— Ставь! — распорядился один из них, самый тщедушный.
«Эмэнэсы» с грохотом брякнули контейнер у носилок.
— М-да, лихо они его, — оценил тщедушный, бросив скучающий взгляд на Маргуса. — Интересно, десантную наколку они ему сделать не додумались?
Остальные глуповато заржали.
— Ну что — укладываем? — тщедушный щелкнул хомутами, откинул крышку контейнера. Обнажилось пенопластовое дно с резиновыми лентами-фиксаторами.
— Слышь, солдатик, — лениво обратился он к Колдину, — сгоняй, шефа нашего кликни — где он там…
— Вы что… — осип вдруг Колдин, — в этом цинке его везти собрались?
— Нет, сейчас его запеленаем, и в колясочке повезем: агу-агу… — опрометчиво повернувшись к Колдину тылом, он наклонился к Маргусу, глумливо изображая «козу» холеными пальцами.
И полетел в угол от яростного японского пенделя с гордым названием «мае-гери». А не будь дурак, не компенсируй свои скромные научные заслуги панибратским обращением со сложным оборудованием — это чревато.
— Ты чего, солдатик?! — вскочил он, держась за копчик. — С катушек съехал?!
— А ты фигли?! — свирепо сжал кулаки Колдин. — Думаешь, раз он пошевелиться не может, так и издеваться можно?!
— Ребята, ребята, что случилось? — возник в бытовке прибежавший на шум профессор. За его спиной толпились курсанты.
— А чего они!.. — в горле у Колдина предательски заскребло. — Приволокли ящик какой-то. Как для манекена какого все равно…
— Ребята, оставьте контейнер, — быстро врубился в обстановку профессор, — повезем на носилках, беритесь…
— Не надо! — непримиримо отодвинул «эмэнэса» Колдин. — Пусть ящики свои таскают, Марика мы сами отнесем. Куда, скажите…
— На стадион, к вертолету.
На плацу только что закончился развод суточного наряда. Промаршировав мимо дежурного по училищу, караул и дневальные по ротам расходились по местам несения службы. Из-за угла казармы девятой роты показалась необычная процессия. Впереди шли четверо курсантов — на плечах они несли носилки с лежащим на них парнем в обгорелом прыжковом комбинезоне. Следом шла вся девятая рота — все как есть четыре взвода, в полном составе. Замыкали процессию четверо штатских, тащивших зеленый ящик. Было похоже на похороны, но парни шли в беретах, а не несли их в руках.
— Карау-ул! — гаркнул вдруг начальник караула сержант Неткачев. — Смир-р-рна!.. Пра-а-во!
И строй караульных рубанул по асфальту плаца парадный шаг, отдавая честь раненому товарищу. И кому какое дело — вполне ли это по уставу, или нет…
Вертолет ждал Маргуса в центре стадиона, устало свесив концы лопастей. Носилки бережно установили на клепаном дюралевом полу. «Эмэнэсы» деликатно присели на откинутые сиденья (тщедушный под строгим взглядом Колдина аккуратно поправил выбившийся край одеяла).
— Ну, Марик, будь! — похлопал Мамонт Ауриньша по руке. — Если что — дай знать, мы подскочим, всех там на уши поставим.
И было совершенно ясно — такие действительно куда угодно подскочат, и кого угодно на уши поставят.
Ветер от винта погнал по молодой траве частые волны. Сверкнув отраженным закатным солнцем в блистерах, вертолет завис над стадионом плоским голубым брюхом со звездой и, сделав круг над училищем, взял курс на северо-запад.
И его проводили восхищенными взглядами первые абитуриенты, уже начавшие обживать училищную ограду.
2002 г.
— Пап! — окликнула меня дочь из своей комнаты. — Ты мне не поможешь?
— А что такое? — отозвался я, стараясь не упустить винтик, который с величайшим трудом выудил пинцетом из пыльных внутренностей системного блока.
— Ну, подойди сюда! — голос дочки обрел некоторую капризную требовательность.
Нет, мне это нравится. Девице всего четырнадцать лет, но она считает в порядке вещей, если дело есть, подозвать папашу к себе, вместо того, чтобы подойти к нему сама.
— Совсем ты, милая моя, совесть уже теряешь, — проворчал я, спасая остатки родительского самолюбия. — Сено за коровой…
— Ну, па-ап! — винтик шустро выскользнул из вздрогнувшего пинцета и с нахальным звяком исчез в недрах блока. Блллин!
Я от души приложил пинцетом по столу и отправился в комнату дочери, чтобы высказать свои соображения по поводу обнаглевшего младшего поколения. Но младшее поколение мои переживания волновали мало. Это самое поколение в лице моей ненаглядной дочери сидело забросив длиннющие ноги на подлокотник кресла и, рассеянно листая пухлый томик Гоголя, гоняло на плеере своего любимого «Микроба», или «Бациллу» — никак не запомню, как правильно оно называется.
— Пап, слушай! — сдернула дочь наушники. — У меня задание.
— Комсомольское? — попытался иронизировать папаша.
— А? Я говорю, задание мне по литерке дали, поручение.
— Короче, Склифосовский, — вздохнул я, — что делать-то надо?
— Нужно кассету найти, пап. Называется «Шинель», кино такое, — пояснило чадо на всякий случай. — Мы на уроке его смотреть будем, Гоголя сейчас проходим.
Вообще, от нынешних школьных экспериментов я порой балдею. На уроках биологии Светке давали задания сочинять сказки про хлорофилл и фотосинтез. На истории, помню, они хором пели песни Гражданской войны. Удивляюсь, почему еще на математике они не играют в «очко» и преферанс. Дивные времена настали для школяров.
— А просто прочитать книгу уже влом? — жалкая попытка добиться взаимопонимания на их языке.
— Ну что ты, пап! Мне русичка сказала найти — и все! В прокате там поискать, или где…
— А ты искала, вообще? «В прокате там или где»?
— Я в пункте проката, что в гастрономе, спрашивала, у Мишки. Он спросил, с какого дуба я рухнула, — надулась Светка.
М-да. В сущности, этот Мишка парень неплохой, но в своих высказываниях порой прямолинеен, как саперная лопата. На его месте, я бы так не сказал, но, возможно, подумал бы то же самое. Фильм-то черно-белый, снят где-то в начале шестидесятых, классика — неходовой товар. Кто его тиражировать будет? Ладно, это все лирика. Но где эту «Шинель»-то найти, в самом деле? Рассуждения и нравоучения на тему о важности печатного слова будут расценены как «отмазки». Сразу за этим набухнут хрустальными слезами глазищи ненаглядного чада и исторгнется сакраментальный призыв «рассказать об этом нашей русичке». Прямая дорога к падению родительского авторитета.
Обзвон нескольких пунктов проката и магазинов, как и ожидалось, дал нулевой результат. В одном из них меня даже вежливо попросили не хулиганить.
Спустя час, уже почти ни на что не надеясь, я набрал номер однокашника Генки Прохорова, моего старого приятеля и владельца солидной видеотеки. Еще в давние студенческие времена мой сосед по общаге Генка был единственным на нашем курсе обладателем видика — допотопной «Электроники», гордости славного города Воронежа. Благодаря старушке «Электронике» Генка был желанным гостем на всех наших студенческих посиделках. Я довольствовался скромной ролью оруженосца — перетаскивал за Генкой увесистый ящичек и получал за это свою долю портвейна с дешевой закуской, уважения однокурсников и благосклонности однокурсниц.
Теперь Генка — солидный дядечка, к которому на драной козе не подъедешь. Но пару раз в год с несложной просьбой к нему обратиться можно — ему и самому приятно: вот, мол, какой я славный парень, хоть и выбился в люди, а старых друзей все равно не забываю.
— Да, — энергично откликнулся приятель, — слушаю!
— Ген, привет. Это я, Волобуев. Саша, — как бы пояснил я.
— А-а, здорово! — после короткой паузы. — Как оно?
— Да ничего, нормально. Как сам?
— Да тоже так, — на другом конце провода потихоньку нарастает нетерпение. — У тебя дело ко мне?
— Да понимаешь, компетентный совет нужен, — невольно подстроившись под Генкин деловой темп, излагаю проблему коротко и сухо.
— Пиши телефон, — Генка даже не дослушивает меня до конца, диктует номер быстро и не повторяя, сам привык схватывать нужную информацию на лету и не сомневается, что другие схватывают её так же. — Зовут Серега, скажешь — от меня. Если у него нет, значит — нигде нет, разве что в Госфильмофонде.
— Спасибо, Ген!
— Давай… — и гудки. Деловой человек, понятно.
Неизвестный Серега откликнулся быстро, словно ждал моего звонка. Услышав мой вопрос, поинтересовался в свою очередь:
— А вы откуда узнали, что у меня «Шинель» есть? — интонация у него была какая-то непонятная: растерянная, что ли?
— Да я, собственно, и не знал. Просто ищу кассету, а Геннадий посоветовал к вам обратиться. Говорит, если у вас нет, значит — нигде… — лесть грубоватая и неуместная, да кто из нас не конформист, когда надо…
— Угу… — далекий Серега, кажется, о чем-то размышлял. — А вы вообще этот фильм видели?
