— Почему?
— Сейчас будем пить чай.
К нам с подносом шел солдат с горячим чаем в стаканах.
— Но мы поздно выехали. У нас нет времени, — напомнил я мистеру Ибрагиму. — Ехать осталось совсем немного. Вот она, Гордага!
— Мы быстро ехали. Теперь у нас есть время пить чай. Рано приехать в Гордагу нехорошо.
Я посмотрел вокруг. Солдаты оживленно разговаривая, расстилали в тени машин одеяла, раскладывали лепешки, копались в сумках.
Солдат с подносом терпеливо ждал. Ждали и офицеры. Я молча взял стакан и сел в холодке под кузов машины.
После чая был перекур, после перекура снова чай. К двум часам дня батарея пришла на полигон. Было время обеда, но обедать не пришлось. Примерно в километре от полигона нам встретилась полоса сыпучего песка метров 300 шириной, и почти все машины забуксовали.
Только вечером батарея заняла свое место и подготовилась к стрельбе. Расстроенный, я с Юрой уехал ночевать в Гордагу. Там, на берегу Красного моря, в легких двухэтажных гостиницах жили наши советники.
Горячий ветер пустыни сменился не столь горячим морским ветром. Главное, не было духоты. Ветер к ночи стих, и я устроился ночевать на балконе второго этажа. В одних трусах я лежал на койке и смотрел в звездное небо. Только начал дремать, как вдруг над ухом нудно зазвенел москит, потом еще и еще. Пришлось укрыться простыней. Тело сразу покрылось потом. Сон пропал. Выкурив за ночь пачку сигарет, утром уехал на полигон. Там меня ожидала неприятность. Все пушки при вращении дергались и дрожали как в лихорадке. Первый признак неисправности ПУАЗО и ЦРЯ.
Молодой инженер в поте лица, в буквальном и переносном смысле, старался найти неисправность, но это ему удалось не скоро. Уже появились самолеты, когда батарея смогла начать тренировку.
На другой день утром на полигон приехал мистер Усэма. Я рассказал ему, как проходил марш.
— При такой скорости на марше не только приборы выйдут из строя, но и колеса у пушек отвалятся. Когда машина буксует на песке, она трясется так, словно ее специально поставили на вибратор для испытания на прочность, — убеждал я мистера Усэму. — Нельзя так с техникой обращаться.
— Я накажу командира батареи, — успокоил меня мистер Усема.
— Если другие батареи не будут после этого выполнять правила марша, то нужно наказать командира батареи. Только я не уверен, что наказание поможет. Командиров батарей нужно учить, как совершать марш. Учить практически.
— Я приказ. Другой батарея будет хорошо, — перешел мистер Усэма на русский язык.
Но дело было не в наказании и не в приказе. Даже не в занятиях. И занятий, и технической литературы и наставлений всего этого было вполне достаточно.
Главная беда заключалась в недооценке технических требований по эксплуатации техники и присущей арабам беспечности. Они на технику смотрят, как на что-то вечное, и обращаются с ней соответственно. Если же техника ломается, значит, по их мнению, плохая техника.
Но нужно отдать должное арабам в одном. Если техника выходила из строя по халатности или небрежности, то виновный производил ремонт за свой счет. Это относится и к солдатам, и к офицерам в равной степени.
Если солдат разобьет стекло, сломает ключ и так далее, то ему приходилось порой отдавать последние пиастры. Но если изо дня в день медленно, но верно машина выводилась из строя из-за неправильного ухода и технического обслуживания, за это ни с кого не спрашивали. Низкая техническая культура — вот основная причина небрежного отношения к технике. А если брать шире, то отсталость страны. Но было бы несправедливо не сказать, что в последние годы много делается, чтобы вековую отсталость ликвидировать в короткие сроки.
Отстрелялась батарея хорошо и ушла. Другая батарея пришла в тот же день вечером. Не знаю, как она совершала марш, но ПУАЗО тоже оказалось неисправным. Неисправность устранить не удалось, и мистер Усэма принял решение срочно вызвать ПУАЗО первой батареи, уже проверенное стрельбой. Но и это ПУАЗО пришло неисправным. Видно, очень спешили. Провозились с двумя ПУАЗО несколько дней и вынуждены были вызвать третью батарею, которая и отстрелялась благополучно. Во время смен батарей у меня оказалось свободное время, которое я с Юрой проводил в основном на море и за шахматной доской. За многие месяцы жизни в пустыне это был словно подарок. Хотя бытовые условия были не очень хороши, пресная вода бывала только утром, пищу готовили сами. Были и другие неудобства. Но все это компенсировало море и морской свежий ветер. По ночам дул несильный ветер, отгонявший москитов. Разгоряченное тело так нежно овевалось со всех сторон, словно его окутывали легкой прохладной тканью.
А вскоре после стрельб у меня с мистером Усэмой произошел разговор, имевший хорошие последствия как для мистера Усэмы, так и для всего полка.
— Надо война, мистер Василий, — сказал мистер Усэма, просматривая газеты.
— Почему мистер Усэма вдруг заговорил об этом? — поинтересовался я.
— Если так будет долго, мы забудем, что Синай наша земля. Надо война, — повторил он.
— Значит, надо перейти канал? — спросил я.
— Да, надо наступать.
После некоторого раздумья я осторожно заметил:
— Но вы не готовы наступать.
— Сколько можно говорить? Мы четыре год готовить? Это мало? — в голосе у мистера Усэмы явно слышалась досада.
— Я не говорю за всю египетскую армию. Я имею в виду наш полк. А полк не готов.
— Почему не готов? Мой польк отличный, не без гордости ответил мистер Усэма. — Это лучший польк в округе.
— Хороший полк, не спорю, но к наступлению не готов, — гнул я свое.
— Нужны факты, мистер Василий.
— Пожалуйста, факты. Тягачей мало, а без них мы не двинемся с места.
— Машины дадут.
— Это будет хорошо. Но водители не подготовлены.
— Это правильно. Нужна тренировка.
— Тренировка нужна всем солдатам. Сколько времени, например, нужно батарее для смены позиции?
— Два часа.
— К сожалению, это много, если учесть, что до запасной позиции всего пять километров. Я считаю, что позицию можно сменить за час и даже меньше.
— Это невозможно.
— Это возможно. Я могу доказать.
— Хорошо. Что для этого нужно делать? — не без труда согласился мистер Усэма.
— Лист бумаги и карандаш.
Мистер Усэма с недоверием посмотрел на меня и вынул из папки бумагу.
— Сделай, пожалуйста, расчет времени на перемещение батареи.
Через несколько минут мистер Усэма с довольным видом протянул мне свои расчеты. Действительно, по его расчетам батарее на смену позиции нужно было два часа. Я без труда нашел уязвимые места, но мне хотелось, чтобы мистер Усэма понял свои ошибки, и я стал давать ему наводящие вопросы:
— Водители далеко от машин живут?
— Вместе с машинами.
— Сколько времени нужно на заводку машины?
— Одна минута.
— До батареи два километра. Сколько времени нужно, чтобы машина пришла на батарею?
— 3–4 минуты.
— Зачем ты даешь 15 минут?
— Водителям нужно отдать приказ, машины проверить.
— А ты отдай приказ и проверь машины сегодня, а действовать они будут завтра. И так каждый день. Это можно?
— Можно.
— Дальше. Время подготовки батареи к маршу ты прибавляешь к времени машин. Можно делать лучше. Телефон к машинам проведен?
— Да.
— Давай сигнал одновременно и машинам, и на батарею. Пока машины идут, батарея готовится к маршу. Это сбережет нам время. Это можно?
— Можно.
Так пункт за пунктом выбрасывал я минуты, а когда сложил, осталось час пять минут.
— Согласен, мистер Усэма? — спросил я.
— На бумаге согласен. Надо практик.
— Хорошо. Проведем учение с батареей. На одну батарею хороших машин хватит. Пригласи на учения офицеров штаба и батарей. Пусть видят, что будет хорошо и что плохо.
— Я приказ, — ответил мистер Усэма на мои предложения.
Надо отметить, что в разговоре с мистером Усэмой и другими арабами, хоть немного знавшими русский язык, приходилось сознательно упрощать свою речь, избегать синонимов, а порой искажать слова, так как некоторые из них в другом падеже или лице становились непонятными. Так «многовато» превратилось в «много ваты» и тому подобное.
Для первого учения выбрали первую батарею. Договорились, что я выеду на батарею и там проведу занятия на песке, то есть расскажу, в какой последовательности что делать, и на песке с помощью разноцветных камней изображу графически ход учения по этапам. А еще через день проведем показное учение.
Занятия, на мой взгляд, прошли успешно. Но мистер Усэма после занятий сказал, что учений проводить нельзя.
— Мы прикрываем объект. Если налетит авиация, а батареи не будет. Это нехорошо.
— А если не будем учить, то полк не сможет наступать. А ты говоришь, нада война, — в тон ответил я. — Сам-то ты понимаешь, что нужно провести учения?
