— Вы, папаша, сами и ответили на свой вопрос, — ответил Огнивцев. — Слушаться нас слушаются… Но о дисциплине, вы правильно сказали, у нас постоянная забота, как у мужика о хлебе. Без нее войско — не войско, а так, шаляй-валяй. Поэтому о дисциплине полководцы заботились во все времена. Для Кутузова это было превыше всего. Он особо подчеркивал: приказано стоять — стой, надо — умри, но не отступай.
Разговоры продолжались до глубокой ночи и не прекратились бы до утра, но Шевченко и Огнивцев понимали, что наутро отряду предстоят весьма серьезные дела и пора отдыхать.
— Ну что же, дорогие наши хозяева, — сказал командир отряда. — Время позднее. Спасибо за теплый прием, за любовь и ласку. Однако завтра у нас большая работа…
Колхозники начали нехотя расходиться. Они понимали, что бойцам и командирам надо отдохнуть перед новыми ратными делами.
Сообщение о разгроме гитлеровцев под Москвой командование решило довести до личного состава отряда на общем собрании в доме местного учителя-пенсионера.
— Воспользуемся этим сбором и после официальной, части поговорим с бойцами по душам, — сказал Огнивцев командиру и начальнику штаба.
— Нужное дело, — одобрил Шевченко, — пора уже поговорить с бойцами в непринужденной обстановке. Да и вообще почаще собрания проводить надо. А то все на ходу — перебросишься парой слов, и то только по делу. Подзапустил ты, комиссар, партийно-политическую работу. На марше, глядишь, первым начинаешь лыжню прокладывать, в бою как рядовой боец из автомата лупишь, в атаку кидаешься, на привале костер сам раздуваешь…
— Это и есть партийно-политическая работа, — серьезно ответил Огнивцев.
Просторный крестьянский дом из двух больших комнат и кухни был переполнен до отказа. Большинство бойцов сидело на полу, те, кто порасторопнее, устроились на полатях и печке.
Собрание коротким вступительным словом открыл капитан Шевченко и предоставил слово комиссару. Он рассказал о сообщении Советского Информбюро и призвал личный состав отряда усилить удары по врагу, помочь Красной Армии быстрее очистить от фашистов Подмосковье. Эту весть личный состав принял радостно, но спокойно. Дело в том, что красноармейская молва еще до собрания донесла ее до каждого, и люди уже обсудили все детали сообщения Информбюро, а наиболее горячие головы на его основе уже высказали свои соображения не только о дальнейшем ходе, но и об исходе войны и сроках ее окончания.
Поэтому доклад Огнивцева был кратким. Закончив его здравицей в честь партии, народа и его Красной Армии, комиссар помолчал минуту и продолжил:
— Давненько в таких уютных условиях мы не собирались. Вот уже более недели совершает отряд рейд по тылам генерала Хюпнера. За прошедшие дни у нас были удачи и неудачи, радость и печаль. Накоплен и боевой опыт…
Разведчики внимательно слушали комиссара, который оживлял в рассказе недавние события, размышлял вслух об успехах и ошибках.
— Мы с командиром подумали и решили, — сказал Огнивцев, — что у вас за это время наверняка накопилось немало вопросов к нам, возможно, и предложений. Вот и давайте поговорим. Сегодняшний вечер самый подходящий для этого. Когда еще такой случай представится, трудно сказать.
В комнатах и на кухне, освещенной подслеповатой керосиновой лампой с разбитым и заклеенным обгорелой бумажкой стеклом, о чем-то заговорили, зашумели бойцы, но понять о чем было невозможно.
— Какие же могут быть предложения, товарищ комиссар? — сделал попытку привстать с пола рядовой Полшков. — Бить гадов до полной победы. Вот и все предложения…
— Правильно, все верно сказал, молодец, нет вопросов, — раздались голоса.
— Погоди не спеши, есть вопрос, — с трудом освободившись от стиснувших его со всех сторон тел, поднялся младший сержант Корытов.
— Патронов осталось с гулькин нос, — озабоченно сказал он, — да и гранат — кот наплакал… Как воевать дальше будем, товарищ командир?
— Вы правы, товарищ Корытов, — ответил командир. — С боеприпасами у нас действительно туговато. И взрывчатка кончается. Но оснований для уныния нет. Немного побудем на голодном пайке, а затем нам подбросят все, что нужно, с Большой земли.
— Тогда порядок, живем, братва, — бодро воскликнул кто-то.
— Еще вопрос, — раздался из полумрака густой бас. — Чтой-то старшина Кожевников прижимистым стал. Как там у нас с шамовкой?
— С продовольствием все нормально, — включился в разговор Огнивцев. — У Кожевникова имеется запас более чем на четверо суток. А что, Диборов (комиссар узнал по голосу задавшего вопрос), вам разве не хватает того, что дают…
— Не, товарищ комиссар, — ответил за Диборова рядовой Хохлов, — хватает ему шамовки, даже остается. Остатки он, конечное дело, чтобы не пропадали, съедает и тут ему не хватает…
Переждав вспыхнувший смех, Хохлов с серьезной миной на лице продолжал:
— Это все вопросы не те, хозяйственные. Командиры у нас головастые, сделают все как надо. И на кулачках с немцами драться не будем, и с голодухи не околеем. Так что ответьте мне, за ради бога, на политический вопрос…
Рядовой Хохлов, как опытный оратор, сделал эффектную паузу.
— Ну-ну, давайте свой политический вопрос, — чувствуя какой-то подвох, улыбнулся комиссар.
— Скажите, будьте такие любезные, — умильным голосом сказал боец, — отчего это Гитлер до сих пор не женат? Некогда ему или он вообще… не тае?
Грохнул дружный смех. Испуганно заметался огонек керосиновой лампы.
— Не до того ему сейчас, — в тон Хохлову ответил Огнивцев, выждав, когда утихнет смех. — Занят очень. Вот разобьет Красная Армия его войска, освободит беднягу от военных забот, тогда он и женится. Вернее, мы его женим. За свата сойдет Хохлов, а Зайцев, Махоркин и Алексеев — дружками будут.
— А невеста ж кто? — веселились бойцы.
— Мы ему свою, русскую подберем, — крикнул кто-то, давясь от смеха, — «катюшу».
Вновь грянул слитный хохот. Дремавший на печи кот опрометью метнулся к двери, прыгая по плечам и головам бойцов, усиливая и без того веселое настроение людей.
Когда смех затих, Огнивцев вновь обратился к бойцам:
— Может, еще есть вопросы? Прошу.
— У меня вопрос, — поднял руку рядовой Николаев. — Отчего это наше начальство на награды скупится? Этак закончится война, вернешься домой со значком ГТО, стыдно людям в глаза глядеть будет…
— А за что давать-то? — крикнул кто-то с кухни. — За драпмарш, что ли? За то, что многие без оглядки топали на восток?
— Это ты брось! — возмутился рядовой Попов. — Не все драпали без оглядки. Большинство стояло насмерть. А отступали не потому, что трусили. Нужда заставляла. И наградами, кто заслужил, не обходили.
— Верно, — раздался чей-то голос, — его самого еще в июне медалью «За отвагу» наградили.
Но Николаев не унимался:
— Я вот, отступая со своими товарищами с самой границы до Вязьмы, побывал во многих переплетах, в которых укокошили немало фрицев, но никто из нас не был награжден. Некоторые из моих товарищей уже погибли…
— Не горюй, Николаев! — подбодрил кто-то из-за печки. — Успеешь заслужить. Дорога на запад еще длинная.
— Так-то оно так. А все ж с наградой, с нею… как-то сподручней бы было. Хочь вперед шагать, хочь на побывку домой… перед жинкой покрасоваться.
— Что ж она тебя без ордена или медали не примет?
— А твоя?
— Моя-то и без наград на шею кинется. Знает, не на блины к теще ходил.
— Еще вопросы? — прервал шутливую перепалку командир.
— Можно мне, товарищ капитан? — попросил слова рядовой Махоркин.
— Давай, Василий. Слушаем тебя.
Махоркин встал, расправил тужурку под солдатским ремнем. Ремень, как заметил Шевченко, совсем истерся от гранатной и патронной сумок. Новый бы. Да где ж их взять?
— Насчет почты бы, товарищ командир, напомнить кому надо, — непривычно серьезно заговорил весельчак Махоркин. — За два месяца прошлого рейда ни одной весточки не получили с Большой земли. Да и нынче что-то ничего не предвидится. Хотелось, чтобы вместе с грузом обязательно кинули бы и письмишки из дому.
— И фотографию твоей невесты Аси, — добавил, улыбнувшись, кто-то из разведчиков.
— Ничего смешного нет, — возразил Махоркин. — Письмецо да еще с фоткой праздник для каждого. Разве не так?..
— Скажи спасибо, что обещали подбросить боеприпасы, взрывчатку да медикаменты и кое-что из продуктов.
Махоркин обернулся к возразившему:
— Вот точно такой же, как ты, сухарь, наверное, и в штабе сидит. Что ему солдатская душа? Ему лишь бы у солдата подсумок был патронами наполнен. Может, потому кое у кого иногда и пули те к Дуське за молоком летят?
— Ладно, — сказал комиссар. — Обещаю, как говорят бюрократы, заострить вопрос и поставить его ребром. Будем надеяться, что в ближайшие дни нам вместе с грузом подбросят посылочку с письмами и свежими газетами.
