— Украинцы должны идти рука об руку с немцами в общей борьбе против большевизма. Иначе украинский народ обречен на гибель. Наш фюрер надеется, что заверения, которые ему дали лучшие представители украинской нации, будут осуществлены. Немецкой армии, проливающей кровь в борьбе с большевизмом, необходима материальная поддержка. Мы ждем от вас хлеба, мяса, молока — всего, что может дать украинская земля.
И вновь гремит в воздухе «хайль Гитлер», и несутся над городом презренные слова фашистского гимна: «Дойчлянд, Дойчлянд юбер аллес!»
После парада мы опять собрались у Марии Левицкой.
— Я боялся, — сказал Кузнецов, — что кто-нибудь из нас не выдержит и метнет гранату в трибуну. Но вижу, что дисциплина у нас хорошая.
— Нет Коли Приходько, — вырвалось у меня. — Он поблагодарил бы этого мерзавца за его речь. Кстати, кто он?
— Заместитель Коха по политической части — Пауль Даргель, — ответил Кузнецов. — Я еще до начала торжества узнал от офицеров, что Коха не будет. Будто он занемог и отлеживается в своем Кенигсберге. Там ему спокойнее. Я уже собирался послать к кому-нибудь из вас Валю, чтобы предупредить об этом, но начался парад. Поэтому и пропусков не проверяли. А Даргелем, очевидно, фашисты не так дорожат. Не та птица. Что ж, хлопцы, не будем падать духом, мы еще встретимся с Кохом и поговорим с ним полюбовно. А теперь время расходиться. До свидания!
И, пропустив вперед Валю Довгер и Михаила Шевчука, он захлопнул за собой дверь.
Все средства влияния на настроение гитлеровских солдат и психику местного населения геббельсовская пропаганда стремилась подчинить фашистской идеологии. Всякого рода объявления, плакаты, рекламы, вывешенные и расставленные по всей «столице» оккупированной Украины, пестрели восхвалениями гитлеризма, нацизма, самого фюрера и его приближенных. Но одна реклама была исключением — в ней не говорилось о преимуществах «нового порядка» в Европе. Откуда бы ни въезжал в Ровно, большая цветная реклама спешила сообщить, что на главной улице города ежедневно и бесперебойно работает ресторан-люкс «Дойчер гоф».
Однажды, когда мы въезжали в город, Николай Иванович спросил меня:
— Ты внимательно прочитал рекламу?
— Да. Но ничего интересного в ней не нашел.
— Конечно, но этим предприятием не мешало бы поинтересоваться.
— Там — «нур фюр дойче». Всем остальным нужно специальные пропуска. А таких, как мы, не пускают.
— Если бы гитлеровцы знали, кто мы, они не пустили бы нас и в Ровно, — усмехнулся Кузнецов. — Но мы свободно разъезжаем по городу и неплохо чувствуем себя. Вам с Михаилом Шевчуком, известным коммерсантам, даже сам фюрер не запретит бывать в этом ресторане.
— Я охотно пойду туда, Николай Иванович, тем более что там можно хорошо пообедать.
— Живой устрицы ты не проглотишь и не советую тебе заниматься таким экспериментом. Уверяю тебя, вкуснее украинского борща с пампушками и сибирских пельменей ты ничего не найдешь. А эти блюда лучше Марии Левицкой или Софьи Приходько вряд ли кто сумеет приготовить. Но в ресторане нас интересует не кухня, а его посетители и то, какие разговоры они ведут.
— Вы уже были там? — спросил я Кузнецова.
— Был. Но мне не хочется свой авторитет офицера «великого рейха» создавать в ресторанной обстановке. Терпеть не могу ресторанного бедлама и не хочу быть частым посетителем этого заведения. Только в исключительных случаях, когда это будет требовать дело, я пойду туда. А вам советую стать завсегдатаями ресторана.
Попасть в «Дойчер гоф» было нелегко. Мало того, что на дверях висела табличка: «Только для немцев», — не каждого и немца туда пускали. Даже сержантскому составу гитлеровского вермахта вход в ресторан был запрещен. А тут попробуй стать в нем своим человеком. Безусловно, если нам не удастся туда попасть, наша роль в разведывательной работе не уменьшится, но как отказаться от такого чудесного источника всевозможной информации!
Михаил Шевчук оказался проворнее меня. Встретив меня через несколько дней, он, будто невзначай, заметил:
— А знаешь, глотнуть устрицу действительно не такая легкая штука.
— Ты что, пробовал?
— Да.
— Ты уже был там?
— Дважды, и сегодня снова пойду.
— Как тебе удалось?
— Очень просто, — ответил Михаил и, вытащив из кармана гестаповский жетон, начал вертеть им перед моим носом. — С помощью этой игрушки. Увидев ее, швейцар вежливо проводил меня в зал, отозвал одну из официанток и что-то начал ей шептать. После этого около меня все засуетились, словно муравьи перед опасностью.
Слушая товарища, я понимал, что он специально дает волю своей фантазии, чтобы поддеть меня. Жаль стало, что отказался от жетона, предлагаемого Лукиным.
Как же все-таки проникнуть в ресторан? Может, с помощью мужа Марии Левицкой — Феликса? Но ведь он всего лишь чернорабочий, и по его протекции можно стать тоже только истопником или кочегаром. Нет, Феликс не подходит…
— Придется, Коля, снова идти в корчму пана Зеленко, — посоветовал Кузнецов. — С помощью своего приятеля оберштурмфюрера Миллера ты можешь стать посетителем ресторана. Кстати, мне бы тоже не мешало познакомиться с этим гестаповцем.
Пан Зеленко очень обрадовался, когда я, переступив порог его заведения, поздоровался с ним и попросил панну Зосю пригласить оберштурмфюрера. Да он и сам не заставил себя ждать.
— Рад вас видеть, — расплылся он в улыбке. — Просто чудесно. У меня сегодня большое событие, и я не против немного повеселиться…
— Я тоже рад вас видеть, пан Миллер, — выпалил Зеленко, — и пан Курильчук вас спрашивал. Зося уже хотела идти за вами.
— Вы располагаете временем? — спросил меня Миллер.
— Посидеть с вами у меня всегда найдется время, — ответил я.
— Тогда чудесно!
Пан Зеленко засуетился, приказал накрывать на стол, но я остановил его:
— Не беспокойтесь, пан Зеленко.
— У меня есть чудесная водка.
— Спрячьте ее до следующего случая. А сегодня я предлагаю заказать стол в ресторане «Дойчер гоф». Два дня тому назад я сделал неплохую коммерцию и все издержки беру на себя. Что вы так смотрите на меня, пан Зеленко? Разве вам не по вкусу кубинский ром с лососинкой и телячья печенка?
— Нравится, нравится, — поспешил тот. — Но «Дойчер гоф»… Я еще там никогда не был… Туда не всех пускают…
— Надеюсь, перед нашим весьма уважаемым паном Миллером дверь ресторана сама открывается, и он окажет нам эту небольшую услугу. Оркестр и певица будут исполнять заказы панны Зоей и пана Фридриха…
— Господа, со мной — хоть к самому гаулейтеру! — хвастливо воскликнул Миллер.
Не прошло и часа, как мы зашли в ресторан. Оберштурмфюрера тут хорошо знали. Метрдотель любезно проводил нас на второй этаж, предложив свободный столик на балкончике. Отсюда хорошо было видно все, что происходит в зале.
Атмосфера в ресторане была действительно отвратительная. С потолка свисали причудливые люстры, стены увешаны аляповатыми картинами в тяжелых рамах, визжал джаз, по залу бегали накрашенные официантки, а за столиками сидели пьяные офицеры. Штатских почти не было. Я понял, почему Николай Иванович не хочет здесь бывать.
Мое внимание привлекли дыры в потолке, и я принялся их рассматривать. Гестаповец заметил мое удивление.
— Это фронтовики ведут себя не совсем культурно, — немного смутясь, объяснил Миллер. — Они часто пытаются тут устраивать скандалы, и мы имеем с ними мороку.
Немного опьянев, Миллер начал рассказывать о своих «героических поступках», о сложности служебных обязанностей и скандальных случаях, бывающих в этом ресторане.
— Я не помню такого дня, чтобы в «Дойчер гоф» не разыгралась какая-нибудь сцена.
И в этот вечер не обошлось без скандала. В ресторан вошли два офицера, как оказалось, из проезжавшей через Ровно части. Поскольку свободных мест не было, администрация отказалась их обслужить и предложила им оставить зал. Тогда офицеры, не стесняясь в выражениях, начали кричать, что фронтовики кровь проливают, а тыловые крысы только и знают, что пьют. Появились фельджандармы, и на первом этаже поднялся скандал. Как нам объяснил Миллер, все произошло из-за того, что за одним из столиков сидел не офицер, а обыкновенный обер-ефрейтор. Я и сам удивился, увидев, как он сосредоточенно хлебает солянку, держа на поводке огромную овчарку.
Обер-ефрейтор, да еще с собакой, в таком ресторане? Это было для меня непонятным.
— Откуда он тут взялся? — спросил я Миллера. — И почему пустили собаку?
— Вероятно, это сын какого-то князя или графа, — вставил пан Зеленко. — А эти офицеры просто плохо воспитаны.
— Нет, господа, — сказал Миллер, — он не сын князя. Но он не обычный ефрейтор, и его собака не обычная. Тут не раз уже из-за него поднимали шум, особенно фронтовики… Откуда им знать, что это — сам дрессировщик собак герра гаулейтера.
