своих товарищей.
– Да неужели? – пробормотал генерал. – А на вид и не скажешь. Ты уверен, Шубин, что боец Томилина находится на своем месте?
Настя задрожала, но выражение лица не изменила.
– Так точно, товарищ генерал-лейтенант.
– А чего вздыхаешь? – Генерал прищурился. Он все понял, но свои выводы оставил при себе. – Ладно, как я уже говорил, не буду вмешиваться в твою кадровую политику. В исключительных случаях участие женщин в боевых операциях допустимо. Смотри только, чтобы совесть не порвала, если с ней что-нибудь случится… Майор Шилов доложил, что вас обстреляли по дороге.
– Это был «Хенкель», товарищ генерал. Все закончилось благополучно, пострадала только машина… Взвод готов к выполнению приказов.
– Поели?
– Не успели, товарищ генерал.
– Поешьте, не нужны вы мне голодные. Через пятнадцать минут прибудешь в штаб для постановки задачи.
– Слушаюсь, товарищ генерал-лейтенант.
Глеб догадывался, почему генерал прибрал под крыло его людей. Это была отнюдь не симпатия. Генерал Ефремов был прагматик. Идеологические установки он учитывал в последнюю очередь, первым делом смотрел на послужной список и личные качества. Он ненавидел бросать людей на бессмысленную смерть, считал это эталоном глупости. Людей можно отправить на смерть только с пользой для дела.
– Не признаю героизм, лейтенант, – сообщил Ефремов после постановки задачи. – Склоняю голову перед теми, кто его проявляет, но стараюсь обходиться без этого. Героизм одних – это следствие предательства или халатности других. Выражу крамольную мысль, но героизма быть не должно. Должна быть нормальная, кропотливая, четко продуманная боевая работа.
И снова не давало покоя: по чьей вине попала в окружение целая армия? Генерал прилично воевал в Беларуси и под Москвой, блестяще провел Наро-Фоминскую операцию. Почему генерал армии Жуков бросил потрепанную, неотдохнувшую армию в наступление на Вязьму? Ведь в штабах прекрасно знали о силе и способностях группы армий «Центр».
Армия скукожилась до трех формальных дивизий – 160-й, 338-й и 329-й. Подразделения первой были разбросаны по обширной территории вокруг Горного, велись тяжелые бои на расстоянии шести-семи километров к западу, пятились, не успевая возводить укрепления. Две другие дивизии бились на севере и на юге, медленно отступая к Горному. Часть подразделений оказывалась в лесах, в болотах, не имея возможности выйти, солдаты гибли под бомбежками. Личный состав армии сократился вчетверо. Но люди не сдавались. Многие уже поняли, что немца можно бить, и крайне было досадно, что это не удается сейчас.
К вечеру текущего дня канонада усилилась. Немцы давили с севера, сжимая кольцо. Оборона одного из полков 338-й дивизии была прорвана, и в прорыв устремились танки. Их остановили вблизи безымянной высоты, на которой окопался взвод с противотанковыми ружьями. Бойцы сохранили половину личного состава и подбили четыре танка. В теснине между обрывами было трудно развернуться. Пехота, отправленная на прорыв, встретила плотный пулеметный огонь и отошла. Ее преследовала рота красноармейцев, оттеснила метров на семьсот, загнала в лес и обрушила на опушку шквал свинца из захваченных МГ-34. «Вот там и сидите, гномы хреновы!» – злобно кричали красноармейцы из наспех вырытых окопов. Дыру заделали, но в обороне образовался выступ. Ликвидировать его не было ни сил, ни времени. Ефремов понимал, что если враг прорвется, то до Горного его не остановить, он разрежет измотанную армию, захватит штаб, и тогда все закончится раньше времени.
В критический момент оборвалась телефонная связь со штабом обороняющейся дивизии. Телефонисты накручивали свои аппараты, срывали глотки, но эфир молчал. На севере шел отчаянный бой, но что там происходит, никто не знал.
Задачу Шубину ставил лично командарм: взять троих связистов, выступить на север, найти место обрыва и починить. Вряд ли провод оборвался сам – диверсионные группы шныряли по лесам, как у себя дома. Действовать надо было со всей осторожностью. Пошли вчетвером: помимо Шубина – Серега Лях, Никита Костромин и Гоша Ветренко. До ближайших холмов все было нормально, телефонный провод струился по траве, пропадал среди камней и снова появлялся. В лесу стало сложнее. Немецкие диверсанты вели себя примерно так же, как советские, – перерезали провод, а потом терпеливо ждали, когда нарисуются связисты. Разведчики шли первыми – бесшумно скользили между деревьями, прислушивались. Змейка провода убегала в чащу. Гуща растительности глушила звуки отдаленной стрельбы, они превращались в низкий заупокойный фон.
Метров триста шли без приключений, но потом вдруг сжалось сердце. Чутье сработало. Шубин поднял руку, люди присели. Где-то сзади Никита Костромин рычал на бестолковых связистов, чтобы они ждали, не лезли, пока работают специалисты. Шубин на корточках подобрался к кусту дикой жимолости, прополз между низко висящими ветвями. Здесь начинался склон, который полого сбегал вниз и упирался в небольшой скальный массив. Каменные огрызки вросли в землю, стояли плотной кучкой. Между серыми монолитами петляла тропа – именно туда убегал провод. Лучшего места для засады и придумать невозможно! Каменный островок тянулся поперек движения метров на сорок, с боков его подпирали ели.
Шумно махая крыльями, на гребень скалы опустилась ворона, но задерживаться не стала, возмущенно каркнула, поднялась в воздух и полетела дальше – спугнул, что ли, кто-то? Над скалой появилась металлическая каска, стала приподниматься, показался внимательный глаз. Наблюдатель обозрел склон и снова спрятался. Что и требовалось доказать: в скалах сидела засада. Сколько их там? Вряд ли больше трех-четырех человек.
Шубин бесшумно отполз, придерживал ветви, чтобы не тряслись, и покатился к товарищам, прижимая палец к губам. Бойцы все поняли, напряглись.
– В общем, мы прибыли по назначению, – забормотал Глеб. – Связистов ждут, и встреча обещает быть незабываемой. План такой: вы двое – идете со мной. Костромин – опекаешь связистов. Мы идем в обход, подкрадываемся сзади, а вы разыгрываете спектакль. Ровно через десять минут, – он посмотрел на часы, – начинайте громко говорить, смеяться и хрустеть ветками. Но не переигрывайте! Из леса не выходите, не то махом без башки останетесь. В общем, отвлеките их внимание.
– Поняли, товарищ лейтенант.
Обходить пришлось довольно далеко. Шубин нервничал, посматривал на часы. Удачно подвернулся шиповник, протянувшийся полосой по склону. Разведчики проползли под прикрытием кустарника, перекатились в канаву, оттуда – за разбросанные по поляне булыжники. Потом поползли по широкой дуге, страхуя друг друга.
Они возникли за спиной у противника в самый интересный момент – когда с возвышенности стали доноситься голоса. Два солдата в пятнистых комбинезонах прильнули к расщелинам. Один взобрался на уступ, сложился вчетверо. Еще один сидел внизу, сняв каску, наслаждался природой и курил, с чувством затягиваясь. Что-то подсказывало, что у солдата это последний перекур. Сидящий наверху что-то прошипел, курильщик встряхнулся, нахлобучил каску и, пригнувшись, побежал на свое место. Обрисовался провод, он вился между камнями и за спиной у
