Рабочий поселок Горный лежит в долине между лесистыми холмами. Седловины поросли осинами, с востока поселок подпирает непролазная чаща с единственной прорубленной дорогой. Раньше в поселке проживало около тысячи человек – работники окрестных карьеров и их семьи. Сейчас практически никого не осталось, люди ушли, за исключением небольшого количества пенсионеров, их место заняли военные. Теснятся одноэтажные дома, в центре стоят двухэтажные бараки. Поселок прорезают несколько улиц. Самая значимая – Советская – тянется с западной окраины на восточную. Поселок неоднократно бомбили, подвергали артиллерийским обстрелам.
Штаб располагался как раз на Советской улице, в здании бывшего общежития. По другую сторону пустыря находилось вместительное и глубокое овощехранилище – его приспособили под бомбоубежище. Туда штабисты бегали всякий раз, когда начиналась заваруха. В поселке дислоцировался механизированный батальон – последний резерв командарма Ефремова. Штаб охранял комендантский взвод – минимальное количество людей, все остальные бились на передовой. В штабе круглосуточно кипела работа – армия гибла, требовались титанические усилия, чтобы сохранять ее живучесть.
Появление разведчиков охрана встретила смешками: «Ну, и колесница у вас, ребята!» Майор Шилов похромал в штаб, потом вернулся и принялся отдавать приказания. Командарм отсутствовал, штатный состав штабистов сократился втрое – война не жалела никого.
Разведчикам отвели примыкающее к зданию строение барачного типа. Левая половина здания лежала в руинах, правая пока держалась. Электричество и вода отсутствовали, но во дворе имелся колодец, оснащенный ржавым ведром. Жить в доме было в диковинку, обычно бойцы жили в землянках, в блиндажах, а случалось, что и под открытым небом. Разведчики блуждали по комнатам и опасливо поглядывали на осыпающиеся потолки. С раскрошенных стен свисали обрывки утеплителя. В окнах кое-где уцелели стекла. Осталась мебель – пропитанная пылью, гарью, но все еще пригодная для использования. Отчаянно скрипели кроватные пружины – разведчики «репетировали» ночной сон, по остроумному заявлению Леньки Пастухова. В бараке была коридорная система, двери в большинстве отсутствовали. Впрочем, они и не требовались. Коридор упирался в завал – все, что осталось от левого крыла.
Настя подыскала себе уединенное помещение, где имелась кровать и даже туалет, в котором не было воды, со стоном завалилась в койку и молитвенно уставилась в раскрошившийся потолок. Шубин заходить не стал, только заглянул внутрь – слишком много было любопытных глаз. Присутствовала какая-то стыдливость, хотя все знали, что связывает этих двоих.
– Разместились? – В барак, прихрамывая, вошел майор Шилов. – Эй, бравое войско, вы где? Почему дневальный не стоит на «тумбочке»?
– Взвод, построиться в коридоре! – скомандовал Шубин.
Разведчики высыпали из комнат и выстроились в шеренгу. Майор обошел строй, задержался взглядом на Насте. Девушка давно привыкла к подобным проявлениям, поэтому никак не отреагировала. В глазах майора появилась задумчивость, он словно провалился во времени, но опомнился, передернул плечами.
– Ладно. Советую не обживаться – казарма временная. Никто не знает, куда нас занесет даже завтра. На складе получите новые комбинезоны, запасетесь боеприпасами, получите сухой паек. Полевую кухню разбомбили, столовая работает нерегулярно – приходится использовать обычные дровяные печки. Вся надежда на сухпай, но и он не вечный… Командарм уже здесь, желает посмотреть на твоих бойцов, Шубин. Надеюсь, понимаешь, что это не комбат, не комполка – реагировать надо шустро и адекватно.
– Так точно, товарищ майор! Все понятно.
– Ни хрена тебе непонятно, Шубин, – фыркнул майор. – Можно подумать, ты сталкивался с подобной ситуацией. Штаб зашивается, работы невпроворот. Трудимся за живых и за мертвых. Порой поесть некогда, не то что поспать… Уяснил задачу? Через двадцать минут – построение у штаба.
Но жизнь внесла свои коррективы в планы начальства. Немцы были в курсе, где расположен штаб. Начался артобстрел. Работала дальняя артиллерия. Снаряды сыпались в непосредственной близости от штаба, взрывались с оглушительным грохотом. Но стреляли по площадям, поэтому ущерб мог нанести только шальной снаряд. На глазах у Шубина разлетелось в щепки необитаемое строение на другой стороне дороги, дружно попадали секции забора. Вырос огненный факел недалеко от столовой, здание частично охватило пламя. Штабные работники поспешили укрыться в бомбоубежище. Подчиненные Шубина высыпали на улицу. Обстрел был серьезный, но большинство снарядов рвалось на западной окраине поселка, где размещался резервный батальон. Снаряд взорвался посреди дороги и образовал воронку.
– Что делать будем, товарищ лейтенант? – крикнул Становой. – Свежим воздухом подышим? – И надрывно закашлялся, глотнув пороховой гари.
От дыма, нависшего над поселком, першило в горле. Казалось, наступил вечер – все плавало в сизой дымке. Инструкция, данная Шиловым, была недвусмысленной – в любой непонятной ситуации бежать в бомбоубежище, овощехранилище выдержит даже прямое попадание. Это было сомнительное заявление – хранилище, может, и выдержит, но выдержат ли люди?.. Шубин повел бойцов задворками к штабу. Снаряды падали в стороне, но и в этой части поселка они наделали немало дел. Горела «полуторка», к счастью, без людей и груза. Жаркое пламя облизывало капот, плавился металл. Кузов уже сгорел, превратился в головешки. Рядом стоял осиротевший водитель с пышными усами и грустно таращился на свою «ласточку». С задней стороны штабного здания красовалась еще одна воронка. Ударная волна выбила стекла в помещении, загорелись шторы и деревянная мебель. Красноармейцы боролись с огнем – сбивали пламя брезентом, затаптывали ногами. Ушастый недоросток с нарукавным знаком ефрейтора волок от колодца ведра с водой, но помощь уже не требовалась. Кто-то кашлял в дыму, кто-то шутил, мол, в пожарные надо было идти – не профессия, а сплошная романтика!
Обстрел прекратился, когда разведчики как раз добежали до убежища. Смысла туда входить уже не было. Забегали штабные работники. Старшие отдавали указания младшим: устранить последствия обстрела, потушить огонь, об ущербе доложить.
– Поздновато вы, Шубин, добрались до бомбоубежища, – прозвучал сбоку знакомый голос.
– Взвод, становись! – скомандовал Глеб. – Смирно!
– Вольно, – отмахнулся командарм, и застывшие бойцы расслабились и с интересом уставились на «самого главного» человека.
Генерал Ефремов выглядел неважно. Лицо осунулось, в кожу въелась гарь, щетина заострилась, на рукаве чернело пятно. Похоже, саму руку он тоже обжег, поскольку морщился от боли и непроизвольно ее ощупывал.
– Виноват, товарищ генерал-лейтенант, – сказал Шубин. – Пока добежали, все закончилось… Вам бы врачу показаться, товарищ генерал…
– Вот сейчас все брошу и побегу по врачам! – резко среагировал Ефремов. – Это ожог, не осколок… Обустроились, лейтенант, на новом месте?
Генерал исподлобья осмотрел выстроившихся бойцов и задержался взглядом на хрупкой фигуре красноармейца Томилиной. Девушка не шевелилась, смотрела перед собой и, по мнению Шубина, могла бы сделать лицо попроще.
– А это кто? – недоверчиво спросил генерал.
– Боец Томилина, – не моргнув, отчитался Глеб. – Превосходный снайпер, следопыт, разведчик по призванию. Несколько раз спасала от смерти
