— Я знаю, — развёл руками Кабанов. — Это была такая недоработка. В общем, Вяльев изыскивал каучук за границей. Возникли сложности. Положение на Дальнем Востоке таково, что основные запасы малайского каучука контролирует Япония. Она продавать нам отказалась. А я, когда пришёл на хозяйство, сразу поехал в Ереван. Заключили договор на поставку, но нужного количества там всё равно пока дать не могут.
Кабанов был в должности около месяца и уже основательно знал проблемы наркомата. Докладывал чётко, честно, не лез за пределы своей компетенции. Наверняка он понимал, что Вяльев использовал своё положение, чтобы кататься за границу, наплевав на потребности армии в полевом кабеле. Знал, что теперь наирита не хватает для производства кабеля именно потому, что от наркомата не было заявки и нужный объём не попал в народнохозяйственный план.
— Чем занимается Вяльев сейчас? — поинтересовался Сталин.
— Он пока ещё в должности. Наркомат намерен предъявить ему халатность и просить вас о его освобождении от работы, — доложил Кабанов и замолк, ожидая нового вопроса.
Но и Сталин молчал, глядя на него. Кабанов спокойно выдержал его взгляд. «Вот годный человек, — подумал Сталин. — Может стать хорошим наркомом электротехнической промышленности. Они есть, годные для дела люди. Есть! Но как же с ними иногда обходятся… Да, у Берии большой список обязанностей. И руководство наукой, и контроль за соблюдением секретности, и система лагерей, а вдобавок и руководство военными подразделениями НКВД. Но вряд ли оправданно его стремление объединить эти функции, сажая учёных в лагеря „ради обеспечения секретности“. Так можно далеко зайти…»
Кабанов продолжал ждать. Сталин набил трубку, раскурил её, встал. Прохаживаясь вдоль стола, заговорил:
— Вот из-за таких, как Вяльев, наша армия в ответственный день оказалась без связи. Отсутствие каучука, конечно, не единственная причина. Но и такие причины должны быть выявлены и ликвидированы.
После ухода Кабанова Сталин позвонил Берии. Тот доложил:
— В Наркомате электротехнической промышленности выявлена преступная группа во главе с замнаркома Вяльевым.
— Мы слышали, Вяльева ещё до вашего вмешательства собирались отстранить от должности за халатность.
— Полагаю, обвинением в халатности дело не закончится.
— Хорошо. А вы оценили попустительство со стороны наркома?
— Занимаемся этим. Завтра доложу вам подробнее, — и замолк, как и Кабанов до этого, ожидая реплики вождя или его вопросов. У Сталина вопросы были.
Несколькими днями ранее Генеральный штаб провёл с руководством авиации и войск ПВО игру на картах. Работали в здании Ставки Верховного Главнокомандования.
— Покажите нам, как вы будете отражать массированный дневной налёт авиации противника на Москву, — обратился к военным Сталин.
Игра длилась полтора часа. По данным, заранее подготовленным штабом Московской зоны ПВО, операторы наносили на карту обстановку, а командиры оценивали её, принимали необходимые решения и отдавали команды условно обозначенным войскам.
Сталин прохаживался по комнате, наблюдая за тем, как складывается обстановка на картах. Когда игра закончилась, ограничился лишь несколькими замечаниями. Сразу после игры пригласил в свой кабинет руководителей авиапрома. Пока приглашённые рассаживались, сказал, будто самому себе:
— Людей нет… Кому поручишь?.. Людей не хватает…
Уцепившись за эту фразу, замнаркома Дементьев, набравшись духу, посетовал:
— Товарищ Сталин, вот уже больше месяца, как арестован наш замнаркома по двигателям Баландин. Не может он был врагом! А руководство двигателестроением очень ослаблено. Просим вас рассмотреть это дело.
Сталин задумался. Он знал об этом случае. К тому же фамилия Баландина и раньше всплывала в делах. В последние дни, выясняя причины отставания по кабелю, он вспомнил одну историю. Хлоропреновые каучуки получали из спирта, а на тонну спирта уходит двенадцать тонн картофеля. Химик Баландин придумал, как заменить спирт нефтяными газами, но его посадили в тюрьму!
Правда, посадил его негодяй Ежов, а Берия химика Баландина освободил. Теперь сомнения в обоснованности ареста выражают коллеги инженера Баландина. Конечно, это случайность. А почему арестован инженер? Да потому, что другие коллеги из этого же наркомата донесли органам, что Баландин враг. Групповщина! Карьеристы и приспособленцы разрушают наркомат.
— Да, ваш Баландин сидит уже дней сорок, а показаний не даёт, — сказал Сталин. — Хотя были сообщения о вражеских проявлениях у Баландина, с указанием фактов, а мы этого в военное время потерпеть в таком важном наркомате, как ваш, не можем.
— Товарищ Сталин, — прижал руку к груди Дементьев, — всю жизнь Баландин отдал служению стране! Нет фактов его вражеских проявлений! Мы же его знаем! Толковый человек, прекрасно работает, верен делу партии.
— Может быть и такое, — задумчиво кивнул Сталин. — Толковый человек, хорошо работает, ему завидуют, под него подкапываются. А если он к тому же смелый, говорит то, что думает, — это вызывает недовольство у многих, даже у ваших товарищей по наркомату. А подозрительные чекисты сами дела не знают, охотно пользуются слухами и сплетнями. Очень может быть, что на деле за Баландиным и нет ничего…
Теперь он сказал Берии, ожидавшему у телефона его реплики или вопросов:
— Мы обеспокоены, что надолго оторван от работы заместитель наркома авиационной промышленности Баландин. Прошу предоставить нам обоснования по его делу.
— Слушаюсь.
Назавтра Берия был в кабинете Сталина. Вошёл деловито, быстро: знал, что у вождя каждая секунда на счету. Но Сталин, прежде чем начинать обсуждение намеченных вопросов, спросил о результатах расследования инцидентов, произошедших в ГУЛаге при эвакуации заключённых из прифронтовой зоны. Суть была в том, что некоторые сотрудники ГУЛага допустили самоуправство: было расстреляно 674 человека при подавлении бунтов заключённых и ещё 769 человек погибли по пути.
Лаврентий Павлович был готов к разговору. Сообщил, что по этому делу к уголовной ответственности было привлечено 227 сотрудников НКВД. Командиры, превысившие власть, отданы под суд. Остальные отправлены на фронт, искупать вину.
— Это правильно, — заметил Сталин. — Если они так любят стрелять, пусть стреляют во врага, а не в наших граждан.
Закончив с этим вопросом, обсудили деятельность подразделений, отвечающих за наведение порядка в столице после бомбёжек, и некоторые персональные дела, в частности — бывшего замнаркома Вяльева и бывшего начальника Управления связи РККА Гапича. Про Баландина Берия доложил, что тот уже отпущен.
Перешли к делу Д. Г. Павлова и других лиц, командовавших Западным фронтом в первые дни войны.
Сталин знал всё, что выяснило следствие. Что за два дня до войны Павлов самовольно отменил приказ в части запрета отпусков военнослужащих. Что вопреки указанию: всем командирам быть в частях, а не проживать на городских квартирах, — попустительствовал тем, кто продолжал жить с семьями, а не в войсках.
— Санкцию на арест Павлова и предание его суду военного трибунала подписал лично товарищ Жуков, — сообщил Берия.
— Это нам известно. Что нового? У меня мало времени.
— Новое, товарищ Сталин, в том, что Жуков настаивает на применении к обвиняемому Павлову и другим задержанным с ним политической статьи Уголовного кодекса, 58-й.
Сталин походил, подумал. Медленно произнёс:
— А чем товарищ Жуков мотивирует такое решение?
— Тем, что Павлов и начальник штаба его округа Климовских… Сейчас, минуточку, — Берия развернул заранее вынутую из портфеля бумагу, прочитал: — «Являясь участниками антисоветского военного заговора, предали интересы Родины, нарушили присягу и нанесли ущерб боевой мощи Красной Армии». А это описывается статьями 58–1 «б» — «Измена со стороны военного персонала» и 58–11 УК РСФСР.
Сталин сел, откинулся в кресле:
— Понятно. В том же УК есть статьи о воинских преступлениях. Но кое-кто желает придать делу политическую окраску.
— Я потому и решил обсудить с вами.
Сталин опять поднялся с кресла, взял с полки томик Уголовного кодекса, полистал. Показал собеседнику страницу:
— Вот. Прекрасная уголовная статья, 193–17 «б» — «Бездействие власти». Она подходит, потому что преступление совершено до нападения врага. А вот ещё лучше — 197–20 «б»: «Сдача неприятелю начальником вверенных ему военных сил».
— Вы правы, товарищ Сталин.
— Обвинение уже предъявлено?
— Да.
Сталин покачал головой, задумался. Идею о применении к Павлову 58-й статьи озвучил Жуков. Это факт. А что скрывается за этим фактом? Мы знаем, что такое Жуков! Далеко рассчитанные интриги — не его уровень. Он просто — со свойственным людям его типа безрассудством — кинулся «в политику», желая показать, какой он принципиальный. А подсказал ему это кто-то другой. Для чего? Для того, чтобы втянуть нас в новую ежовщину. Мы ведь знаем и то, какова наша юстиция. Ей только дай прецедент, немедленно за любые военные неудачи начнут расстреливать полководцев по 58-й статье. В армии это вызовет недовольство нами. То есть портачить будут военные и юристы, а недовольство будет — кем? — политической властью…
