Рычагову пришлось работать с некомпетентными людьми, так как лучшие авиаторы оказались «врагами народа». Рычагов понимал, что техника и кадры требуют коренной перестройки. На одном из заседаний военного совета при обсуждении вопроса о большой аварийности он допустил непростительный промах. Отбиваясь от несправедливых упреков, он обернулся к Сталину и заявил: «Аварийность и будет большая, потому что нас заставляют летать на гробах». «Отец авиации» воспринял эту реплику как личное оскорбление. Сталин сразу же закрыл заседание и вышел из зала. Через неделю Павел Рычагов исчез.
Юстин, работая над отчетом, мог лишь догадаться – куда [11].
Вывод не пришлось объяснять. Частая смена начальников крайне обострила ситуацию в Военно-воздушных силах РККА. Каждому вновь назначенному руководителю требовалось время, чтобы войти в курс дела, овладеть таким сложным и быстро меняющимся видом вооруженных сил, как авиация. Сменив «врага народа», следовало отменять его приказы и инструкции, разрабатывать новые, менять стиль работы. Надо учитывать и психологический фактор. В страхе за свою и близких судьбу, в ожидании очереди на Лубянку, начальники ВВС действовали скованно, с оглядкой. При формировании новых соединений остро опушалась нехватка в материально-техническом снабжении, в людях. Специалистов приходилось брать из старых авиаполков, отчего и эти части становились небоеспособными.
«Почти недееспособна и русская служба оповещения, – писал Юстин. – Несмотря на то, что еще в 1934 году инженер Ощепков создал экспериментальные установки для радиообнаружения самолетов, радиолокационные станции имеются в единичных экземплярах. Так же плохо обстоит дело с радиосвязью. У русских почти совсем нет наземных радиостанций. Основные средства связи на земле – телеграф и телефон. Самолеты же радиостанциями не оборудуются, сигналы подают лишь ракетами или эволюции машины в воздухе – покачиванием крыльями, „горкой“, виражами.
Мало разумного и в самой организации воздушных сил. В отличие от люфтваффе, сконцентрированных в воздушные флоты, когда командующий может спокойно маневрировать своими силами, в нужных направлениях создавать численное преимущество, русская авиация вынуждена будет работать вразнобой, поскольку делится на фронтовую, армейскую, войсковую и авиацию дальнего действия. Согласно этому делению, командующий ВВС командует только авиацией дальнего действия, остальная авиация ему не подчиняется. Это приводит к тому, что даже в спокойной обстановке необходимо прилагать отчаянные усилия по бесчисленным согласованиям, в войну же может произойти чудовищная неразбериха».
Отметил Юстин и то, что русские совсем не изучают двухлетний опыт немецкой войны на континенте. Они по-прежнему придерживаются тактики «роя», летают не парами, как германские летчики, а плотными группами по 6–9 машин, что сковывает действия, лишает самостоятельности, вынуждает держаться друг друга и постоянно оглядываться на старшего. С 1939 года германская авиация громила Европу. Она применяла одну и ту же тактику, начиная с бомбежки аэродромов противника. 2 августа разгорелась «битва за Англию», в гигантских воздушных сражениях принимали участие по две тысячи самолетов. Однако и этот опыт русские не учитывают. И уж совсем не учатся они тактике взаимодействия с наземными войсками. В немецкой авиации она отработана отменно и расписана по минутам. Немало способствует этому и хорошо отлаженная связь.
В заключении обзора Юстин вписал фразу, которая оказалась пророческой: «Исходя из вышеизложенного, следует ожидать полного разгрома русских воздушных сил в первые же дни Восточной кампании».
Налюбовавшись зимними Альпами из окон своего замка в Бергхофе, 9 января 1941 года фюрер приказал вызвать на совещание главнокомандующего сухопутными войсками Вальтера фон Браухича и его штаб.
«Особенно важен для разгрома России вопрос времени, – отмечалось в стенограмме. – Хотя русские Вооруженные силы и являются глиняным колоссом без головы, однако точно предвидеть их дальнейшее развитие невозможно. Поскольку Россию в любом случае необходимо разгромить, то лучше это сделать сейчас, когда русская армия лишена руководителей и плохо подготовлена, когда русским приходится преодолевать большие трудности в военной промышленности… Когда эта операция будет проведена, Европа затаит дыхание».
21 июня после полудня командиры всех частей вермахта, выдвинутые к самой границе от устья Дуная до Баренцева моря, зачитали боевой приказ о вторжении в Советский Союз. Вечером этого же дня штабы получили обращение фюрера к войскам. Это пространное воззвание носило в основном политический характер: «Обремененный тяжелыми заботами, обреченный на месяцы молчания, я могу наконец говорить свободно. Немцы! В этот самый момент начался поход, который по своим масштабам не имел себе равного в мире. Сегодня я снова решил вверить судьбу, будущее рейха и немецкого народа в руки наших солдат. Да поможет нам бог, особенно в этой борьбе».
Обращение должен был зачитать по радио Геббельс в 7 часов утра 22 июня 1941 года – через три с половиной часа после того, как вермахт, панцерваффе и люфтваффе обрушат на русских шквал огня и смерти.
Солдатам были розданы специальные памятки. С них снималась вся ответственность за жестокость по отношению к славянам.
Отдел пропаганды нацистской партии срочно сформировал роту военных корреспондентов «для того, чтобы дать возможность осветить в печати и при помощи фото боевую деятельность дивизий. Людям из роты пропаганды должна быть предоставлена возможность посетить наиболее интересные места, пути продвижения и боев. Командиры частей должны оказывать всемерную поддержку лицам из роты пропаганды, указывая им наиболее интересные события. Мотоциклисты роты пропаганды снабжены особыми удостоверениями. Им могут быть сообщены номера полков и имена командиров частей. Желательно, чтобы такие статьи и отчеты были как можно скорее доставлены в штаб…»
Поздно вечером 22 июня Юстин возвращался с фронта вместе с кинооператорами и газетчиками из роты пропаганды. На экранах, в периодике рейха они намеревались отразить первый день Восточной кампании.
Политический отдел штаба сухопутных войск выделил самолет. Он летел вне расписания, без посадок, на максимальной скорости. Фотографии и статьи должны были появиться в утренних выпусках 23 июня. Пристроив пишущую машинку на коленях, Юстин выстукивал первые строки: «Схватились две крупнейшие армии мира. Ни одна битва в истории не идет в сравнение с этой, даже колоссальные операции в Пруссии августа 1914 года и последний усталый натиск американо-англо-французских армий на „линию Гинденбурга“ в 1916 году бледнеют перед ней. По числу людей, весу боеприпасов, протяженности фронта, отчаянной ярости боев день 22 июня навсегда останется в памяти поколений». Он все еще находился в состоянии пьянящего возбуждения, увидев в действии шрапнельные удары, о которых говорил Фердинанд Порше. Он попал в танковую колонну дивизии Рейнгардта, входящую в состав группы-2 Хейвца Гудериана. С хода бронированные машины пересекли пограничную полосу, обошли Брест, оставили после себя затихающий гул орудий и помчались по сухим неповрежденным дорогам в глубь советской территории. Впереди неслись мотоциклисты, бронемашины, транспортеры с прицепленными противотанковыми пушками и пять-шесть легких танков Т-2. За ними двигалась основная танковая масса – примерно 70 машин. Молодой красавец Ганс Георг Рейнгардт в хлопчато-бумажной куртке и берете сидел на головной «тройке» и время от времени по рации соединялся с командиром авангарда, готовый развернуть колонну в атакующие порядки, если отряд натолкнется на сопротивление. Позади шла смешанная группа мотопехоты и дивизионной артиллерии.
Гремя гусеницами, утробно рыча моторами, танки мчались мимо не тронутых войной деревень. Из окон и дверей на них растерянно глядели жители, удивляясь необычной серо-зеленой покраске и белым крестам на бортах. Из одной избы выскочил человек в нательной рубахе и галифе. Высоко подбрасывая худые ноги, он побежал наперерез, размахивая ручной гранатой. Спасибо ефрейтору, сидевшему за башней. Он успел срезать русского до того, как разорвалась граната. Иначе могли бы пострадать и Рейнгардт, и Юстин, который находился рядом.
В другом месте попалась каменная постройка с подвалом. По ним начал стрелять пулемет, две «тройки» приблизились метров на тридцать и в упор расстреляли пулеметчиков. Но когда к пристройке стали подходить стрелки, из отдушины подвала опять раздались выстрелы.
– Взять живыми! – крикнул Рейнгардт. Ему захотелось посмотреть на живых русских солдат.
Пехотинцы стали медленно подходить к строению. Из черной дыры, перекрытой обвалившимися балками, блеснул огонь. Ранило двух солдат. Лейтенант, командир взвода, растерянно оглянулся на Рейнгардта, но тот продолжал стоять в башне, ожидая, когда выполнят приказ. Несколько бойцов по-пластунски зашли с тыла. Кто-то истошно закричал. По возне, коротким ругательствам, хряску сцепившихся тел Юстин определил, что там вцепились врукопашную. Остальные пехотинцы вскочили с земли, кинулись в подвал. В этот момент огромной силы взрыв взметнул в воздух кирпич, бревна, людей… Юстин оглох. Рейнгардт, сплевывая песок, опустился на сиденье, обалдело помолчал и вдруг разразился бранью:
