Их расстреливали из пулемета, не жалея патронов, и пули рвали, подбрасывали уже мертвые тела. Ненависть, которая не скоро уйдет, читалась в глазах русского офицера.
— Заканчивайте с ним…
Близкая неизбежная смерть ломает людей и покрепче, чем этот рыхлый, совсем не боевой тыловик. Он съеживался, бледнел, а губы повторяли:
— Товарищ… я не фашист.
— А кто ты? — не выдержал десантник. — Снарядов две машины вез, чтобы нас гробить. Молчал бы…
Другой десантник, младший сержант, слегка подтолкнул унтера к обочине и отвел на десяток шагов. Тот упирался и оглядывался на Ерофеева. В глазах угадывалась такая тоска, что восемнадцатилетнему младшему сержанту стало не по себе. Остальные молча ждали.
— Чего застыли? Проверьте ящики, — сказал взводный Дергач. — Если есть ручные гранаты, возьмите штук по пять. Они нам наверняка пригодятся. Не на прогулку двигаем.
Затрещала автоматная очередь. Десантники торопливо копались в ящиках. Какое-то количество гранат нашли и рассовали их за пояса и в противогазные сумки.
— Там еще один фриц… с поломанной ногой. С ним что делать? — спросил кто-то из бойцов.
Вместо ответа старший лейтенант оглядел переодетого взводного и усмехнулся:
— Куртка великовата… ладно, сойдет. Автомат замени. С ППШ, что ли, будешь светиться?
Возле опрокинутого грузовика хлопнул выстрел. Добили второго шофера. Ерофеев инструктировал взводного Андрея Дергача, лейтенанта лет двадцати.
— Никаких разговоров вести не пытайся. Ты же все равно по-немецки ни бельмеса.
— Тройка с минусом в аттестате. Но десяток фраз на войне выучил.
— Лучше помалкивай. Твоя задача отвлекать на себя внимание и следить за шофером. Моя самоходка двинется следом.
Из кузова, накрытого брезентом, уже выгружали последние ящики. Внутри разместилось отделение десантников во главе с сержантом.
— Не всполошатся раньше времени? — с сомнением оглядел «зверобой» и «тридцатьчетверки» лейтенант-десантник. Звезды бы как следует затерли.
— Как получится, — хлопнул его по плечу Ерофеев. — А получится как надо!
Андрей Дергач был призван из Ростовской области. Почти земляки с Виктором Ерофеевым.
— Двинулись, земеля!
— Трогай, — сказал лейтенант немцу-водителю. — И без фокусов.
Именно в эти минуты Виктор Ерофеев связался по рации с Фоминым и передал короткое сообщение. Он рассчитывал на успех внезапного удара с тыла, но ему требовалась помощь.
Комендант укрепрайона предусмотрел многое. На подъеме дорогу перегораживали бетонные плиты, а по обочинам торчали таблички с надписями «мины». Пост состоял из трех солдат полевой жандармерии. Впереди торчала на холме длинноствольная самоходная установка «штурмгешютце».
Лейтенант Андрей Дергач находился на фронте около года. Был ранен, награжден медалью и уже имел достаточный опыт.
Он сразу понял, что натасканные жандармы разгадают не слишком затейливый план прорваться вперед под прикрытием немецкого грузовика.
Так оно и произошло. Двое жандармов замахали издалека руками, требуя, чтобы колонна остановилась, не доезжая до поста. Третий бросился к мотоциклу и поднял трубку рации, установленную на багажнике. До мотоцикла было метров семьдесят — из немецкого автомата МП-40 можно промахнуться.
— Вперед, — толкнул шофера в бок лейтенант.
— Они будут стрелять и убьют нас.
— Я тебя убью раньше. Гони! — высунувшись из кабины, дал команду отделению: — Огонь!
Десантники были вооружены более прицельными и дальнобойными отечественными автоматами ППШ. Сержант среагировал мгновенно. Откинул брезент, и сразу несколько автоматных очередей свалили постовых, ударили по мотоциклу и склонившемуся над рацией старшему из жандармов. Не успев включить рацию, унтер-офицер, раненный в спину и ноги, упал, закрутился, а затем поднял руку с зажатой в ней ракетницей.
— Ах, сволочь…
Андрей Дергач стрелял в него длинными очередями. Поняли опасность и другие десантники. Пули перебили руку, хлестали по добротной шинели, перетянутой портупеей. Унтер не сумел выпустить сигнальную ракету и остался лежать возле мотоцикла. Окровавленные пальцы продолжали сжимать рукоятку ракетницы.
Расстояние от поста до «штуги» составляло около километра. Обе самоходки ударили из своих гаубиц одновременно, с короткой остановки. Столбы взметнувшейся земли и дыма закрыли приземистую немецкую машину.
Когда дым осел, увидели, что «штуга» стоит на месте, хотя и не стреляет. На всякий случай добавили еще два фугаса, выпустили несколько бронебойных снарядов обе «тридцатьчетверки». Немецкая самоходка завалилась набок, из развороченной рубки шел дым. Снарядов на нее не пожалели.
— Вперед! — дал команду Ерофеев.
Грузовик был уже не нужен, но продолжал ехать впереди, обладая большей скоростью, чем танки и «зверобои». Вспомнил ли кто в эти минуты слова пленного, что дорогу прикрывают два штурмовых орудия?
Вряд ли. Слишком стремительно развивались события. Небольшая колонна набирала скорость. «Опель» шел впереди, чуть отставали «тридцатьчетверки» и заметно отстали обе тяжелые самоходки.
— Уменьшить скорость! — кричал в рацию Ерофеев, снова собирая машины в один кулак.
Но какие-то минуты были упущены. Вторая «штуга», хорошо замаскированная, приземистая, почти незаметная в кустарнике, выстрелила в «тридцатьчетверку», идущую следом за грузовиком.
Кумулятивный снаряд, выпущенный с расстояния трехсот метров, пробил боковую броню танка пониже башни. Выстрел был точный. С хорошей оптикой на таком расстоянии не промахнешься. Мгновенная вспышка внутри «тридцатьчетверки» превратилась в клубок огня, который сжигал тела экипажа, воспламенял промасленное тряпье и раскалял снаряды, готовые сдетонировать.
Успел выскочить механик-водитель. Потянул за руку стрелка-радиста, который за что-то зацепился. Пламя выбилось острым скрученным языком, прожигая радиста. Но механик, мелкий ростом, жилистый, продолжал упрямо вытаскивать товарища. Они воевали вместе полгода, и механик не мог оставить его.
В раскалившихся снарядных гильзах вспыхнул порох, разрывая их оболочку и превращая пламя в ослепительный огненный сноп. Механик все же выдернул товарища, который горел, как факел, от сапог и до спины.
Он сорвал с себя куртку, намереваясь сбить пламя, но обезумевший от боли стрелок-радист оттолкнул его, вскочил и куда-то побежал. Болевой шок лишил радиста возможности осознавать, что с ним происходит. Он из последних сил пытался убежать из огня, который сжигал его заживо. Сил хватило на десяток шагов, и он свалился на траву, которая тоже вспыхнула.
За считанные минуты произошло многое. Немец-шофер повернул машину к узкой траншее, где находился пехотный взвод. Лейтенант Дергач вырвал у него руль, нажал на педаль тормоза. Водитель, извернувшись, ударил Андрея кулаком в лицо и вывалился из кабины. Он бежал изо всех сил и кричал на ходу:
— Камераден, нихт шиссен! Не стреляйте!
Но пулеметчик в траншее не хотел рисковать и длинной очередью прошил колеса и радиатор. Он понимал, что с машиной что-то не так. Однако не стал стрелять в унтер-офицера, сидящего в кабине, и на всякий случай дал еще одну очередь по колесам.
Скорострельность «штуги» составляла несколько выстрелов в минуту. Она успела выпустить еще три снаряда, целясь в массивную русскую самоходку «Дозеноффер» — консервный нож, так иногда называли эти громадины, способные вскрыть своим снарядом, как консервную банку, даже «королевский тигр».
Опытный немецкий наводчик не промахнулся. Лейтенант Анатолий Корсак, выживший после попадания тяжелой реактивной мины под Кюстрином, свалился с сиденья после одного и второго удара в рубку. Ему снова повезло. Снаряд прошел мимо и врезался в моторное отделение. Самоходка загорелась. Лейтенант выскочил вместе с заряжающим. Трое других ребят из экипажа были контужены и остались в рубке, где, как в печке, разгоралось пламя.
Вторая «тридцатьчетверка» прошила снарядом лобовую броню «штуги», но немецкая машина еще шевелилась. Ее добил фугас, выпущенный Виктором Ерофеевым. Снаряд весом сорок пять килограммов проломил рубку и взорвался внутри, вспучив крышу, и напрочь вынес оба люка вместе с обломками, смятыми гильзами и клочьями тел немецкого экипажа.
Немецкому шоферу сегодня везло. Его не расстреляли русские, он сумел под огнем добежать до траншеи и в трех словах изложил командиру взвода, обер-фельдфебелю, свою историю.
— Разберемся после, — сказал тот, продолжая стрелять из автомата, — молодец ты или засранец. А пока бери фаустпатрон. Умеешь им пользоваться?
— Так точно.
Но уцелевшая самоходка и «тридцатьчетверка» не собирались подставляться под фаустпатроны. Траншею развалили несколькими орудийными выстрелами. Остатки взвода во главе с лейтенантом убегали по узкому и глубокому отсечному ходу.
