В один из дней, увидев мельком несколько «Мессершмиттов» из своей собственной группы, я вызвал их по радио, радуясь, что могу услышать знакомые голоса. Они кружились наверху. Приклеившись глазами к перископу, я обследовал небо.
– Внимание, внимание. Говорит «Пума-8». Истребительное прикрытие над судами только что рассеялось. «Мустанги». Внимание. «Мустанги». Говорит «Пума-8». «Мустанги» атакуют с южного направления… «Мустанги» атакуют с юга.
Я был взвинчен. Разве парни не видели «Мустанги», пикирующие на них? Я повторил свое предупреждение:
– «Мустанги» атакуют с юга.
Раздался голос самого Старика:
– Сколько их там?
Затем голос Зиги:
– Твое здоровье, Хенн.
– Твое здоровье, Зиги.
«Мессершмитты» выполнили вираж и над самой землей понеслись вдаль.
Какой позор. Я в изумлении сорвал свои наушники.
Шестьдесят против шестнадцати. Они ничего не могли поделать. Они потерпели поражение еще до сражения. Хватило лишь времени, чтобы обменяться несколькими словами со Стариком, а вылет был уже отменен.
Наши истребители-бомбардировщики выполняли ежедневно в среднем по два вылета, если полетные условия были особенно благоприятными. В очень редких случаях они совершали четыре вылета. Моя группа выделяла на их сопровождение четыре или шесть «Мессершмиттов». Вот как это происходило. Быстрое пикирование, маневр уклонения от зенитного огня и полет на максимальной скорости на бреющей высоте. К моменту прибытия «Тандерболтов» и «Лайтнингов» бомбардировщики и истребители были в безопасности. И с тактической и с моральной точки зрения эффект от подобной тактики «бей-и-беги» был незначительным.
Однажды оберст вызвал меня к телефону:
– Хенн, вы должны любой ценой помешать этим самолетам-корректировщикам артиллерийского огня. Они шарят повсюду и руководят огнем своей артиллерии по нашим позициям. Наши потери очень тяжелые, а легкие зенитки не могут достать их на высоте, на которой они летают. По вашей информации мы начнем поднимать пары истребителей и посмотрим, как они преуспеют.
Какая блестящая идея! Вокруг бродили сотни «Тандерболтов» и «Мустангов», а я должен был послать на бреющей высоте пару истребителей против нарушителя, которого прикрывали и истребители, и зенитная артиллерия. Я мог предвидеть результат.
Часом позже я доложил по телефону:
– Сектор «Цезарь – Курфюрст». Самолет-корректировщик.
– Хорошо. Пара в пути, – ответил оберст.
Вскоре я в наушниках смог услышать этих двух парней. Я назвал свой позывной и начал направлять их.
– Говорит «Пума-8». Двигайтесь к Албанским холмам в направлении Веллетри. Снижайтесь. Я вижу вас. Цель будет справа от вас. Сохраняйте курс 270 градусов. Вы видите цель?
– Нет.
Я следил за двумя «Мессершмиттами» в свой перископ, в то время как самолет-корректировщик кружил наверху.
– Десять градусов вправо, курс 280 градусов. Вы видите цель?
– «Виктор». Мы заходим.
Пять минут спустя над моим наблюдательным постом промчался единственный «Мессершмитт».
– Мой приятель сбит легкими зенитками. Я обстрелял янки. Результат не знаю. Возвращаюсь на аэродром.
Самолет-корректировщик исчез, но через четверть часа над тем же самым местом кружился другой самолет, и артиллерийский обстрел, ведшийся из соснового леса около Неттуно, продолжился. Этого было достаточно, чтобы заставить вас рвать на себе волосы. Я позвонил оберсту:
– Самолет-корректировщик, вероятно, сбит, но одно точно – зенитками сбит и один из двух «Мессершмиттов». Место корректировщика занял другой самолет. Вы посылаете новую пару?
– Нет, – проворчал оберст. – Для одного дня достаточно потерь.
Наконец настал большой день, 17 февраля 1944 г. На линии фронта, повсюду вокруг Априлии небольшими группами были сконцентрированы танковые дивизии, ожидавшие сигнал к наступлению. Штаб отдал кодовый сигнал «Виктория». Войска находились в готовности. Приблизительно в четыре часа утра фронт взорвался. Первоначальный фактор внезапности сработал, и в ранних сумерках вперед по дороге к Неттуно перед штурмовыми подразделениями покатились наши «Пантеры». Они продвигались стремительно и достигли окраины соснового леса, где находились позиции большей части артиллерии союзников. Союзники создали мощное заграждение из противотанковых пушек. Наши танки развернулись, вспахивая поля и луга. Активность в воздухе была сравнительно небольшой. Наконец наступающие части оказались в пяти – восьми километрах от Неттуно. Однако наступление постепенно замедлялось. Земля была пропитана водой, и гусеницы танков вязли в грязи. Один за другим наши танки были выведены из строя вражеской артиллерией, и пехота окопалась на своих передовых позициях.
Контрнаступление началось не на земле, а в воздухе. Бомбардировщики атаковали, уничтожая дождем бомб и передовые части, и резервы, огневые позиции и колонны с боеприпасами и снаряжением. Передний край оставался неподвижным, в то время как тыл подвергался ковровым бомбардировкам. Систематически, квадратный метр за квадратным метром, все разносилось на части потоком железа и стали. Резервные танки уничтожались прежде, чем они успевали вступить в бой. Сосновый лес был уничтожен, а линия фронта скрыта облаками пыли. На подступах к Неттуно вражеская артиллерия вела беглый огонь. Окраина леса представляла собой стену огня, и залпы из невидимых пушек неслись с обеих сторон. Наконец на сцене появились истребители-бомбардировщики, в то время как «Крепости» продолжали свои ковровые бомбардировки. Район Априлии был превращен в преддверие ада.
Я бросил докладывать об обстановке. Это было абсолютно бесполезно. Кроме того, штабные офицеры, в своих траншеях выше моего наблюдательного пункта, должны были лишь открыть глаза, чтобы увидеть то, что происходило.
Рейд Неттуно представлял собой гигантский котел. Боевые корабли, стоявшие на якорях поодиночке в нескольких кабельтовых под прикрытием дымовой завесы, вели интенсивный огонь.
Сжавшись в своей траншее вместе с обер-фельдфебелем, я не смог сдержать крик: «Теперь пришла наша очередь понести заслуженное наказание!»
355-мм снаряды сыпались дождем вниз, поднимая гейзеры земли, грязи и столбы дыма повсюду вокруг нас. Мы легли на дно траншеи, прижавшись к одной стенке. В довершение бомбардировщики, которые пока концентрировали свои усилия на Априлии, внезапно взяли курс на наш сектор. Соединение приблизительно из ста «Либерейторов» прилетело к Рока-ди-Папа. На склоне, на полпути между моим наблюдательным пунктом и блиндажами штабных офицеров, имелся склад боеприпасов, скрытый в маленьком лесу. Можно было не сомневаться, что целью новой ковровой бомбардировки был он. С открытыми створками бомболюков бомбардировщики проревели над моей траншеей и сбросили свой груз. Они были менее чем в 500 метрах. Вместо того чтобы поразить склад, бомбы упали на нас.
На несколько минут окружающая сельская местность погрузилась в темноту. Посредине потрясающего грохота взрывов и свиста мы могли расслышать лишь отдельные разрывы. Наблюдательный пункт сотрясался, Шубера и меня самого бросало от одной стенки к другой. Внезапно все стихло, и я рискнул высунуть нос над бруствером. Я был посреди лунного пейзажа – непрерывные ряды зияющих воронок, самая близкая из которых была в 10 метрах от нашего наблюдательного пункта. Едва рассеялся дым, как я заметил новое соединение, приближающееся к нам.
В тот день, 17 февраля 1944 г., наш сектор четыре раза подвергался ковровым бомбардировкам. Мой наблюдательный пункт находился точно в центре цели. Шубер и я превратились в кротов. Естественно, не было никакой речи о сохранении радиосвязи, хотя каким-то чудом и мы, и наша техника не были повреждены. В тот день отсутствие люфтваффе особенно бросалось в глаза. Когда наступила ночь, ясное небо украсилось блестками пятиконечных звезд – «сделано в США», а земля тряслась.
Неттуно остался в руках союзников. Наши передовые части были отброшены, линия фронта приняла свой прежний вид. Со своей стороны наш бронетанковый корпус потерял убитыми и ранеными тысячи человек. Однако в информационной сводке говорилось: «По всей линии фронта вокруг Неттуно спокойствие восстановилось».
Действительно, на следующий день было затишье. Не желая больше оставаться в своем окопе и желая узнать, смогу ли ходить, я отправился вниз к озеру Неми и скоро оказался на обочине шоссе Дженцано – Веллетри. По ней я в течение некоторого времени шел к линии фронта. Затем я встретил автомобиль, который подвез меня к нашим позициям. Вражеская артиллерия все еще обстреливала сектор, но ее активность была спорадической. Было достаточно времени, чтобы передвигаться между двумя разрывами и найти укрытие в ожидании следующего обстрела. Накануне ночью по своей рации я связался со штабом танкового подразделения, но контакт был прерван бомбежкой. Я хотел увидеть, смогли ли танкисты благополучно отойти. Я в одиночестве блуждал позади линии фронта. Заметив низину, я сел и стал ждать. Около пригорка из небольшой долины выходила проселочная дорога. Я увидел группу пехотинцев, которые, очевидно, возвращались с линии фронта, откуда они только что были сняты. Во главе приблизительно пятнадцати человек шел унтер-офицер.
