Путники перебрасывали мешки с плеча на плечо, а Леонид-учитель уже наполнялся раздражением и обидой. Стамос-птицелов хватал мух на прокорм своим птицам, Левон-хитрюга снова и снова просчитывал в голове вероятную прибыль от путешествия. На первой остановке у пруда с куполообразной крышей сборщик пиявок Мохаммед глотнул айрана[33] из кожаной фляги, отер ладонью губы и сказал:
— У меня идея.
— Ну уж нет! — вскинулся Али-снегонос. — Знаю я тебя с твоими идеями. Да избавимся мы и от этой, иншалла. Твои идеи следует настрого запретить под страхом смерти. Я удивляюсь, что Пророк, мир ему, не предвидит весь ужас твоих идей и не запрещает их заранее.
— Но это хорошая идея, Али-эфенди, — возразил Мохаммед. — Она заслуживает одобрения и награды.
— Хорошая идея не становится хорошей от похвалы автора, — сказал Искандер, проводя пальцем по лбу под краем тюрбана. Он делал так всякий раз, когда считал, что разродился особенно удачной поговоркой.
— Значит, никто не хочет услышать мою идею? — обиделся Мохаммед.
— Я тебя выслушаю, — сказал Рустэм-бей. — В конце концов, у помещика свои обязанности перед арендаторами.
— Ладно. Нам предстоит долгое, скучное и утомительное путешествие, и я предлагаю: пусть каждый расскажет какую-нибудь историю, чтобы время скоротать. — Мохаммед торжествующе огляделся, а путники вскинули брови и переглянулись.
— Превосходная идея, — одобрил Рустэм-бей. — Когда доберемся до Смирны, лучшему рассказчику я отдам новый ятаган. — Он ткнул пальцем в Мохаммеда: — Идея твоя, тебе и начинать.
— Мне? Я не хочу быть первым, я только предложил.
— Поздно! — Али потер руки. — Все решено.
— Я не стану рассказывать никаких историй, — буркнул Леонид.
— От вас мы этого и не ждем, — сказал Рустэм. — Да нам и не нужны истории от неверного зануды с кислой физиономией. В жизни и без того хватает горечи, чтобы еще вас слушать.
Леонид помрачнел и ушел вперед, а остальные окружили Мохаммеда. Его подталкивали и подначивали, пока он не объявил:
— Я знаю хорошую историю о ходже Насреддине.
— Слышали уже! — хором крикнули Али и Стамос.
— Таких историй полно, — сказал Мохаммед. — Эту можете и не знать. Однажды ходжа Насреддин ехал на осле, а седло держал на плечах. Его спросили: «Ходжа, почему вы не сядете в седло?», и Насреддин ответил: «Бедняга ослик устал, и я решил везти седло вместо него».
— Мы знаем эту историю, — сказал Искандер.
— Ее все знают! — воскликнул Али.
— Могли и не знать.
— Она, наверное, самая известная, — возразил Левон.
Рустэм-бей слегка рассердился:
— И ты называешь это историей? Всем известная байка, которой хватило на двадцать шагов! При такой скорости понадобится сто тысяч историй, пока доберемся до Смирны. Есть у кого-нибудь приличный рассказ?
— Я знаю еще одну — почему кочевники не едят капусту, — предложил Мохаммед, но остальные со стоном замотали головами, и он, ужасно огорченный, вздохнул: — Ну, как хотите.
— У меня есть история, — выступил Али-снегонос. — Мне ее рассказал пьяный дервиш, уверяя, что это быль.
— У пьяных дервишей самые интересные рассказы, — сказал Искандер. — Правда, половина из них — полная бессмыслица. Ну давай свою историю, и будем надеяться, она окажется лучше предыдущей.
— Это история о доброй женщине из Мекки. Очень богатая и почтенная, она владела двумя сотнями верблюдов и, поскольку муж умер, сама вела дело, развозя повсюду пряности и медные горшки…
— А глиняные? — перебил Искандер.
— Насколько я помню, глиняные тоже, а еще финики и сушеные фиги, прекрасные ткани, Кораны в золотых окладах, а также украшения для жен Султана и прелестные шкатулки из ливанского кедра.
— Вот это больше похоже на историю, — заметил Рустэм-бей.
— Значит, живет эта женщина на окраине Мекки, являя собою прекраснейший на свете образец женского целомудрия. Ни разу в жизни ее не посетила грязная мысль, и даже ее дерьмо пахло розовой водой и корицей.
Все расхохотались, и Али поежился от удовольствия.
— Так что вообразите ее ужас и потрясение, когда однажды ей снится, что она переспала со всеми паломниками, совершающими хадж в Мекку.
— С каждым? — воскликнул Велед-жирнюга. — Такая историйка по мне! Случаем, не знаешь точно, где она живет?
— Это произошло сотни лет назад, — сказал Али.
— И что дальше? — спроси Рустэм-бей.
— Она проснулась в таком смятении, что до самого вечера ходила вся красная от стыда, хотя никто про ее сон не знал. На следующую ночь сон повторился, и женщина проснулась в таком отчаянии, что посыпала голову пеплом и уселась на верхушку навозной кучи. На третью ночь сон снится опять, и так продолжается сорок ночей подряд. Наконец вдова не выдерживает и решает пойти к очень мудрому мулле, надеясь на его совет.
Вот она приходит к нему, вся дрожит от страха и не знает, как рассказать о своей беде. Женщина закутана в покрывало и говорит нарочным голосом, чтобы мулла ее не узнал. Она немножко рыдает, бьет себя в грудь, и у муллы кончается терпение, потому что ему каждый день приходится разбирать сотни подобных случаев. «Дочь моя, — говорит он, — расскажи, что случилось, ибо Аллах милостив и великодушен, но у меня мало времени».
Наконец она говорит: «Мулла-эфенди, каждую ночь мне снится, что я переспала со всеми паломниками, совершающими хадж. Мне ужасно стыдно, я не знаю, почему мне такое снится, ведь я почтенная женщина».
«Я знаю тебя, — говорит мулла. — Твой муж был моим другом».
Вдова чуть ли не в обмороке от позора, голосит и лупит себя по всем местам. Мулла размышляет, поглаживая длинную седую бороду, потом выпивает чашечку умеренно сладкого чая с мятой, затягивается кальяном и опять гладит длинную седую бороду, затем идет отлить, потом выпивает еще чашку чая, достает особую полированную палочку и чешет голову под тюрбаном. И вот он говорит: «Дочь моя, кажется, я знаю, что означает твой сон».
«Избавьте меня от позора, мулла-эфенди!»
«Вот в чем дело, дочь моя. Ты добрая мусульманка, и тебе следует знать: лучшее, что может быть для мужчины, кроме рая, иншалла, это желание женщины отдаться ему. Твой сон означает, что ты горишь желанием сделать что-то замечательное для всех паломников. Любовь дает жизнь, и вода дает жизнь, а значит, этот сон говорит, что ты должна вырыть у своего дома колодец, чтобы все паломники могли напиться при входе в город».
«О да! — говорит вдова. — Они всегда такие изможденные, их мучит жажда».
Она вызывает рабочих и велит им вырыть колодец, который и по сей день там, и он назван в ее честь, и все паломники, входя в город, пьют из него.
— Какое имя носит колодец? — спросил Рустэм-бей.
— Я не помню, — ответил Али.
— Это важно, — попенял ага. — Остается какая-то недосказанность, она портит рассказ.
— Но история хорошая, — сказал Велед. — Я знаю одну похожую, только про судью.
— Тогда рассказывай, — велел Рустэм-бей.
— Ну вот, — начал Велед, прикурив и осторожно вставив цигарку в левую ноздрю головного верблюда. — Одна супружеская пара жила уже пять лет, но детей у них не было. Я забыл, как их звали, но все происходило на самом деле, а рассказал мне эту историю знакомый в Антифеллосе, куда я ездил не помню зачем. Но это не важно. Главное, что супруги были женаты пять лет, но бездетны, и из-за этого все к ним приставали с вопросами. Придет теща и сразу: «Почему вы не родите детей?», потом заявится свекровь: «Когда же у вас появятся детки?», нагрянут женины сестры: «Не надумали еще завести маленьких?», прибудут мужнины двоюродные братья: «Скоро ждать наследников?» Муж в кофейне играет в нарды, и в решающий момент кто-нибудь непременно его дернет: «Кстати, а почему ты до сих пор без потомства?», а бедную жену подруги достают в бане: «Сколько еще будешь тянуть с ребеночком?»
Естественно, супруги шибко огорчены отсутствием детей и бесконечными вопросами, им даже неохота идти в гости к родичам и вообще выходить из дома.
Однажды жена говорит: «Давай спросим совета у ходжи Исмаила».
«Как? — удивляется муж. — У знаменитого ходжи Исмаила, который известен всему свету своей мудростью?»
«У того самого».
«Я слышал, к нему очень трудно пробиться».
«Да он живет по соседству».
«Что ж, давай попытаемся».
Муж посылает мальчишку к прославленному судье — спросить, нельзя ли с ним повидаться. Не успела пара глазом моргнуть, как уже сидит перед знаменитым судьей, который знает шариат вдоль и поперек и славится своим здравомыслием.
Муж, поглаживая усы, говорит: «Кади-эфенди, мы пришли к вам, потому что у нас нет детей, и нам уже невмоготу, родичи извели вопросами, когда и почему».
«А что вы для этого делали?» — прищуривается судья.
«Для чего?»
