— Никого я не оправдываю, Боря! Я только говорю: не суди! Повторяю: ты не можешь знать всего, всех обстоятель…
— Да что тут знать? — взвился Борис. — И так все ясно! Что молчишь?
— Жду, когда прекратится истерика, — жестко объявил человек. — Чего знать? Да мало ли.… Может, например, они и не знают, что здесь есть люди? Мирные…
— Как? Не может такого быть!
— Ох, Боря, Боря, — тяжело вздохнул дирижер. — Чего только не может быть в нашей стране! Я понимаю тебя, наверное, на твоем месте так говорил бы каждый, но.… Повторяю: ты не можешь знать всего. Извини, но ты даже не можешь знать, как сам бы поступил на их месте. Не суди, Борис, не суди! Лучше подумай, не пора ли вам убираться отсюда.
— Да я и сам уже думаю. Последний этаж, мало ли чего.… Но ты все-таки не прав, никого я не с….
— Хватит, Борис! В тебе сейчас нет ничего кроме обиды и злости, ты не можешь здраво рассуждать. Потом поговорим!
Человек надел очки, взмахнул руками, и фонтан ожил, взметнув в звездное небо сине-бело-красную струю.
— Мани, мани, мани!..
Глава десятая
Экстрим-лото
Утром Борис нашел на балконе два металлических шарика. Маленькие, не более полсантиметра в диаметре, темного цвета и совсем не страшные. Неужели, правда, кассетная? Или как там — шариковая? Борис повертел шарики в руке, посмотрел на стекло с белым «английским флагом». А если бы в окно?
Не успел он закрыть за собой дверь, как тишину вспорол взрыв. Явно недалеко: ощутимо ударило по барабанным перепонкам. И только потом раздался знакомый, затихающий вдали вой. Борис машинально посмотрел на улицу: в стороне трампарка поднимался черный столб дыма.
Еще один взрыв прогремел через полчаса, когда ели на кухне умопомрачительно вкусную нутрию — чуть аппетит не отбил. Ирина повернулась к окну, всмотрелась.
— Похоже, недалеко.
Пока жена прибиралась на кухне, Борис обнаружил в сумке подмену: место канистры занимали его новые сапоги. Вздохнул, вытащил и спрятал их в кладовке. В сумку запихал канистру с водой, закрыл замок, вернулся на кухню. Ирина молча застыла у окна. Он подошел сзади, обнял за плечи, прижался.
— Ира, надо отсюда уходить. Если даже какая мелочь попадет на крышу…
— Я только что хотела тебе это сказать, — Ирина благодарно потерлась щекой об его руку. — Сейчас я Светлане позвоню, она тут рядом живет, помнишь? На первом этаже.
Через десять минут все было решено, но уйти сразу не вышло. Сначала совсем неожиданно пришел отец, Борис даже не поверил, услышав из-за двери его голос. Отец зарос седой бородой, но выглядел бодро, как будто и не прошел пешком через полгорода.
Опять сели пить чай, долго делились новостями. У отца новостей было больше. Во-первых, их тоже бомбили, но зато у них была вода, и ночевали они в почти настоящем бомбоубежище. Во-вторых, он только что прошел немалое расстояние и многое видел. Идти через Бароновский мост не рискнул, хоть так было и ближе. Прошел через Еврейскую слободку. Рассказывал, что видел много разбитых домов, особенно в районе Трека. Такое впечатление, что пытались накрыть телецентр. На въезде в микрорайон творилось вообще что-то невообразимое: куча машин, людей, дым, крики. Ближе подходить отец не стал. Славик тут же помчался в комнату включать телевизор. Через минуту оттуда раздался его громкий крик:
— Пап, мам, быстрее!
Что это была площадь перед вторым микрорайоном, Борис догадался не сразу. Даже не смотря на то, что в кадре с первых же минут мелькнули знакомые дома. И дело было не в забывчивости, просто таким это место он не видел еще никогда. Площадь заполнили боль, кровь и ужас.
Строго говоря, это была не площадь, а просто широкий перекресток, кольцо.
В то утро, как раз когда Борис уходил с балкона, машин на площади оказалось немало: народ покидал город. Самолеты, впервые прилетевшие не ночью, ударили точно и выскочить удалось немногим. Площадь быстро заполнилась огнем — горели машины, горел разлитый бензин, плавился асфальт. Быстро образовалась пробка — кто пытался помочь раненым, кто вытаскивал убитых, кто спешно разворачивался. Скоро подъехали неизменные журналисты.
Никто не ожидал второго налета. На этот раз летчики немного промахнулись: ракета рванула на обочине.
Но и этого было достаточно.
На экране мелькали машины разбитые, машины сгоревшие, машины догорающие. Дым и копоть мешали разглядеть подробности, может, это было и к лучшему. Потому что подробностями этими были люди, вернее то, что от них осталось. Обугленные, сгоревшие, разорванные на части. И склонившаяся перед одной из таких «подробностей» окровавленная женщина, поднявшая к черному небу обезумевшие глаза. И ее страшный нечеловеческий вой:
— Ва-а-ааа! Ва-аааа!!
В самом конце комментатор хриплым голосом сообщил, что число погибших пока неизвестно, но счет, похоже, идет на десятки. И совершенно точно известно, что во время второго налета погибла иностранная журналистка. Синтия, фамилии Борис не разобрал.
Как обычно в таких случаях репортаж крутили, не останавливаясь по нескольку раз, но снова смотреть этот ужас они не стали. «Не суди!» — буркнул под нос Борис и выключил телевизор.
А потом пришел Аланбек, и в кухне сразу стало тесно.
Аланбек осторожно опустил свои сто килограммов на хлипкий стульчик, отхлебнул предложенного чая, поинтересовался делами. Ирина и Борис смотрели на него выжидательно и Славик, глядя на родителей, тоже замолчал. Даже не попросил, как обычно, показать пистолет. Аланбек обвел их немного раскосыми глазами, усмехнулся и полез в карман.
В конце лета Борис занял ему деньги. Все равно те лежали мертвым грузом, а Алан обещал неплохие проценты. Половину он отдал вовремя, но потом торговля накрылась медным тазом, и долг завис. Ирина и Борис напоминали, ругались, просили — все без толку. Аланбек денег не отдавал, только обещал и обещал. Отношения постепенно портились, и к концу ноября Борис уже почти был уверен, что денег им больше не видать. Ирина еще надеялась.
И оказалась права. Аланбек принес почти все — тысячу с небольшим долларов.
Вообще-то он не заслуживал подобных подозрений. Это был странный человек, и интересы у него тоже были странные. То он приобрел дельтаплан, мечтая о полетах над городом, то основал мастерскую по выпуску супермодной мебели. Полеты, едва начавшись, завершились неудачным приземлением, погнутыми трубками и сломанной ногой, а мастерская… Мастерская сначала работала довольно успешно. Увы, покупателей оказалось не так уж много. Большинство крутили головами и просили что-нибудь «побогаче». Аланбек злился, называл их «болотом» и выпускать кровати с финтифлюшками не желал. Мастерская прогорела. После этого он вообще забросил все дела, и только мечтал, провожая сестру в очередной «челночный» рейс. Последние его проекты своей экстравагантностью поражали даже Бориса. Впрочем, дальше проектов Аланбек не продвигался.
Они часто собирались вместе. Аланбек готовил свой фирменный плов, открывалась запотевшая бутылка водки, и можно было до хрипоты обсуждать пути развития цивилизации, общечеловеческие ценности, национальные особенности и прочие жизненно важные темы. Иногда ездили в гаражи. И опять те же самые споры, шашлык, и стрельба по бутылкам из пистолета. Как-то Ирина тоже решила попробовать. Аланбек показал куда нажимать, снял с предохранителя. Ира, держа пистолет двумя руками, старательно прицелилась и вдруг повернулась всем корпусом к Аланбеку: решила что-то переспросить. Черный кружок глянул Алану прямо в лоб, и время замедлилось. Ира только еще начала задавать вопрос, а Аланбек уже исчез и тут же, в одно мгновение, оказался на полу. Почти телепортировал. Еще через секунду Борис вырвал у жены пистолет и обессилено прислонился к столу. Водка пришлась как нельзя кстати.
В 93-м Аланбек здорово помог, когда к отцу Бориса заявились непрошенные гости. Двое чеченцев, размахивая какой-то бумажкой, доказывали ошарашенному отцу, что именно в этом доме жили их родители до выселения, и тому следует немедленно освободить их родовое гнездо. Отца, родившегося в этом доме задолго до 44-го года, они не слушали. Конечно, и без Аланбека было кому помочь, но рядом оказался именно он. Лжевладельцы признали свою ошибку и скрылись в неизвестном направлении. Наверное, пошли искать других, у которых не было Аланбека.
Ранней весной 94-го у Ирининой подруги умерла мама. Тогда-то Борис с удивлением узнал, что мастерская по изготовлению гробов на улице Шерипова по-прежнему работает, и цены, в связи с оттоком русских, нисколько не упали. Работала и администрация кладбища. Мужик, назвавшийся директором, дышал густым перегаром, но щеки надувал так же старательно, как и раньше. Деньги тоже считать не разучился.
Трудности начались во время похорон. Автобус к могиле не проехал, пришлось идти пешком. И тут оказалось, что некому нести тяжеленный деревянный крест. Борису он оказался не под силу, остальные мужчины сами еле ходили из-за весьма солидного возраста, а еще ведь и гроб нести. Рабочие помочь согласились, но заломили совершенно баснословную цену. Услышав такое, Аланбек крякнул, взвалил крест на могучее плечо и двинулся вперед. Так и шли — чеченец с православным крестом на плечах впереди, все остальные сзади. Картина еще та! «А чего, — сказал потом, улыбаясь, Аланбек, — вы же не виноваты, что заблуждаетесь. Но кресты могли бы и полегче делать».
