Они с Луизой сошли в городе у нашего штаба.
— Потеряли мы Луизу, — сказал один из наших разведчиков. — Такого с ней никогда не бывало.
Луиза приехала только поздно вечером, необычно тихая и молчаливая. Такой же она была и все следующее утро, а под вечер вбежала в комнату сияющая и объявила:
— Девчата! Целуйте меня. Я выхожу замуж.
— Что-о? — поднялась пораженная Маня. — Что ты сказала?
— То, что ты слышала. Мы с Толей решили пожениться. Мы любим друг друга.
Раскрыв чемодан, она достала белое шифоновое платье.
Маня ошеломленно наблюдала за ней.
— А командир полка, а комиссар?..
— Они уже разрешили, и Толя ведь наш…
— Луиза, ты не должна этого делать, — горячо сказала Маня, — сейчас не время.
— Почему? Вот именно время, — подняла брови Луиза. — Толя хороший, меня любит… Хоть три дня, да поживу с любимым! А там ведь неизвестно, что будет… — сказала она и вдруг заплакала.
Это было так необычно для Луизы, что даже строгая Маня смягчилась.
«Сегодня познакомилась и на другой день замуж, — стояла я в раздумье, а где-то глубоко шевелилась мысль: — А может, она права?»
— Ну, что же вы загрустили? — прикрикнула на нас Луиза, вытирая заплаканные глаза. — Свадьбу сегодня будем играть! О нас уже доложили старшему командованию.
Быстро сбросив сапоги и брюки, Луиза надела пышное белое легкое платье и белые туфли и через минуту уже весело кружилась по комнате, напевая:
Крошка-дитя, я влюбился не шутя,
Крошка-дитя, полюби и ты меня…
— Ну что же вы стоите? — снова накинулась она на нас. — Сейчас Толя придет. Маня, иди в столовую, сдвигайте столы, помогайте накрывать. Я бы сама пошла, но неудобно…
Не успела она договорить, как объявили тревогу по части.
— Стройся! — крикнул командир взвода, стукнув в дверь.
Наспех переодеваясь, Луиза бурчала:
— И замуж нельзя выйти по-человечески!.. Свадьбу не дадут сыграть…
Выстроившись в пальмовой аллее, мы ждали комиссара. Через несколько минут нам уже зачитывали разрешение старшего командования на брак двух воинов нашей части.
— Вот видишь, Маня, а ты еще сомневалась. Самый настоящий брак, крепче загса, — шептала Мане Луиза.
В начале вечера выступил наш комиссар. Он сказал, что жизнь молодых начинается с больших испытаний. Пусть помнят они всегда, что за их спиной Родина-мать, которая находится сейчас в большой опасности. И светлую жизнь, счастье свое и своих детей им придется завоевывать в кровавых боях. Но он верит в то, что все испытания выдержат они с честью.
— Крепче дружбы фронтовых друзей не бывает! — закончил свою речь комиссар.
До отбоя, который в этот день был на час позже, в вестибюле бывшего санатория звенели тарелки, стаканы, говорились напутственные речи.
Все весело поздравляли молодых и кричали: «Горько!» — летчики, штурманы и радисты этой авиадесантной части. Все знали, что медсестра Луиза выходит замуж за летчика. Но Анатолию было известно о своей невесте гораздо больше, и потому весь вечер он был мрачен и задумчив. Даже Луиза не могла развеселить его. Потом она рассказывала нам, что, когда они остались вдвоем, Анатолий говорил ей:
— Эти дни как сон. Я тебя вчера нашел, сегодня мы счастливы, но завтрашнее неизвестно. Лучше бы ты действительно была медработник. Завтра я вылетаю на задание, но теперь я не один, а с тобой в сердце! Ты, родная женушка, теперь моя счастливая звезда, ты постоянно будешь у меня перед глазами, и мы с тобой должны только побеждать. Смотри береги себя!
Он порывисто обнял ее.
— Боюсь за тебя… Будь осторожна. Даешь мне слово?..
— Хорошо. Ради тебя…
На другой день мы с восторгом встретили радостную новость: войска Западного фронта перешли в контрнаступление и разгромили оккупантов под Москвой.
А тридцатого декабря стало известно, что группа войск Кавказского фронта, чтобы облегчить героическую борьбу наших воинов под Севастополем и оттянуть войска врага, высадила десант в Керчи и Феодосии и ведет ожесточенные бои за продвижение в глубь Крыма.
В этот вечер мы собрались по тревоге и на машинах приехали в Новороссийский порт. С наступлением темноты началась погрузка на теплоход. По узкому и крутому трапу бойцы всю ночь таскали ящики с боеприпасами, машины грузили подъемным краном.
Пахло смоляными канатами. Наш старшина бегал по пристани, распоряжался хозяйством, торопил неповоротливого повара.
— Гнатенко! Гнатенко! — кричал он. — Идите скорее, получайте продукты.
— Да подождите, дайте кухню погрузить, — отвечал тот.
Стало рассветать. Подул свежий утренний морской ветер. Люди с тревогой все чаще поглядывали на небо.
Наша группа разместилась на верхней палубе, у капитанского мостика. Не прошло и получаса, как объявили воздушную тревогу. Послышался тяжелый гул самолетов и нарастающий свист. Мы втроем прижались к стене. Совсем рядом что-то сверкнуло, загремело, и меня воздушной волной отбросило к борту корабля.
Со всех кораблей и катеров ожесточенно стреляли, вокруг рвались бомбы, густой черный дым нестерпимо ел глаза. Я с трудом встала.
— Тамара, где ты? — кричала Луиза. — Жива? Отвечай!..
И, убедившись, что я цела, засмеялась:
— Молодец, воздушный балет совершила!
Но мне было не до шуток. Перед глазами плыли цветные круги, уши заложило, в голове звенело.
— В соседнее судно попала бомба, — объяснила мне Луиза.
Наш теплоход не повредило, и он продолжал готовиться к отплытию. Днем было еще несколько воздушных налетов, но зенитная артиллерия успешно отразила их, сбив два самолета врага.
В сумерках теплоход отчалил и стал медленно пересекать бухту. Капитан стоял на мостике и подавал команды. Командиры, собравшись у борта, молчали и напряженно смотрели на воду. Непривычная тишина показалась мне подозрительной.
— Куда все смотрят, что случилось? — удивилась я.
— Немецкие самолеты набросали мин в бухту, — мрачно ответила Маня.
Я подошла к борту. Впереди нас сновали тральщики, миноискатели. Вдруг возле одного из них поднялся высокий столб воды. Это взорвалась мина.
— Одну подорвал! И вторая есть!.. — произнес командир взвода. — Молодцы ребята!
Теплоход благополучно вышел из бухты в открытое море. Мы с Маней присели у борта. Луизе, видно, надоела тишина, и она тихо запела. Мы с Маней поддержали ее. Мерзли ноги, руки, но тепло было на душе — согревали любимые песни.
Вдруг Луиза замолчала и с тоской прошептала:
— Где-то мой Толя сейчас?..
К полуночи подул ветер, пошел снег, все вокруг затянуло белой пеленой. Высокие пенящиеся волны то порывисто падали, то снова поднимались, качая теплоход. Совсем замерзнув, мы с Маней и Луизой залезли под лежащий на верхней палубе брезент и, прижавшись друг к другу, заснули.
Нас разбудил резкий толчок и треск. Теплоход сильно качнуло еще раз. Мы услышали беготню по палубе и высунули головы из-под брезента.
— Наскочили на мину… Тонем!.. Мина, тонем!.. — раздавалось со всех сторон. Теплоход быстро кренился на правый борт. На мостике послышался спокойный голос капитана:
— Раздать пояса! Не поднимать паники!
Погас свет, перестали работать машины, но по инерции теплоход продолжал двигаться. Волны захлестывали палубу. Нам тоже дали спасательные пробковые пояса.
— Глупая смерть, — сказала Луиза.
— Смерть всегда дура, — ответила Маня.
— Да, но прыгать в море мы не будем, все равно не доплывем в такую бурю, — отозвалась я.
— Машинное отделение и трюмы залило водой! Теплоход тонет! — прокричал бежавший мимо боец.
— Не паникуй! — крикнул ему кто-то из разведчиков.
Капитан старался вывести корабль на мель. Начали спускать шлюпки, все бросились к ним. Вскоре переполненные лодки скрылись во тьме. Мы с ужасом смотрели на черную бездну моря.
— Тамара, я закоченела, но, когда представлю, что прядется нырять в эти волны, меня бросает в жар, — говорила Луиза, дрожа от холода. — Знал бы сейчас мой Толя, что его героиня струсила.
— Какие тут могут быть шутки, — рассердилась Маня.
Теплоход заметно погружался, нижняя палуба была уже в воде, волны поднимались все выше и выше, захлестывая нас и сковывая морозом тело. Одежда отяжелела и тянула вниз.
Кто-то прыгнул в море в надежде доплыть до берега. Внизу послышались крики.
Сильный толчок повторился, теплоход заскрипел, затрясся, и наша палуба оказалась под водой. Кто-то крикнул:
— На вторую мину напоролись!
Вода накрыла нас с головой. «Конец!..» — промелькнула мысль. Мы захлебывались, не хватало воздуха. Но волна откатилась.
На мостике кто-то громко сказал:
— Сели на мель, товарищи! Это не мина!
