Ненэ постоянно вынужден был объезжать их по полям. Первый раз он оказался на поле с обугленными, поваленными деревьями и выжженной травой. Там стояло четыре развороченных итальянских танка с открытыми люками. У разбитых гусениц лежали кучи обугленных тряпок, некогда серо-зеленого цвета. Два трупа разлагались под лучами солнца. В другой раз Ненэ наткнулся на военный грузовик, специально остановленный подальше от дороги. В двадцати метрах от грузовика стояли, образуя очередь, американские солдаты. Их было больше дюжины, они громко разговаривали, шутили, смеялись, хлопали друг друга по плечам. Ненэ стало любопытно, и он подъехал посмотреть.
В тени оливкового дерева, на растянутой камуфляжной сетке лежала на спине голая девушка. Рядом на земле, подстелив под себя ее юбку и блузку, сидел мужчина лет сорока, одетый во все черное и с черной шапочкой на голове. Мужчина держал в руке губку. Перед ним стояли ведро с водой и коробка из-под обуви, до половины наполненная долларами. Девушка лежала с закрытыми глазами, раскинув руки и ноги, и казалась мертвой, двигаясь лишь в такт толчкам, которые производил на ней очередной американец. Девушка оставалась неподвижной в паузах между сменой мужчин, не поднимая даже рук, чтобы отогнать налипших на лицо мух. Она не шевелилась и тогда, когда мужчина в черном, забрав доллары у сделавшего свое дело американца и аккуратно положив их в коробку, обмакивал губку в ведро с водой и промывал девушке промежность.
Поселок был разрушен, но не полностью, как рассказывал моряк. Дом Ненэ оставался целым и невредимым, соседский дом, напротив, разнесен в щепки. Ненэ открыл дверь своим ключом, который всегда носил с собой. В доме все было в порядке.
Ненэ отправился в порт. Там царила невероятная суматоха, с моря плыли боевые машины, которые, едва коснувшись берега, трансформировались в сухопутные бронетранспортеры. Дороги, по которым они проходили, были разбиты в жидкую грязь. В центре порта на установленной десятиметровой платформе солдат с двумя флажками регулировал движение.
Потом Ненэ увидел своего отца, разговаривавшего с двумя американскими морскими офицерами. Ненэ застыл от удивления и долго смотрел на эту картину, раскрыв рот и вытаращив глаза. Вот такие дела!
Возвращаясь домой, чтобы отдохнуть, Ненэ проходил мимо «Пансиона Евы». В какой-то момент он решил, что потерял ориентировку, так как совсем не узнал это место. И вдруг понял. Ориентиров больше не было. Не было «Пансиона», не было склада пиломатериалов, не было соседнего дома. Ничего. Только груды обломков. Ненэ почувствовал комок в горле, однако потрясение оказалось не таким уж сильным. Ненэ видел картины и пострашнее.
У ратуши его окликнули. Ненэ обернулся — это был Чиччо. Они бросились друг к другу, выкрикивая имена, будто стояли по разные стороны бесконечности. Объятия были столь крепкими, что парни едва не задушили друг друга.
— Ты когда приехал? — спросил Чиччо.
— Час назад, на велосипеде. А ты?
— А я вчера. Ну что, поужинаем сегодня вместе? Спокойно поговорим да и праздник отметим.
— Давай. Только что праздновать, за исключением того, что мы живы?
Чиччо удивился:
— А разве тебе сегодня не исполняется восемнадцать лет?
Ненэ хлопнул себя по лбу:
— Ну точно, как же я забыл! Куда пойдем?
— На природу. В городе слишком жарко, да и пахнет мертвечиной. Я все беру на себя, ты ни о чем не думай. Заеду за тобой на велосипеде к восьми.
Чиччо был прав. Ненэ поначалу не обратил внимания, а теперь отчетливо чувствовал запах — запах смерти. Под завалами еще оставались трупы, которые разлагались в этой немыслимой жаре.
Чиччо приехал в восемь. К багажнику его велосипеда был привязан пакет с тремя килограммами свежайших сардин, а на руле висела сумка, из которой торчали три здоровенные бутылки вина.
— Вино повезешь ты, а то мне трудно крутить педали. По дороге нам нужно найти чистую черепицу.
— Это не проблема, вокруг столько развалин! Куда поедем?
— На Лестницу Турков.
Перед самым выездом из поселка они нашли то, что искали — глиняную черепицу с кровли. Чиччо с Ненэ подъехали к подножию Лестницы, когда солнце склонялось к закату.
На пляже не было ни души, и море не сверкало безмятежной гладью. До самого горизонта оно отливало металлом бесчисленных военных и транспортных судов.
Друзья взобрались на утес, Чиччо принялся собирать камни, а Ненэ — сухие ветки. На краю утеса они соорудили из камней нечто вроде очага высотой тридцать сантиметров. Ненэ сходил к воде и хорошенько помыл черепицу. Чиччо сложил ветки внутри очага, зажег огонь, а потом аккуратно положил на камни черепицу вогнутой стороной вверх. Теперь нужно было только дождаться, когда черепица накалится в огне. Они раскупорили бутылку и по очереди приложились.
Наступала чудесная ночь, будто ниспосланная провидением: ни ветра, ни шума, только легкий шелест прибоя.
— Честно говоря, мы с тобой всего пятнадцать дней не виделись, а мне кажется, что прошла вечность, — сказал Чиччо. — Как у тебя там все в Рагити сложилось?
— Плохо, — и Ненэ поведал о своих приключениях. — А у тебя как в Каммарате?
— Нормально. А знаешь, я там твою кузину встретил, Анжелу.
— Да ну! И как она?
— Здорова, все хорошо. Единственная беда — ее муж. Этот кретин ничем не занимается, дома не бывает, с утра до ночи играет в карты. В поселке говорят, что когда мужа нет дома, к Анжеле ходят мужчины. Она утешается, наставляя ему рога. Мне рассказывали, что…
— Стоп, лучше сменить тему.
— А с «Пансионом» что?
— Знаешь, я уехал в Каммарату двадцать седьмого числа, а утром четвертого июля мне надо было вернуться сюда. «Пансион» же разбомбили как раз накануне. Я встретил обоих Джаколино, отца и сына, оба плакали. Они мне сообщили, что мадам Флора и девушки все живы и здоровы и что той ночью они спаслись в убежище.
— А сейчас они где?
— Бог весть… Как там черепица?
— Еще немного надо погреть. Слушай, я хочу рассказать тебе одну историю, которая произошла со мной в Рагити. Но дай слово никому не болтать.
— Обещаю.
— Барон и Сирия живы.
Чиччо лежал на спине и любовался звездами, но, услышав слова Ненэ, резко вскочил, опершись локтем на скалу. На его изумленном лице плясали отблески огня.
— Не может быть!
Тогда Ненэ рассказал ему всю историю. Друзья рассмеялись. Тут в голову Чиччо пришла мысль:
— Тогда вполне возможно, что…
— Что возможно?
— Что Луллу с Джуджу могли сделать то же самое.
— Разве? Они ведь не вернулись с морской прогулки.
— Мы двое были последними, кто их видел. Весьма вероятно, что они причалили где-нибудь здесь, вышли на берег, а дальше ушли пешком.
— А пустую лодку нашли?
— Нет. Да кто ж ее найдет, здесь такой бардак в последнее время…
Парни опять засмеялись. Бутылка кочевала из рук в руки, и они не заметили, как прикончили первую. Посмеиваясь, выложили несколько сардин на раскаленную черепицу. Буквально через несколько секунд рыба была чудесно поджарена. Друзья ели руками, в полном молчании.
Есть, пить, слушать прибой. С вновь обретенным другом. Что может быть более прекрасного в жизни? Война пронеслась мимо и скрылась вдали, казалось, ее и не было вовсе. Может быть, она просто приснилась?
Потом парни вдруг разом прекратили поедать рыбу и уставились в пламя костра. Один и тот же вопрос светился в глазах.
Почему свежие морские сардины слегка отдавали мятой, корицей и гвоздикой?
Друзья ошибались, Луллу и Джуджу никогда больше не вернулись на берег. Они уплыли на лодке в море, чтобы вместе остаться там навеки.
Чиччо принялся уплетать сардины, а Ненэ сидел, задумавшись. Тогда Чиччо воскликнул:
— Ешь, дурак, чего смотришь? Мне вот кажется, что это просто запах хорошей приправы.
В поселок они вернулись в три часа утра, в стельку пьяные, постоянно падая с велосипедов. Добравшись до места, где когда-то стоял «Пансион Евы», они остановились и сели среди обломков.
Чиччо вынул пачку американских сигарет, закурил. Помолчав, Ненэ попросил:
— Дай и мне одну.
И закурил первую в своей жизни сигарету.
Эти записки являются не более чем писательскими каникулами, которые я позволил себе в преддверии неизбежного восьмидесятилетия.
Это не историческая повесть и не детективная история, жанр сего произведения, по счастью, не поддается определению. Помимо прочего, и само чтение его, полагаю, окажется для читателя менее тягостным, нежели чтение остальных моих романов. Даже название романа отличается от предшествующих и привычных названий.
Хочу также заметить, что рассказ этот отнюдь не автобиографический, хотя я и подарил главному герою уменьшительное имя, которым меня называли друзья и близкие. То, что действительно является подлинным — это «Пансион Евы». Он существовал на самом деле, в то время как имена всех персонажей и все приключившиеся с ними истории полностью придуманы.
