class="p">– Вижу.
– Дерево за окном видишь?
– Вижу.
– А там, дверь в кладовку, видишь?
– Да.
– Теперь закрывай глаза.
– Ага.
– Сейчас видишь что-нибудь?
– Нет, конечно.
– Включи воображение.
– Эмм…
– Теперь?
– Теперь вижу.
– Что видишь?
– Небо.
– Еще что?
– Еще звезды. Много звезд.
– Играй.
– Но я не…
– Играй.
Смычком по струнам. Наверное, для него это должно было быть просто.
Первые ноты выдались робкими, еле слышными, и мальчик, Лев Дубай, еще не осмеливался открыть глаз. Забегая вперед, он не осмеливался открыть глаз до самого конца, боясь спугнуть, испортить музыку. Потом она стала чуть смелей, глубже. Пока что незатейливая мелодия, неуверенная, а позже – тонкая, с вкраплениями глубокого смысла, достойная хоть и маленькой, но похвалы.
Звезды танцевали. Сначала плыли по мрачной синеве, медленно выстраивались в хоровод, и начинали мерцать. Мерцать ярко, ослепляюще ярко. Некоторые срывались с неба. Потом они снова встали на свои места. И медленно затухли.
Ночное небо пропало.
Мальчишка кончил играть.
– Поразительно. – Продавец.
Наконец-то он начал улыбаться, но не мог произнести ничего, кроме:
– Поразительно. – И опять, с переменой в интонации: – поразительно.
На минуту могло показаться, что других слов он не знал вовсе, но, вскоре, отойдя от легкого шока, обронил еще одну фразу, больше себе, нежели мальчику:
– Я всегда знал, что в звездную ночь возможно все.
Он мог еще тысячу раз повторить слово «поразительно», мог больше. Но теперь у него появилась идея – блестящая идея, почти грандиозная, и для ее реализации требовалось всего несколько слов и одно предложение.
– Тебе понравилось, да ведь?
Мальчик кивнул, не мигая, и тут же почувствовал, как от кивка его подбородок больно ударился о скрипку. Тогда он сообразил взять ее в руку и опустить.
– Вот что, дружок, – продавец костяшкой указательного пальца поправил аккуратно подстриженные усы, – я, конечно, не могу тебе ее отдать. Но есть идея получше.
Он написал что-то на маленьком листочке и протянул его мальчику.
– В любое время.
Он разрешил ему играть у себя.
Конечно, не стоит полагать, что торговец инструментами был таким уж бескорыстным и благодетельным человеком. Мальчик, играющий на скрипке и специально поставленный играть рядом с окном, привлекал посетителей, покупателей, зевак. И, если некоторые из них так и не покупали ничего в самом магазине, то не поскупились кинуть пригоршню монет мальчику-музыканту.
С каждым разом он играл все лучше, звезды не просто выстраивались хороводом, но и исполняли самые разнообразные танцы, становились в ряды, подмигивали, кружились вокруг своей оси и исполняли желания. Во всяком случае, они точно исполняли желания услужливого торговца.
Лев Дубай играл с закрытыми глазами.
Продавец с закрытыми глазами считал деньги.
Когда наступал вечер, скрипка возвращалась в витрину, грозясь, что кто-то скоро войдет и купит ее. Но оба они знали, что никому ее не продадут. Во всяком случае, не сейчас.
– Пойдешь домой?
– Наверное. Домой.
– К родителям?
– Да.
– Погоди.
Он остановился у самого порога, и дверные колокольчики замолчали. Тоже в выжидании следующих слов продавца.
– У тебя нет родителей, верно?
– Есть.
– Но не с тобой.
– Нет.
– И дома тоже нет?
– Нет.
– Вернись в лавку.
– А?
– Закрой дверь, холодно. И иди сюда.
Мальчик никогда не смел его ослушаться, поэтому сразу вернулся.
– Где ты живешь? На чердаке? В развалинах? В заброшенном доме?
– Нет.
– Где?
– В детском доме.
– Где?
– В детском доме.
– Нечего тебе там делать. Знаешь, дружок, – он положил руку на плечо мальчика, – такой талант не должен пропадать. Сегодня ты остаешься здесь. А если тебя хватятся… что ж, я сам что-нибудь придумаю. Не бери в голову.
Он подмигнул, слегка потрепав мальчугана за волосы.
– Бог мой, я даже не думал, что… нет, все, ложись-ка ты спать. Вот, держи, ключи от кладовки. Знаю, что не царские хоромы. Завтра придумаем что-нибудь получше.
И, под шаги безропотно удаляющегося мальчика, продавец и владелец музыкальной лавки, Алексей Винц, продолжил бубнить себе под нос:
– Детский дом. Ну, подумайте только. Скрипки, наверное, в жизни не видел.
В этот день он остался ночевать на работе. Вернее, размышлять на работе. Точно знаю, что в такую ночь он заснуть никак не мог. При всем желании, в голове Винца засело лицо восьмилетнего мальчишки, зажмурившего глаза, предельно сосредоточенное, старающееся не упустить из сознания ни одной важной детали. Детский дом, думал продавец, не то место для этого мальчика. Он должен был усыновить его. Ну, или хотя бы украсть. Украсть его потенциал, заточить его возможности, выставить, как живую приманку для обогащения. Конечно, все это было только во благо ребенка, так он полагал. Ему было его жалко, безусловно. Но, понимал Винц, он сам будет полным кретином, если не научится извлекать выгоду из этого самородка.
На следующий день он купил ему новую одежду: аккуратный пиджачок, рубашку, брюки и туфли. Мальчик не сопротивлялся – он был очень покладистым. Или, может, забитым. В любом случае, Лев не доставлял много хлопот, и это было его большим достоинством.
В лавке, у лавки, сбоку, спереди собиралась толпа. Мужчины и женщины, старики и старухи, и даже маленькие дети – все они приносили хотя бы монетку, чтобы пожертвовать одаренному мальчишке. Чувствительные мамаши пускали слезу, некоторые (а бывало и такое) падали в обморок. Старушки умилялись, молодые люди и старики твердили, что «видят толк в этом юноше», а старушкам очень хотелось его поскорее накормить.
«Боже, как он играет!» – охали одни.
«Надеюсь, и мой ребенок сможет так» – вздыхали другие.
Аккуратно причесанный, хорошо одетый, Лев Дубай больше не вызывал ни у кого жалости, но вызывал нескрываемое восхищение – и еще какое! Он сделался маленькой достопримечательностью магазина, многие шли сюда, чтобы посмотреть, как играет одаренный мальчик. Ну и само собой капитал Винца, одну треть которого он честно тратил на мальчишку, был в плюсе.
Магазин быстро расширялся, музыкальные инструменты Алексея Винца (такие же, как и у всех остальных) мгновенно выросли в спросе. Склады быстро пустели, богатенькие родители, желая обучить своих деток, скупали сразу несколько видов инструментов, зачастую переплачивая и не требуя сдачи.
Вскоре, открылся второй этаж, где инструменты были более дорогими и высокого качества. Такие Винц продавал профессиональным музыкантам, играющим, в основном, в оркестре или труппе. Эти люди имели хоть какую-то малую известность, и стали самыми любимыми посетителями торговца, их он ценил больше всего и предлагал им самые лучшие инструменты.
Мальчишка играл. Звезды мерцали. Чтобы видеть их, ему не нужно было открывать глаз – более того, он боялся открыть их и спугнуть призрачно мерцающий свет. Надо было всего лишь прислушаться.
Он прислушивался ко
