Блюститель «нового порядка» был рад случаю отличиться.
— Кто такой? — грозно уставился на парня.
— Харченко, инвалид, — ответил Олег.
— Знаем мы вас! Пойдем, там разберемся!
Вокруг собралась толпа. Полицейский злобно толкнул Чеповского.
Никто не заметил, как к толпе приблизился гестаповец. Он сердитым тоном спросил:
— Что тут происходит?
— Господин офицер, женщины утверждают, что это — иуда! — доложил раскрасневшийся полицейский.
— Болван! — резко обругал полицейского офицер. — Военнопленного знают наши работники. Марш!
Пальцы полицейского разжались. Обидно, а думал, попалась такая добыча... Но приказал немец.
Чеповский, не мешкая, удалился от этого злополучного места. Взволнованный, пришел к Наташе Косяченко. Подробно рассказав об уличном происшествии, подчеркнул:
— Во всяком случае, так мог поступить только хороший человек.
— Говоришь, высокий? Светловолосый?
— Да.
Офицер был один?
— Я тогда растерялся и не помню, как он оказался подле меня. Кажется, подошел один. Но я отчетливо расслышал, как женщина, донесшая на меня, сказала подруге: тестаповец.
Наташа вспомнила Пашин рассказ о гестаповском переводчике. Неужели он? Так смело... На виду у всех!..
Чеповский остался ночевать у Косяченко. А утром он обратил внимание, что за ним следят.
Как же быть, Наташа? За мной следят.
— Да, все получается некстати, — с беспокойством ответила Наташа. — Где же тебя упрятать?
Наташа пришла к Галушко и объяснила ситуацию.
— Девушка, которая у меня живет, уехала к родным в село. Пусть приходит, перебудет здесь, — предложила Мария Григорьевна.
Но через два дня квартирантка возвратилась. Тогда Галушко проводила Олега к Паше Савельевой. У нее он тоже не смог долго задерживаться — накануне прибыли сюда связные партизанского отряда. Пришлось тайком перейти снова к Наташе. Но в ту же ночь к ней нагрянули жандармы. Чеповский, босиком и полураздетый,
успел по винтовой лестнице выбраться во двор. На рассвете Олег вернулся обратно.
— Как поступить с Олегом? — беспокоилась Наташа.
По совету Савельевой Наташа пошла к знакомому шоферу и попросила у него помощи. Чеповский поехал в Ровно в полной безопасности на военной машине. Но в Ровно Олега ожидала неприятность. У знакомых нельзя было останавливаться, так как за ними установили слежку. От них он узнал важную для подпольщиков новость, что в тюрьме произошел бунт и Обновленный оказался в числе зачинщиков. Он до конца держался стойко, никого не выдал. Об этом нужно было быстрее известить друзей из Луцка. И как Олег был рад, что встретил Нину Карст.
Нина свела Чеповского со Спокойным, который помог ему в тот же день переправиться к партизанам.
На квартире Савельевой Наташа Косяченко, Шура Белоконенко и Паша обсуждали план операции, в котором главная роль отводилась Анне Остапюк.
В ожидании Измайлова боевые подружки вспомнили школьные годы, своих учителей, любимых поэтов.
— Как-то на вечере я читала стихотворение Маяковского «Ленинцы». Оно написано про нас, — мечтательно Сощурила красные от недосыпания глаза Паша. — Послушайте:
Если
блокада
нас не сморила,
Если
не сожрала
война горяча —
это потому,
что примером,
мерилом
было
слово
и мысль Ильича.
— Да, ты права, — согласилась Шура. — Только не всегда мы тем мерилом Ильича пользуемся. Духу не хватает.
— Ничего, понемногу научимся, — уверила Паша.
Речь зашла о разбитых войной надеждах, о страданиях, которые принесли с собой фашисты.
— Неужели они не понимают, что без мечты, без любви, без радости созидания человек не может жить! —> как на уроке, говорила Шура. — А они всего этого лишают людей, да еще и называют такую жизнь «новым порядком»!
— Я боюсь только одного: не продлилась бы такая жизнь слишком долго, — высказала опасение Наташа.
Косяченко глубоко вздохнула и сквозь слезы произнесла:
— Я все думаю о тех, кто на фронте, в окопах. Трудно им там...
Паша и Шура подсели ближе к подруге. Да, ей во много раз тяжелее с двумя детьми...
Открылась дверь, и Паша бросилась к Виктору Измайлову.
— Как ты рискуешь, Виктор! Я так боюсь, что тебя выследят. Куда спокойнее было, когда ты был на легальном положении. Ну, проходи, дождемся Громова и...
Придвигая Виктору табурет, Паша заметила на ею лице бледность и какую-то растерянность.
— Что с тобой, Виктор?
— Час тому назад Громова арестовали!..
— Громова? — машинально переспросила Паша и села, свесив руки, как плети.
Застыли в тревожном молчании Наташа и Шура. Виктор рассказал, что Громова арестовали на чужой квартире.
Паше страшно было думать об аресте боевого друга. С трудом поднявшись, она подошла к окну, в которое заглядывало хмурое серое небо. Долго стояла безмолвно. Потом резко повернулась и возбужденно проговорила:
— Ну, за Громова мы им отплатим! Так отплатим!.. Рассказывай, Виктор, как там у Анны.
— Группа к делу готова. Проверьте, чтобы дома ничего не было лишнего,— напомнил Виктор.— Листовки расклейте только с наступлением полной темноты: меньше риска.
Он передал девушкам несколько листовок с кратким изложением сводки Совинформбюро о новых победах советских войск на фронте,
Когда Паша и Виктор остались вдвоем, они долго и взволнованно говорили о чрезвычайном задании, переданном им связным партизанского отряда. На склады Луцка завезли химические снаряды. Их усиленно охраняли. Перед подпольщиками ставилась задача похитить хотя бы один снаряд и переправить в партизанский отряд.
— Как же после провала Громова взяться за такое сложное дело? — задумалась Паша.
— Добыть снаряд мы обязаны во что бы то ни стало, — твердо заявил Виктор. — Без Громова, конечно, труднее. Кто все-таки предал Николая?
— Ты знаешь, мне страшно не нравилась хозяйка квартиры, где его арестовали, — ответила Паша. — Чем занимается, не поймешь. То ли спекулирует, то ли погуливает...
— И то и другое с предательством в тесной дружбе... Паша, ты с Гербертом еще видишься? Попробуй у него узнать о Громове...
Незадолго до истечения комендантского часа Измайлов взял у Савельевой план расположения гитлеровских учреждений, который должен был передать на «маяке» партизанам. У порога Паша напомнила:
— Не задерживайся, нам еще многое нужно уточнить по операции с химическим снарядом.
— Постараюсь.
Крепко, по-мужски Виктор пожал теплую нежную руку Савельевой. Ее глаза, большие, задумчивые, засветились...
— С «маяка» заходи прямо ко мне!
— Обязательно.
На партизанском «маяке» Виктор передал план, собранную информацию и заспешил в город.
— Я хочу побыстрее возвратиться в Луцк, предстоит большая работа, — прощаясь, говорил Измайлов партизанам.
На обратном пути тесные сапоги натерли Виктору ноги. Связной предложил заночевать в маленьком селе.
— Места мне эти хорошо известны, — хвалился он.
Остановились в хате молодой, быстроглазой вдовы.
Она накормила гостей. Между делом все время жаловалась на плохое житье, на издевательства фашистов. Рано утром хозяйка проводила гостей за село и попрощалась.
А возле леса подпольщиков встретила бендеровская сотня.
— Неужели предала нас хозяйка? — присматриваясь к банде, сказал связной. Помощник сотенного, хмурый усатый мужик с изрытым оспой лицом, выдвинулся вперед, преградил дорогу.
— Куда, молодцы, торопитесь?
— Домой.
— Что в этих краях делали?
— Меняли вещи на продукты.
— Ты — поляк? — ткнул пальцем в грудь Виктора.
— Нет, русский.
— Откуда родом?
— Змеингородский.
— Это где же такой водится?
— В Алтайском крае.
Бандиты переглянулись. Хмурый зловеще ухмыльнулся и съехидничал:
— А я бывал в Сибири. Но такого змеиного города не слыхал. Наверно, партизан?
— Нет, я рабочий.
— А ты? — обратился он к связному отряда.
— Я бодзячивский, в город иду, — может, обувку какую достану.
— Обыскать!
Виктор вспомнил: при нем нет никаких документов, только пистолет. А милости ждать от бендеровцев нечего. Он выхватил пистолет и в упор два раза выстрелил националисту в грудь.
Бандиты не ожидали такой дерзкой выходки. Воспользовавшись коротким замешательством, Виктор и связной побежали. Бандиты открыли по ним огонь.
Связной неестественно закружился на месте и упал. Виктор пробежал еще десяток шагов и тоже свалился... Пуля ударила в левое бедро. По телу разлилась острая боль. Стиснув зубы, Измайлов отполз в сторону, к поросшему мхом пню. До «маяка» было километра три. О, если бы он мог снова добраться туда!.. Но силы его покидали. В руках еще есть оружие. Сдаваться нельзя! Превозмогая боль, истекая кровью, Измайлов пополз по траве к лесу, где его могли укрыть деревья. «Лишь бы продержаться, подальше уйти, а там помогут товарищи»,— тлела надежда. Но прошла еще минута, другая... и Виктору стало ясно — не уйти от преследователей. Совсем оставляют силы.
