с агрессорами и отказа от системы коллективной безопасности развязала руки поджигателям войны».
Ингрид ван Ловитц поняла, что ее телефонный звонок Дворнику оказался для профессора неожиданностью. Она отдавала себе отчет, что ее просьба о немедленной встрече выглядит до неприличия навязчивой. Но другого выхода у нее не было.
Утром в отеле ее нашел Фернандес, связник Центра. Он вручил ей серый конверт с германской маркой для передачи профессору Дворнику и указание Дорна немедленно возвращаться в Швецию.
Когда Дворник вошел в зал ресторана, его поразило выражение тяжелого, совсем не женского раздумья на лице Ингрид — будто прежде он знал совсем другого человека…
Присел рядом, улыбнулся. Зина сразу заметила: улыбка получилась вымученной и подчеркнуто учтивой.
— Рада вас видеть и простите за назойливость. Обстоятельства изменились так резко, что сегодня я должна уехать.
— В Янске-Лазны? — спросил Дворник.
— Нет. В Швецию.
— Ну что ж. — Он недоумевал, неужели только отъезд на родину заставил фрокен быть несколько бестактной. — Я тоже уезжаю. В Лондон. Этот ресторан, — добавил Дворник после паузы, — славится в Праге еще со времен империи…
Ингрид огляделась. Старое столовое серебро, немолодые официанты, вылощенные и исполненные внутреннего достоинства, богемский хрусталь. В зале практически пусто. На эстраде ненавязчиво играли что-то два музыканта — цимбалы и скрипка. Профессор взял карту, вопросительно посмотрел на Ингрид:
— Прежде здесь готовили удивительную форель…
— Я всегда любила рыбу, — ответила Зина, размышляя, когда ей лучше передать конверт, и решила, что, вероятно, если Дворник прочитает его содержание при ней, хотя, судя по приказу Дорна о возвращении в Швецию, ей рекомендовали, грубо говоря, уносить ноги, — реакция профессора непредсказуема. «Нет, — думала она, — они не знают его, как я. Он не сдаст меня в полицию».
Официант выслушал заказ с выражением врача, анализирующего анамнез.
— Могу порекомендовать к рыбе легкое белое вино, очень сухое, — бесстрастно посоветовал, профессионально вскинув на рукав салфетку. Дворник согласился.
— Расскажите о своих впечатлениях, — бросил Дворник Ингрид.
— Поразительно, — ответила она. — Вчера пала Вена, а пражане спокойны, как мне показалось. Та же пестрая толпа туристов, беззаботная молодежь. В газетных киосках все так же продается «Венков» с портретами Гитлера. Разве что больше военных патрулей на площадях… Говорят, в рабочих кварталах коммунисты организовали демонстрацию протеста. Это верно?
— То далеко до Градчан, — сухо заметил Дворник. — Да, Австрии больше нет, есть Остмарк, восточное графство, если дословно переводить с немецкого. Простите, Ингрид, кажется, мы говорим не о том. Вы удручены, у вас что-то произошло, и вы вызвали меня, надеясь на мою помощь?
— Скорее, я сама надеюсь помочь вам…
Дворник удивленно вскинул брови.
В это время официант подкатил на тележке покрытое крышкой блюдо. Достал деревянную разделочную доску. Ингрид оборвала себя на полуслове. Дворник молча смотрел, как официант ловко переложил на доску золотистую рыбку и принялся разделывать ее, орудуя двумя тонкими вилками. Наконец выложил филе на тарелки, разлил вино по бокалам и покатил свою тележку прочь. Только тогда Дворник сказал:
— Я знаю, вы добрый человек, Ингрид, но я не понимаю, какого рода помощь вы предлагаете мне…
— Я догадываюсь, профессор, отчего вы так торопитесь в Лондон. Кое-что было достаточно ясно из наших многочисленных бесед. Да и доктор Карел не скрыл от меня, какой вы редкий, удивительный человек. Да, нужно бороться против войны. И я буду молить бога, чтобы он помог вам в вашем благородном деле. Я ведь жила в Германии… И, увы, имела несчастье… пытаться бороться с войной там, в ее колыбели. Это закончилось для меня не так скверно, как для сотен моих единомышленников. Мне помогли уехать.
— Вы — немка? — с ужасом спросил Дворник.
— Нет… Хотя Германия и считается моей родиной. По документам… Мне было бы неловко отвечать на ваши прямые вопросы.
Дворник покачал головой… Да, Гофман что-то говорил… Гестапо, пытки, болезнь… Но там, в Янске-Лазны, это как-то прошло мимо, не верилось…
— В Пиллау, где я жила, это на Балтике, я вращалась в военно-морских кругах. И кое-что случайно иногда узнавала. Например, о десанте на Остров — так в обиходе немцы называют Великобританию. Уже тогда, в тридцать четвертом году. Сегодня мне тоже удалось выяснить некоторые вещи, интересующие в том числе и ваше правительство. — Ингрид раскрыла сумочку и положила перед Дворником конверт с германской маркой. — Прочтите.
Дворник недоверчиво посмотрел на конверт, на лицо Ингрид. «У нее даже речь изменилась, — отметил Дворник. — Стало быть, милая, добрая, женственная Ингрид ван Ловитц — политэмигрант? Но к какому слою эмиграции она принадлежит? С кем она? С Манном, социал-демократами, с христианскими демократами? Со старой аристократией, которая не приняла Гитлера? С кастовым старым офицерством? Она так набожна. Не с Тельманом же она, в самом деле! Нет, это люди другого склада. Другого воспитания и круга. А ведь Гофман, конечно же, знает… Но никогда, ни словом, ни намеком… Почему он не предупредил меня? А не рискую ли я рядом с ней?»
Почувствовав смятение Дворника, Ингрид твердо сказала:
— Это план нападения Гитлера на Чехословакию, кодовое название плана — «Грюн».
…Дворник дочитал, и у него затряслись руки:
— Значит, мы познакомились с вами не случайно, фрокен Ингрид…
Ингрид мягко накрыла его руку своей ладонью:
— У чехословацкого народа есть добрые и верные друзья и союзники. Будем надеяться на них. И я очень верю в чехословаков. Прощайте, профессор. — Ингрид ласково улыбнулась, кивнула и пошла, чуть покачиваясь на модных каблучках-рюмочках.
Голова Дворника стала вдруг тяжелой, видно, внезапно подскочило давление.
Президент Бенеш смотрел на Дворника с нескрываемым удивлением.
— Мы же обо всем договорились, пан Феликс, я полагал, вы уже в пути. События нарастают, и промедление… Вот, — Бенеш отодвинул от себя какие-то листы. — Очередное послание Генлейна. На сей раз ультимативное. Вдохновлен лаврами Зейсс-Инкварта.
— И видимо, не зря, — сурово сказал Дворник. — Я пришел, чтобы ознакомить вас с еще одним документом.
Сначала Бенеш читал молча, потом невольно начал зачитывать вслух: «…акция, предпринятая после периода дипломатических переговоров, ведущих к кризису и войне… Молниеносный удар, основанный на инциденте… Концентрация войск в Силезии, Саксонии, Баварии и Австрии… Чехи не могут быть признаны самостоятельной нацией… Существует только одно решение: физически и духовно разрушить чешское сообщество при помощи выселения и эмиграции и путем растворения чехов в Великой Германии. С 1939 года в ходе германизации в концлагерях должно быть уничтожено 300 000 чехов 500 000 гектаров чешской земли должно быть передано немецким поселенцам…»
Бенеш резким движением снял очки:
— Пан Феликс, и вы поверили этому сумасшедшему бреду? Это слишком чудовищно, чтобы быть правдой!
Дворник молчал.
— Я говорил вам, Геринг трижды заверил Маетны, что Прагу события в рейхе и в Австрии не должны беспокоить. Войска вермахта вообще отведены от наших границ на пятнадцать километров. Чем это не подтверждение слов Геринга? Это же факт! А вы попались на удочку запугивающей пропаганды генлейновцев…
— Поэтому вы и отменили объявленную мобилизацию? — с горечью спросил Дворник.
Он-то уже считал, что чем-то подвигнул Бенеша на активные действия против рейха, а оказалось… Неужели Бенеш специально разделяет немцев и генлейновцев, надеясь, что в отношениях с Гитлером еще как-то удастся… Крофта, министр иностранных дел, поспешил уже с официальным заявлением, что Чехословакию события в Австрии не касаются вообще и «среди общественности и в печати следует избегать ненужной критики и сделать все, чтобы нас не спровоцировали».
