Когда я вошла, дядя Игорь стоял возле нашей с Сашей кровати и изумлёнными глазами смотрел на своего сына. Конечно, тот изменился до неузнаваемости. Ведь в последний раз он видел его в конце июня.
С улицы уже несколько раз нетерпеливо и требовательно гудела машина. А вот кто-то ещё вошёл в квартиру. Ведь дверь я так и не закрыла.
- Круглов! - недовольный голос в коридоре. - Круглов, ты тут? Круглов!!
- Тут!
- Ты чего застрял здесь? Шибанов уже кипятком писает. Пошли быстрее. Круглов?
- У меня тут... сын вот.
- Где? Уй, ёёё! Погоди.
Заходивший в комнату незнакомый мне боец развернулся и бегом рванул к выходу. А дядя Игорь повернулся ко мне и сказал:
- А я вот, хлеба вам привёз. И тушёнки. А сахар я уронил в воду. Не довёз.
- Спасибо. Поздно.
- Я хлеба привёз. Кушать.
- Он не сможет есть хлеб. Слишком поздно.
И тут я опять вспомнила завещание Анны Сергеевны: "Никогда не сдаваться". Или не поздно?
- Сахара совсем нет?
- Нет. Он размок весь. И грязный стал. Я его выбросил. Мешочек только от него остался.
- Мешочек? Мешочек от сахара?
- Да.
- Где он? Где этот мешочек?
- Здесь. У меня.
- Давайте. Быстрее.
Дядя Игорь стал копаться в своём сидоре, а я думала, что это, возможно, надежда. Можно ведь сварить мешочек от сахара. Он сам должен был пропитаться сахаром. И если немедленно напоить Сашу сладким кипятком... Я же пока и хлеб в состоянии кушать. Хлеб!!
Дядя Игорь выложил на стол буханку хлеба. Целую буханку!! Это же богатство! А он как небрежно с хлебом обращается! Просто взял рукой и положил. Будто это кирпич или отвёртка или что-то ещё не слишком важное, а вовсе не хлеб. Он никак не может найти в сидоре мешочек от сахара. Роется. И вытаскивает оттуда ещё одну буханку. И ставит её на стол рядом с первой. Хлеб!!
Наконец, дядя Игорь мешочек нашёл. Повернулся ко мне, держит этот мешочек. Хотел дать его мне, но я не могу ни о чём думать. Хлеб!! На столе лежит хлеб!
Наверное, у меня было странное выражение лица. Дядя Игорь бормочет себе под нос: "Ох ты ж, господи". А потом хватает со стола буханку и рукой, не отрезая, отламывает от неё здоровенный кусок граммов на триста. И суёт мне: "Кушай, пожалуйста".
Хлеб!! Во мне проснулся зверь. Мне дали хлеб! Кушать! Но я сильнее этого зверя. Я знаю, что организм истощён. И даже триста грамм хлеба сразу сейчас для меня слишком много. Зверь внутри меня бесится, ревёт и требует жрать. Я с трудом запихиваю его вглубь и заставляю себя не жрать, а кушать хлебушек маленькими кусочками, по чуть-чуть откусывая от горбушки. И очень тщательно жевать. Как вкусно! Как же невероятно вкусно!!
- Что здесь происходит? - в комнату быстрым шагом входит высокий человек в расстёгнутом полушубке. Под ним вижу военную форму с петлицами артиллерийского капитана. Следом за ним идут ещё трое бойцов. - Круглов?!
- У меня вот, дети, тащ капитан. А я сахар уронил.
- Какие дети? Что за дети?
- Сын вот. И дочка.
- Погоди. Круглов, ты же говорил, что у тебя два сына.
- Говорил.
- А теперь что? Уже сын и дочка?
- Получается, так.
- Ничего не понимаю. А ну, давай рассказывай всё сначала!..
Тепло. И уютно. Горит наша коптилка, мерно тикает по радио метроном, весело гудит огнём буржуйка. Рядом со мной спит Саша. Теперь уже именно спит, а не валяется, потеряв от голода сознание.
Я хочу кушать. И есть еда. Но кушать мне нельзя. Я и так обожралась за этот день. Сегодня я съела триста граммов хлеба, четверть банки тушёнки, две ложки сгущенного молока, стакан жидкого супа из пшена. И сладкого чая выпила кружек пять. Это очень много.
Нас спасли. Надо же, нас спасли. Чудо какое. Дядя Игорь приехал с Большой земли. Какие-то пушки они новые приехали получать. Удивительно. Наш Ленинград не только обороняется, он работает. И делает оружие не только себе, но и для других фронтов. Осаждённый город снабжает оружием страну за блокадным кольцом.
Когда командовавший группой бойцов капитан понял, что тут происходит, он выписал дяде Игорю увольнительную. У него специально на крайний случай была с собой пара бланков с печатью. Этот случай капитан признал крайним. Сначала, правда, нам пришлось растопить буржуйку. Своих чернил у капитана не было, мои же все, конечно, замёрзли. А перед этим ещё нужно было и щепок наколоть. Запас у нас закончился, а так как я легла умирать, то и не потрудилась сделать новых. Впрочем, всё равно топор бы не удержала. Я после своих ночных подвигов вернулась домой полностью опустошённая. Удивительно, как у меня хватило сил доползти и открыть дяде Игорю входную дверь.
Или мне теперь нужно называть его папой? Он, кажется, удочерил меня. Сашку я братом серьёзно считаю. Значит, дядя Игорь - мой папа? Но у меня же ещё и настоящие братья есть. Двое. И оба совершеннолетние. Наверное, такой вопрос без их согласия решать нельзя. Думаю, официально сейчас моим опекуном должен считаться Мишка. Он старший. Только его нет. И Лёньки нет. И дяди Игоря нет. Все на войне.
Дядя Игорь ушёл три часа назад. Капитан увольнительную ему до восемнадцати часов выписал. И настрого приказал не позже восемнадцати быть на Финляндском вокзале. Иначе он его в дезертиры запишет. На вокзале к военному коменданту обратиться. Или к его дежурному помощнику. Капитан обещал предупредить их о дяде Игоре.
Я настояла на том, чтобы дядя Игорь ушёл за два часа до назначенного срока. Он, конечно, ходит быстро и город знает, но всё равно. Мало ли что там по дороге случиться может. Зачем рисковать? Не надо. А Саше лучше стало. Он заснул.
Хотя сначала я думала, что его уже не спасти. У него судороги начались. Капитан со своими бойцами, вручив дяде Игорю увольнительную, быстро собрались и ушли. Они спешили. Правда, перед уходом они с нами своим сухим пайком поделились. И не блокадным, а с Большой земли. Они только этим утром прибыли в Ленинград, а вечером должны были уже уехать обратно. По нашим меркам они все богачами были. Да и мы с Сашей теперь богачи. Бойцы нам столько всего оставили!
У нас есть три целых буханки хлеба и одна отъеденная примерно на треть. Две закрытых банки тушёнки и одна открытая, две банки сгущенного молока (из них одна открытая), большая шоколадка, пачка чая, четыре брикета горохового концентрата, два брикета пшена и полкило сахара! Такое ощущение, будто мы с Сашей каким-то добрым волшебством невероятно разбогатели, и теперь просто утопаем в роскоши.
Когда капитан ушёл, пожелав нам с Сашей удачи и обязательно дожить до победы, мы с дядей Игорем сразу принялись спасать Сашу. Согрели воду, что ещё оставалась в чайнике. Это был тот самый снег, что я набрала вчера на улице. Вода была плохая, но идти за новой было некогда. Саша умирал. Он уже и пить не мог.
Дядя Игорь разжал Саше зубы ручкой ложки, а я по чуть-чуть, капельками, вливала ему в рот тёплую сладкую воду с молоком. Я две чашки так влила, когда Саше немного полегчало. В себя он не пришёл, но зато сам стал глотать и даже немного пытался пить. Дядя Игорь смог вынуть из Сашиного рта свою ложку. Дальше я одна могла поить Сашу. Поэтому попросила дядю Игоря сходить на колонку принести хорошей воды. И побольше. Чтобы мне не таскать.
Сама же я продолжала поить Сашу. Буржуйка наша горела непрерывно. Сейчас было не до экономии дров, мы Сашу спасали. В комнате стало настолько тепла, что я сняла с себя свитер, оставшись лишь в кофте, а иней растаял даже на дальней от буржуйки стене.
Вернулся дядя Игорь. Принёс бидон и ведро с водой. Я сама с ведром никогда за водой не ходила. Полное ведро мне не то что не донести, я и не подниму его. Я с чайником всегда ходила по воду. А дядя Игорь сильный. Он и ведро притащил. Только он долго ходил. Целый час, наверное. Я уж и беспокоиться начала, что с ним.
С ним же ничего страшного не произошло. Он на колонке застрял, воду набирать помогал. Там же лёд не чистит никто сейчас. Из колонки вода течёт. Она замерзает на морозе. Приходят люди, набирают воду. Иногда проливают, иногда роняют свои вёдра или с чем там они пришли. А иногда и сами падают. Это всё тоже замерзает.
В результате, сейчас добраться до колонки совсем непросто. Она вся ледяным барьером окружена. Там скользко. Кто послабее, тот часто не может к колонке приблизиться. Или отойти от неё так, чтобы воду не расплескать. Страшнее всего - упасть после того, как воду наберёшь. Эта вода на тебя же и выльется. А она ледяная. И мороз минус тридцать. Где сушиться-переодеваться? Дома тоже ведь холодно! А тёплых вещей нет. Всё самоё тёплое уже надето и промокло. Причём воду всё равно нужно принести, даже и в мокрой одежде.
Поэтому нередко наиболее крепкие из тех, кто за водой пришёл, более слабым помогают. Набирают воду и выносят в безопасное место, где не скользко. Вот этим дядя Игорь и занимался на колонке. Он как пришёл туда - там две старушки (а может и не старушки, сейчас не разберёшь) и мальчика стоят около колонки со своими кастрюльками. А воду не набирают - не отваживаются к колонке подойти, упасть боятся.
