Этот чеченский крик напоминания, что боевики рядом, что сегодня, в ночь с 6 на 7 марта, за Сунжей вновь на время они хозяева, вернул нас, начинающих самообманываться тишиной, к реалиям вчерашнего дня.
Чуть больше десятка солдат внутренних войск, четыре пермских омоновца да я, журналист, могли рассчитывать в эту ночь лишь на остроту своего зрения и слух, чтобы обнаружить боевиков, если бы они двинулись в нашу сторону.
Блокпост, который нам назначено защищать, за мостом через Сунжу — скромная, неказистая крепость и одновременно «жертва политических обстоятельств», во имя которых люди, блокпост населяющие, давным-давно здесь, в Грозном, рискуют жизнью.
Ветераны Афганистана, хорошо помнящие систему организации тамошних блокпостов, справедливо говорят, что в Грозном, в отличие от Кабула, с наступлением темноты российские блокпосты охраняют только сами себя.
А как бы нам ни замазывали глаза, как бы журналистам ни рекомендовали избегать слова «война», в воюющей Чечне политические реалии вынуждают российскую сторону гасить этот конфликт в статусе низкой боевой интенсивности. Поэтому что в военном смысле можно было в Афганистане, нельзя в Чечне.
Что бы ни говорили, ни писали политики о войне в Чечне, какие бы прогнозы ни доводились до людей, все они далеки от правды: рождаются-то они не на осажденных блокпостах или в горах…
В России многие хотят скорейшего вывода из Чечни федеральных войск, а думающие чеченцы знают, что с полным выходом войск начнется чеченское взаимоистребление, и никаким СОБРам, ОМОНам России его не остановить.
Если у чеченцев в их борьбе развязаны руки, то российским военным политиками навязана ирреальная линия поведения, которую один из мудрецов-солдат сформулировал так: «В любой войне командир думает, как бы уничтожить противника, а здесь, в Чечне, большие начальники думают, как бы сохранить противнику жизнь».
Военнослужащие Минобороны, внутренних войск и спецподразделений МВД России до сих пор, мягко говоря, с неприязнью вспоминают мирные переговоры 1995 года с дудаевцами, относя участие в них чеченцев только на счет их военной хитрости, которую боевики, надо отдать им должное, результативно употребляют в своих целях.
Ни в одном пособии по контрпартизанской войне, хоть весь мир обойди, не прочтешь, что партизан можно разгромить равным по силе оружием.
Но кому интересно, о чем мы думали на блокпосту N 22 в ночь с 6 на 7 марта, стоя возле бойниц, в которые заглядывал полумесяц…
«Кто вызывает «Эпоху»?» — слышим мы в темноте. Это в наш разговор врывается включенная рация, углубляя тревожное напряжение ночи, прекращая немудреную нашу беседу. А жаль.
Среди солдат внутренних войск и омоновцев редко услышишь рассуждения о том, нужна ли война в Чечне, зачем она? Да и чего переливать из пустого в порожнее. Вот она — война. Только выйди из блокпоста. Вчера на входе в него долго не высыхала кровь убитого чеченским снайпером собровца. Были эвакуированы несколько раненых.
Всю ночь, когда бы солдат ни включил рацию, мы слышали в свой адрес угрозы боевиков: убить, отрезать нам головы, вспороть животы…
Зная о понесенных сотрудниками МВД России и Чечни потерях, о смертях и ранениях солдат и офицеров внутренних войск, все мы, окруженные чеченцами на блокпостах и в комендатурах, готовились дорого отдать свою жизнь.
На окраинах города продолжались кровопролитные бои. Наше же ночное спокойствие было куплено дорогой ценой — смертью трех десятков офицеров-собровцев, которые полегли на проспекте Ленина, выручая друг друга.
Теперь чеченские боевики не рисковали атаковать блокпосты N 7 и наш N 22, считая их собровской зоной ответственности.
Четырнадцать бойцов Специального отряда быстрого реагирования и четверо раненых были вчера эвакуированы из-под огня на трех БМП и двух БТРах офицерами-собровцами и солдатами полка внутренних войск. Их водили майор Александр Умрилов и капитан по имени Николай. Сначала на БМП-2 дошли до подбитой бээрдээмки — разведать, где живые и мертвые, при этом БМП получила повреждение. Плотность огня боевиков была очень высокой.
Потом пустили вперед две БМП, которые «работали» по верхним этажам зданий, следом шли два БТРа, забравшие с проспекта Ленина живых собровцев, кого смогли. Их прикрывала боевая машина пехоты, идущая в хвосте «елочки». За ней шли пермские омоновцы, но БМП двинулась вперед на скорости, и они, не успевая за техникой, оказались под пулеметным и автоматным огнем. Рассредоточившись, омоновцы были вынуждены залечь.
Мы, находясь в полутора километрах от происходящего, были бессильны помочь, не видя противника. Тот бил по нашим, защищенный квадратами и пеналами домов, стреляя из окон, обращенных к тем, кого боевики стремились убить.
По нам в тот час тоже «работали» снайперы. «Кенвуд», единственный на блокпосту, давно молчал — батарейки сели быстро, а где подзарядиться? Рация же внутренних войск, бывшая в нашем распоряжении, работала только на ВВ: информация от нас до Временного управления МВД России в Чеченской Республике не доходила.
К вечеру 6 марта техника полка внутренних войск оставила блокпост N 7, уйдя на базу. Пермские омоновцы хотели, чтобы она осталась. Им обещали. Пермяки просили, чтобы руководство продублировало свой приказ в эфире, но этого не случилось, и три БМП и два БТРа все же ушли, однако под утро «внутренники» вернулись на двух БТРах, усилив нас и блокпост N 7.
«Кто вызывает «Эпоху»?» — снова бубнит вэвэшная рация. И я впервые серьезно задумываюсь, что через четыре с небольшим года конец XX века. «Никогда столько не воевали, как в этом столетии», — думаю я, заходя в грузовой контейнер, превращенный в теплушку, и садясь возле горящей «буржуйки». На нарах, тесно прижавшись друг к другу, спят солдаты. Глядя на них, я понимаю, что выражение «спать мертвецким сном» родилось на войне. В неярком свете, отбрасываемом печуркой, солдаты в изломанных позах и далеко не парадной одежде лежат, словно трупы.
Рация последний раз выплескивает: «Кто вызывает «Эпоху»?» — и замолкает, сухо потрескивая.
«Через четыре года эпохе войн конец!» — с надеждой думаю я. Для меня эта эпоха начиналась с петроградских журналов, повествовавших о первой германской, с фотографий павших в боях. С детским состраданием и верой, что, может быть, эти великолепные прапорщики и офицеры остались живы, я вглядывался в их такие мирные, добрые, красивые лица, не зная, что через много-много лет мне самому придется терять близких людей на войне, которую никак не ждали, да она пришла — такая ожесточенная.
Глядя в огонь печурки, я вспоминал вчерашний бой: вот с проспекта Ленина мчится к блокпосту N 7 горящий БТР, вот, переходя от бойницы к бойнице, охотится за боевиками курганский собровец-снайпер, вот мы с челябинским собровцем Александром Илаевым, мастерски стреляющим из подствольника, показываемся в бойнице, и чеченская пуля не попадает в нас, а майор хохочет, незлобиво обзывая боевиков горе-стрелками.
С Александром мы знаем друг друга год. Он, бывший офицер ВДВ, прошел Афган, Приднестровье… В апреле прошлого года, встретившись под Шелковской, я подарил ему необыкновенные часы. Таких немного в России. На часах короткая надпись «Витязь». От имени ассоциации «Витязь», занимающейся военно-патриотическим воспитанием молодежи, я подарил эти часы майору-собровцу Александру Илаеву в его фронтовой палатке.
Прошлым летом на море их у него пытался выкупить какой-то богач-коллекционер.
— Да ты знаешь, где мне их подарили?! — только и сказал Александр.
Вчера, ближе к вечеру, собровцев отозвали во Временное управление МВД России. Врассыпную, змейками, они уходили через мост под обстрелом. Так осиротел блокпост N 22.
У меня нет больше сил смотреть на огонь…
Слишком много вчера было подбито БТРов, горевших на наших глазах, чтобы продолжать спокойно глядеть на пламя, и с полудетской наивной мыслью, чтобы в следующем столетии не было войн, я ухожу на холод.
Март 1996 г.
Доска от патронного ящика, брошенная в предутренний костер, разгораясь, приняла форму усыхающей в огне когтистой медвежьей лапы, и я вспомнил задержанного нашими бойцами пожилого боевика. Скованный наручниками, сидя у огня, чуть раскачиваясь, он почти беззвучно шептал: «Говорил я им — не будите русского медведя. Пусть себе спит. Так нет — выгнали его из берлоги». Чеченец с тоской смотрел на трупы своих. Вся его разведгруппа была уничтожена, попав в засаду, которую им грамотно приготовил спецназ внутренних войск.
То же самое, только другими словами, говорил объявившему газават Дудаеву профессор Абдурахман Авторханов. «Берегите Чечено-Ингушетию от новой трагедии. Решайте вопросы кризиса власти в рамках Конституции», — сказал он в 1991 году. Но Джохар все равно призвал под ружье десятки тысяч людей. Многих из этих чеченских «волков» и «волчат» порвали «медвежьи лапы».
