Со всей полнотой раскрылись дарования и незаурядные способности генерала Лукача в гвадалахарском сражении. Его бригада первой из всех воинских частей республиканской армии наладила бесперебойную телефонную связь, что было очень важно для успешного и оперативного руководства подразделениями в бою. Превосходно оборудованная медико-санитарная часть, не только полностью и своевременно обслуживала раненых и больных бригады, но и помогала другим частям, в частности дивизии Энрике Листера. О работе своих врачей и санитаров генерал Лукач с теплотой говорил: «…только люди, истекающие кровью на поле боя, могут понять, что означает для бойцов заботливая и умелая рука санитара». Он подчеркивал большое политическое и психологическое значение военно-медицинской службы.
Большое внимание Лукач уделял подвижности и маневренности подразделений, без чего, как он считал, в современном бою успеха не будет. Это был дальновидный и предусмотрительный человек, с большим кругозором. Ценой огромных усилий генерала его бригада почти полностью была посажена на автомобили, что сильно увеличило ее боеспособность.
Как-то меня вызвали в штаб командира 11-й дивизии Листера. Я приехал туда прямо с передовой. Энрике Листер и комиссар дивизии Сантьяго Альварес только что закончили совещание с командирами и комиссарами двух испанских бригад и офицерами штаба дивизии. Хотя Листер и Сантьяго уже знали обстановку на фронте, они попросили рассказать им об интернациональных бригадах: накануне я побывал в действующих частях и видел интернационалистов в деле.
В штабе Листера я узнал и последние новости. На правом фланге, где вела ожесточенные бои 12-я интернациональная бригада генерала Лукача со 2-й итальянской дивизией, на стыке 11-й и 12-й бригад, итальянские подразделения с танками вклинились в нашу оборону. Образовался километровый прорыв. Противник мог выйти на фланги 11-й и 12-й бригад, перехватить единственную асфальтированную дорогу, соединявшую Бриуэгу и Ториху, просочиться в наши тылы, окружить и по частям уничтожить.
Помню, как на мотоцикле весь в грязи прибыл с донесением на наш наблюдательный пункт связной от командира 1-й интернациональной бригады генерала Лукача. Он вручил мне конверт, в котором была небольшая записочка, написанная наспех:
«Уважаемый капитан Павлито! Части 12-й интернациональной бригады, несмотря на превосходство противника в технике и живой силе, мужественно отбивают все атаки. Более того, мой друг, батальон им. Гарибальди внезапной контратакой захватил 25 итальянцев и канцелярию одного из батальонов со всеми документами. Однако я опасаюсь за свой левый фланг, так как противник находится не далее километра от шоссе Ториха — Бриуэга. Сообщаю тебе об этом, надеюсь, примешь посильные меры. Вечером, если будет тихо, приезжай ужинать. Генерал Лукач».
Прочитав записку, я задумался. Что можно сделать, чтобы закрыть разрыв между бригадами? Мы посоветовались с командиром бригады Пандо и решили выдвинуть на шоссе Ториха — Бриуэга одну стрелковую и одну пулеметную роты, а также взвод танков из резервного батальона и закрыть таким образом образовавшуюся брешь. Решено было также немедленно ввести в действие сводный батальон 50-й бригады, который оперативно подчинялся Пандо, усилить его ротой танков и, согласовав его действия со вторым эшелоном бригады, нанести контрудар во фланг наступающих на юг частей итальянской дивизии «Литторио». Это решение было одобрено Листером.
Тут же, присев на камень и вынув блокнот, я написал ответ:
«Уважаемый, товарищ генерал Лукач! Просьба будет выполнена. Листер в образовавшуюся брешь выдвигает одну стрелковую и одну пулеметную роту со взводом танков. Надеюсь, распространение противника на наши тылы будет приостановлено… Будет тихо, обязательно приеду. Искренне ваш Павлито».
Но приехать тогда не удалось…
В начале 1937 года я вновь увидел генерала Лукача. Это было на совещании в штабе Листера. Листер давал указания командирам бригад о передислокации войск и штаба дивизии в более глубокий тыл, в район Гвадалахары. Здесь можно было вести нормальную боевую подготовку и получить пополнение к предстоящим боям.
В перерыве генерал Лукач, увидев меня, спросил:
— Ну как, Павлито, работает новый переводчик Марио?
— О! Отличный переводчик, я очень доволен его работой. Спасибо, хорошего парня прислали. Он мне во многом помог. Два раза был в разведке и приводил пленных. Однажды в районе Трихуэке с двумя бойцами привел двенадцать итальянцев, среди которых оказалось два офицера.
— Вот видите, дорогой мой Павлито, какого я дал бойца из батальона Гарибальди. Салюд! Завтра приезжай ко мне. Много трофейных пулеметов после боя скопилось, да и «максимы» частично вышли из строя. Хорошо? Ну, еще раз до свидания.
Когда через несколько дней мы с Марио приехали в штаб Лукача, здесь уже собрались все специалисты-оружейники. Под навесом на стеллажах лежало более трех десятков пулеметов разных марок. Взялись за ремонт. За неделю удалось привести в порядок все неисправные пулеметы. Закончив работу, собрался назад, домой, к Листеру.
Лукач вызвал меня к себе перед отъездом и подарил маленький пистолет «вальтер», который был при мне и во время финской кампании, и в походе в Западную Белоруссию, и в Отечественную войну. Подарок напоминал мне о человеке, который геройски жил и геройски сложил свою голову под Уэской.
О гибели генерала Лукача я узнал от Листера в конце июня 1937 года, в самый разгар подготовки к Брунетской операции. Я был ошеломлен, не мог поверить, что его не стало. Казалось, подъедет сейчас машина и войдет Лукач, веселый, неунывающий, и своим обычным тихим и воркующим голосом скажет: «Ну как, дорогой Павлито, обстоят дела?»
Смерть генерала Лукача вызвала скорбь всей народной Испании. Газета испанского трудового народа писала:
«Лукач — любимый руководитель Народной армии Испании, боец-коммунист — приехал в Испанию, чтобы победить смерть. Он пал. Но все его бойцы, вся армия, весь испанский народ преподнесут ему победу. Когда победим, самое большое знамя мы поставим на его могиле».
Гвадалахарская операция была последней, в которой участвовал Мате Залка.
Накануне, перед гибелью, бригада под его командованием перебрасывалась с Центрального на Арагонский фронт, под Уэску. Мате Залка выехал на рекогносцировку, где был смертельно ранен.
Погиб боевой друг, талантливый командир и бесстрашный революционер. В уважении и любви к людям он не знал границ. Никакой путь не был для него долог, если он мог что-нибудь сделать, чтобы уберечь, накормить, развлечь, подбодрить своих людей.
Похоронили Лукача в Валенсии. Сотни тысяч испанцев провожали в последний путь своего любимого героя.
«Так, в один летний день 1937 года были срезаны все розы в садах Валенсии, чтобы усыпать ими гроб генерала. Сверкали на солнце острия-штыков, и ветки апельсиновых деревьев служили лавровым венком», — вспоминает один из бойцов его бригады об этом дне.
На его могиле рабочие воздвигли памятник из белого камня и высекли на нем четверостишие поэта Михаила Светлова:
Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать.
После Испании мне довелось отдыхать в Сочи. Там я встретил своих друзей по Испании: Цюрупу, Гурьева, Погодина, Татаринова и девушек-переводчиц, которые учились вместе с нами в академии имени Фрунзе.
Разместились мы в третьем корпусе, у отдыхающих он именовался «штурмовым». Процедуры почти никто из нас не принимал, поэтому времени свободного было вполне достаточно, и мы, как правило, проводили его вместе. На пляж, в кино, в театр, на танцплощадку — всюду шли гурьбой. Пели вечерами испанские песни, исполняли танцы, кто как их запомнил. Даже изображали матадора, превращая танцевальную площадку в арену для боя быков. Вскоре в нашей компании появился молодой жизнерадостный парень.
— Кто это? — спросил я Митю.
— Летчик, капитан Бела, племянник генерала Лукача, — ответил Митя и подвел меня к нему.
— Знакомьтесь.
Теперь мы часами сидели у моря и говорили, говорили о Мате Залке.
В день отъезда из санатория мы обменялись адресами. Бела дал мне номер телефона, по которому я мог его найти в Москве.
— Это телефон Веры Ивановны, жены дяди. Она будет рада видеть вас.
В конце октября Бела позвонил и пригласил меня, Ваню Татаринова, Колю Гурьева и Митю Цюрупу на чашку чая. Он познакомил меня с женой и дочерью Мате Залки.
Семья писателя Мате Залки оказалась очень гостеприимной. Мне казалось, что я с этими людьми уже много-много лет знаком. Вера Ивановна — невысокого роста шатенка, веселая и говорливая. Она выглядела гораздо моложе своих лет. Тала, их дочь, тоже большая говорунья. Весь вечер она пела песни, читала стихи, танцевала, рассказывала о школьных делах. Задавала уйму вопросов, расспрашивала, как мы воевали в Испании.
