Всё из-за того, что я в тимуровский отряд вступила. Он у нас в школе не по классам. Просто у кого сил хватает, ходит помогать тем, кому плохо. Всего нас там тридцать два человека сейчас в отряде. От третьеклассников до семиклассников. Отряд совсем недавно сформировали и пока ещё даже непонятно, кому нужно помогать. Это вот и было моим самым первым заданием в отряде. Я по выданному мне списку адресов ходила по квартирам и выясняла, что случилось с людьми. В списке были ученики нашей школы, кто давно в школе не появлялся. Сашка тоже в этом списке был, но про него я сразу сказала, что тут помощь не требуется. Сами справимся.
Я сначала думала, что это очень простое задание. Действительно, что там сложного-то? Зайти, узнать, да отметить на листочке карандашом, сколько человек живы, нужна ли помощь, а если нужна, то какая. На самом деле всё оказалось совсем не просто.
Ходить по домам - страшно.
Я за три дня такого ужаса насмотрелась! Иногда дверь мне никто не открывал. Иногда открывал живой скелет, который непонятно как ходит. Некоторые с ума сошли. Однажды женщина, что открыла мне дверь, сказала, чтобы я ни в коем случае не заходила в крайнюю правую комнату. Там живут людоеды, муж и жена. У них два маленьких ребёнка было. Одного они убили и съели ещё в ноябре, а теперь вот и второго доедают. Говорит, и меня тоже убьют и съедят.
Не знаю, правду она мне сказала или сумасшедшая была. Я испугалась, развернулась, и ушла. Но самое страшное - это когда дверь в квартиру не заперта. Открываешь - внутри тёмный холодный коридор. И ни звука. Ожидать же можно чего угодно.
Так, пришла я проверить, что случилось с Сонькой Николаенко, моей одноклассницей. В третьем классе мы с ней даже на одной парте сидели полгода. Дверь в квартиру не заперта. Никого нет, на крики никто не откликается. Но я знаю, какая её комната, заходила пару раз. Прохожу, открываю дверь. Ой, до сих пор мороз по коже, как вспомню.
В центре комнаты висит и чуть покачивается от ветра из окна женский труп на верёвке. Наверное, давно висит. А на кровати у стены тоже труп. Ребёнок лежит. Я с огромным трудом признала в этом страшном чёрном лице Соньку. Сонька. Вот это вот чёрное и сморщенное - болтушка Сонька? Неправда. Это ведь неправда!
Сонька была единственным ребёнком в семье. Не было у неё ни сестёр, ни братьев. Только мама с папой и всё. Наверное, папа на фронте, а мама не выдержала, когда умерла Сонька и повесилась сама. То есть, это я так думаю. На самом деле не знаю, конечно, что у них случилось.
Я прошлась по квартире Соньки. Из шести оставшихся комнат две закрыты, две пусты, в одной мёртвая женщина на кровати, а в последней, шестой, тела людей. Трупы. Девять человек, из них двое - совсем маленькие дети лет так двух. Наверное, это та женщина, что в кровати умерла, перетаскала сюда всех мертвецов.
Ходить по чужим квартирам очень страшно. Конечно, я знала, что сейчас люди часто умирают. Бывает, умирают целыми семьями. Да что там далеко ходить. Мы с Сашей тоже чуть не умерли. Вот не приехал бы дядя Игорь - сейчас и я мёртвая лежала бы в кровати рядом с мёртвым Сашей. К Соньке папа с фронта не приехал, покушать не привёз. И она умерла.
Ещё два раза я такие полностью вымершие квартиры находила. А ещё четыре раза встречала опечатанные домоуправлением квартиры. Значит, там тоже все умерли, но трупы вывезли, и пустую квартиру опечатали.
У Кольки Бровкина папа умирал. Я не могла смотреть на такое. Колька сидит рядом с кроватью и держит папу за руку. А тот утешает Кольку и говорит, что скоро будет весна и наши обязательно разобьют фашистов.
Но ведь у меня дома так много еды! А если бы я вот так сидела рядом со своим умирающим папой? Не выдержала. Сходила домой и принесла им половину брикета гороха, полбуханки хлеба и кусочек шоколадки. Колькиному папе было совсем худо, еда была нужна срочно.
Так вот и повелось. Почти у всех дома кто-то был на грани. И пока у меня оставались ещё продукты с Большой земли, я как-то пыталась помочь. Насколько могла. Я же сама умирала от голода, знаю, что это такое.
Труднее всего было расстаться с банкой сгущенного молока. Мне безумно жалко было её отдавать. Маслова, конечно, вредина. А когда она украла у меня во втором классе мой красивый финский карандаш, мы с ней даже подрались в раздевалке. Помню, как она тащила меня за косу, а я в это время била её кулаком в живот. Да, Верке я бы ни за что не отдала молоко. Но когда я увидела её младшую сестру Лизу, этот свёрток с огромными глазами, который сжимал в ручке марлечку с завернутым в неё кусочком хлеба и пытался сосать его беззубым ртом... Я принесла им молоко. Не хочу, чтобы она, как Варенька, не дожила до победы.
Самый последний кусочек шоколадки я отдала Сашке. Ему было нужнее, чем мне. Я специально скормила его Сашке, так как знала, что если этот кусочек не съесть, то я скоро найду кого-то, кому он ещё нужнее.
Зато Саша встал! Завтра я поведу его в школу. Там будет или дрожжевой суп или каша из чечевицы. И хлеба теперь намного больше дают. Всё будет хорошо! Думаю, самое страшное уже позади. Мы выжили, дальше будет проще.
Ой, а что это там происходит? Это зачем они так построились?..
Бидон. Чайник. Чайник. Ведро. Кастрюля. Ведро. Ведро. Ведро. Кастрюля. Ведро.
Одна за другой ёмкости с водой проезжают мимо меня. Я двумя руками беру их из рук высокого давно небритого мужчины, делаю два шага и передаю мальчишке чуть ниже меня ростом. Возвращаюсь на два шага обратно, забираю новую ёмкость и снова делаю два шага навстречу мальчишке.
Иногда, когда я передаю ведро или чайник, мы с мальчишкой какое-то время держимся за ручку или дужку четырьмя руками сразу. У нас с ним так смешно руки одеты. У мальчика на левой руке явно слишком большая для него взрослая мужская кожаная перчатка, а на правой - серая варежка с надписью "Лена" на тыльной стороне ладони. У меня на левой руке варежка с такой же надписью "Лена", а на правой - шерстяная перчатка, которая когда-то была белой.
Вообще-то, на левой руке тоже перчатка надета, только её не видно сейчас. Я эти перчатки под варежки надеваю, чтобы теплее было. В одних перчатках холодно, они тонкие. Но даже такие перчатки это больше, чем ничего. А у мальчика, когда я встала рядом с ним, правая рука совсем голой была. Он всё время в карман ёе прятал. Ему очень неудобно было. Передавать же вёдра одной рукой он не мог. Сил не хватало. Вот так и получилось, что вскоре я ему правую варежку дала. Ему нужнее, чем мне.
Надпись "Лена" на варежке - это Сашина работа, конечно. Она не вышита, а вывязана. Сашка как-то там в этом месте хитрым способом вязать начал. Какими-то необычными петельками. В результате эти петельки все вместе сложились в легко читаемую надпись "Лена". Хорошие варежки у него получились. Тёплые и толстые. Сашка и носки мне связал уже новые, а сейчас дома себе вяжет варежки. Завтра в школу идти готовится.
Сашка! Чёрт, он же потеряет меня! Да уже потерял! Я ведь на колонку только пошла за водой. Это полчаса времени нужно, туда и обратно сходить. Меня же дома уже часа три нет! Я ж сначала все окрестные колонки обошла, чтобы убедиться в том, что воды нет нигде. А потом к Неве потащилась. Ох, ну не дура ли? Нужно было домой заскочить, санки взять. Заодно и Сашку бы предупредила. Он наверняка уже извёлся там от беспокойства. Не знает ведь, что со мной всё в порядке.
А теперь уж и не уйдёшь. Как я уйду? А воду кто передавать будет?
Небритый мужчина рядом со мной покачнулся и едва не пролил очередную кастрюлю. Потом он пробормотал: "Извините" и вышел из цепи. Но не ушёл, прошёл и встал в другую цепь, что параллельно нашей тянется на расстоянии метра в три. По той цепи пустые вёдра и чайники передают в обратном направлении.
Всё понятно. У него сил не хватает вёдра с водой передавать, но пустое ведро передать может. Теперь мне приходится делать с ведром не два, а четыре шага. Но нет, мальчишка в моей варежке на полшага приблизился ко мне. И женщина слева стала проходить чуть дальше. А вскоре подошла и встала между мной и этой женщиной какая-то девушка с противогазом на боку. Мальчишка сделал полшага от меня. Продолжаем передавать вёдра.
Всё это молча. Никто не говорит ни слова. Холодно. Всем холодно. Но никто не уходит. Хлеб!! Бомба повредила водопровод и на хлебозаводе отключили воду. А если не будет воды - не будет и хлебушка. Поэтому когда подходит кто-то новенький, долго объяснять ему ничего не нужно. Я тоже так подошла, мне сказали, что нужна вода для хлебозавода. Я выбрала место в цепи, где она мне пожиже показалась и встала между мальчиком и небритым мужчиной. Причём уже со своим чайником. Тот сразу из середины цепи поехал на завод.
А вон, кстати, и он. По цепи напротив меня пустым возвращается с завода мой зелёный чайник. Сейчас он доедет до Невы, там его наполнят, и он снова отправится на завод.
