Война пришла внезапно и грозно – как туча в солнечный день. Чувствуя себя достаточно подготовленным и крепким, я в первый же день войны послал заявление в ростовскую спецшколу ВВС, однако то ли не было приема, то ли возраст мой подвел – ответа я не получил. Наступил сентябрь, и мне пришлось продолжать учебу в девятом классе. В свободное время вместе с другими комсомольцами школы работал в вагоноремонтном депо. Конечно, бесплатно. Зимой мы, старшеклассники, строили линию укреплений в степи, помогали военруку школы проводить занятия, записались в истребительный батальон и в батальон по борьбе с диверсантами. Словом, жили по-военному, но всё же это не фронт!…
Летом сорок второго фашисты устремились на Кавказ. С десятком друзей я отправился к командиру батальона курсантов Полтавского танко-технического училища, который при поддержке бронепоезда оборонял станцию. Попросили зачислить нас в батальон. Командир отказал: «молоды».
Позиции курсантов атаковали тридцать танков и пехота на бронетранспортерах. 25 августа гитлеровцы ворвались в город. Почти весь батальон был отрезан фашистами от моста через реку Малку, и к ночи подступы к мосту защищал единственный взвод курсантов под командованием техника-лейтенанта Бобрикова. Тогда-то мы снова пробрались к курсантам, и нашу просьбу удовлетворили. Мне вручили самозарядную винтовку Горюнова, два десятка патронов, две гранаты, и назначили меня третьим номером к пулемету с обязанностью иметь снаряженными три диска. Вот когда я оценил все то, что дал мне осоавиахимовский кружок!
Таким сильным я не чувствовал себя никогда прежде. Мальчишкой столько раз мечтал о буденовке с огромной красной звездой, о горячем скакуне, о клинке, зажатом в руке. Пусть всё вышло иначе – я не жалел. Глянул бы на меня мой любимый Павка Корчагин – сразу понял бы, что я тоже не боюсь ни врагов, ни смерти, готов пойти на всё за нашу Советскую Родину.
Во взводе было восемнадцать курсантов. Мы держали оборону в центре железнодорожного поселка. В подворотнях больших домов занимали позиции истребители танков с противотанковыми ружьями и стрелки. Наш пулемет – посередине улицы, за брошенным колесным трактором. На станции беспокойно курсировал бронепоезд, ведя почти непрерывную дуэль с вражеской батареей. Гитлеровцев мы ждали со стороны Прохладного, однако в сумерках из здания кооператива, находившегося позади наших огневых точек, вдруг ударил автомат. Стреляли по трактору с расстояния меньше ста метров. Сверкали трассирующие пули, с резким визгом разлетались осколки. Однако били фашисты неточно. Это спасло нас и оставило время уяснить азы солдатской тактики: никогда не устраивать огневых позиций вблизи хорошо видимых ориентиров.
После небольшого замешательства загремели наши ответные выстрелы. Паники, на которую фашисты, видно, рассчитывали, не возникло. Чья-то пуля нашла цель, и совсем близко мы услышали душераздирающий вопль. Я никогда раньше не слышал такого крика, и в первый миг волосы зашевелились на моей голове. Нервы у гитлеровцев, вероятно, не выдержали, они куда-то исчезли, бросив на произвол судьбы своего стонущего собрата.
По приказу командира взвода мы заняли круговую оборону в ближнем квартале, провели несколько вылазок, чтобы очистить от фашистов свой тыл. А на рассвете взвод получил приказ отойти за реку Малку. Потом ещё два дня батальон держал оборону на восточном берегу Малки под минометным обстрелом. Здесь мы получили приказ выбить фашистов из железнодорожного поселка и со станции Прохладной.
Помню, как тщательно запасался боеприпасами. Пулемет – машина прожорливая. И всё же, кроме подсумков, ухитрился подвесить на ремень своих штатских брюк две противотанковые и четыре ручные гранаты… Почти к самому поселку подъехали на машинах, спешились и пошли по улицам отдельными группами, прикрывая друг друга. Немцы засели на вокзале и в больших домах. Пришлось их выковыривать. Курсанты в основном чуть постарше меня, а сражались умело. Подползут поближе, метнут гранаты в окна и сами туда же бросаются – прямо в дым и пламя. Мы пулеметным огнем прикрывали их броски, стреляя из окон соседних домов. Этажи выбирали повыше – обзор лучше и стрелять удобнее. Помню, четыре фашиста, спасаясь от преследования, выскочили на крышу четырехэтажного дома. Почти одновременно там появилось несколько курсантов. Расстреляли врагов в упор.
Я тоже стрелял из своей винтовки по двум бегущим гитлеровцам. После второго выстрела один точно споткнулся, засеменил, выронил, оружие, упал и пополз за угол дома. «Молодец! Открыл счет! – слышу слова командира расчета. – Только стреляй спокойнее – будет полный порядок».
Кажется, у меня тогда впервые руки задрожали. И радостно, и досадно. Уполз, гад! Однако всё же уполз, а не ушел! Успокоился, ухватил винтовку покрепче – ничего: мушка даже не колыхнется. Ну, теперь не промажу!
Поселок нам очистить не удалось. Залегли под огнем и окопались на окраине. Трое суток мы вели охоту за стрелками врага, слышали, как гитлеровцы пьяными голосами горланили «Хорста Весселя», играли на губных гармошках. Мы торжествовали, если удачные попадания снарядов нашего бронепоезда вызывали вопли гитлеровцев, и негодовали, когда очередная серия разрывов ложилась вдали от цели. В ночь на 30 августа батальон получил приказ отойти за реку Черек.
…Около школы, в которой учился, я простился с мамой. Она работала здесь учительницей. Помню, как обняла меня в последний раз и сказала: «Прощай, мой мальчик! Путь твой тяжел и опасен, но другого нет. Когда тебе будет особенно трудно, вспоминай меня, и моя любовь поможет тебе. Иди, мой милый! Ты видишь – я не плачу. Я тобой горжусь и благословляю тебя. Иди…»
Я молча прижимался к матери и казался сам себе маленьким-маленьким. Слов у меня не было. Оторвался от неё с громадным трудом и побежал догонять батальон, не оглядываясь. Боялся увидеть слезы на глазах матери, боялся сам разреветься…
За Черек немцев мы не пропустили…
«Красивое звание»
Нас сменила на позициях стрелковая часть. Все танко-техническое училище было выведено в тыл и отправлено в Среднюю Азию для продолжения учебы. Таких добровольцев, как я, в батальоне было семеро. Четверо погибли, а уцелевших – меня, Виталия Мытова и Владимира Пантелеева – зачислили курсантами в училище. В день принятия присяги мне исполнилось семнадцать лет. Училище было преобразовано в танковое командное.
Дни учебы пролетели быстро. Досрочно выпустили двести офицеров-танкистов. Среди них и я. Экзамены сдал отлично. «Младший лейтенант Геннадий Овчаренко!» – по-моему, звучит неплохо, и вообще «младший лейтенант» – красивое звание.
Через несколько дней наша группа выпускников была в челябинском 7-м запасном танковом полку. Специально зашел в штаб, попросил зачислить в маршевую роту. Обещали, хотя и поинтересовались возрастом. И вот – заводской двор. Плотные ряды тридцатьчетверок. На танках новшество – командирская башня. Разрешают выбирать любую машину. Глаза разбегаются. Проходящий рабочий советует: «Бери, лейтенант, вот эту. Сам собирал – ручаюсь за неё». Поблагодарил и взял.
Обкатка маршем на восемьдесят километров, пристрелка, устранение мелких неисправностей. Едкий дым от десятков ревущих в цеху моторов. Чумазые мальчишки, догадавшиеся, что мы из маршевой роты, откуда-то тащат разные лампочки и предохранители «про запас». Заправка. Укладка боекомплекта. Не забуду, как лихо и мастерски вел заводской парнишка нашу машину по железнодорожным платформам при погрузке. Такого я не видел ни до, ни после… Уже перед самым отъездом случилась неприятность. Бегали на базар за табаком и угодили в комендатуру. Насилу выбрались к сроку.
Но вот всё позади. Последний гудок… Едем!…
Меня назначили командиром экипажа на танке ротного. Механик-водитель – сержант Девятых. Тридцать три года, бывший шофер. Тридцатьчетверку водит неважно. Плохо получаются повороты и переключение передач, особенно на подъемах и спусках. Радист – сержант Семеряков. Двадцать семь лет, рацию знает и уверен в себе. Заряжающий – младший сержант Хабибулин, двадцать пять лет, тоже бывший шофер. Все старше меня, но ребята дисциплинированные. Знают, что я был в боях, верят мне. Когда нужно, советуюсь с ними – житейского опыта у них побольше…
Полтава. Быстро сгружаемся, колонной выходим на окраину города. Белой краской на башне ставят номер и знак части. Запоминаем наименование: 55-й гвардейский танковый полк 12-й гвардейской механизированной бригады 5-го гвардейского механизированного Зимовниковского корпуса 5-й гвардейской танковой армии. Той самой армии, что в знаменитом танковом сражении под Прохоровкой разгромила железную армаду врага.
Где-то постреливают зенитки, но самолетов не видно. С прибытием в гвардейскую танковую часть нас поздравляет замполит полка гвардии майор Загорайко. От него узнаем, что полк за боевые заслуги в Сталинградской битве получил наименование гвардейского. Танкисты полка доблестно сражались под Прохоровкой и в Белгородско-Харьковской операции. Теперь идем изгонять гитлеровцев с Правобережной Украины. Майор Загорайко призвал нас умножить в боях славу гвардейской танковой части. Отвечаем ему дружным «ура».
