Так было четверо суток. На пятые рано утром в облаках показался фашистский самолет-разведчик. Покрутился высоко над кораблем и ушел.
— Кого-нибудь вызвал, — определил командир «Тумана» старший лейтенант Лев Шестаков. — Бомбардировщиков или подводную лодку… Усилить наблюдение!
Прошло около часа.
— На горизонте дымы! — не отводя глаз от бинокля, крикнул помощник командира лейтенант Леонид Рыбаков.
— Наших кораблей там нет, — нахмурился Шестаков. — Это немец!
Моряки встали к орудиям, из погреба подали боезапас.
Вскоре показались мачты, мостики, трубы. К «Туману» приближалась тройка эскадренных миноносцев. Сверкнули вспышки орудийных выстрелов, над «Туманом» провыли снаряды.
«Обстрелян тремя вражескими эсминцами, — радировал лейтенант Шестаков в штаб. — Принимаю бой».
Это была последняя радиограмма с «Тумана»: осколок снаряда перебил антенну.
На каждом фашистском миноносце стояло по пяти 130-миллиметровых орудий, а на «Тумане» — две 45-миллиметровки. Эсминцы имели скорость 36 узлов, а сторожевик — 10. Но «Туман» принял неравный поединок.
Эсминец «Байтцен» попытался подойти к «Туману» на короткую дистанцию, но, получив несколько снарядов — видно было, как взметнулись обломки мостика, — бросился прочь.
На мостике головного фашистского корабля стоял адмирал.
— На траулере, однако, не торопятся спускать флаг, — проворчал он. — Спятили, что ли, — сопротивляться трем новейшим эсминцам!
«Туман» продолжал бой. Не давая фашистам пристреляться, он бросался то вправо, то влево, то стопорил ход, когда снаряды должны были падать по курсу, то давал самый полный, когда грозило накрытие.
Вокруг «Тумана» бушевал огненный смерч. Вдруг сторожевик дрогнул и осел: снаряд попал в палубу, изрешетил ходовой мостик. Командир и комиссар упали. Лейтенант Рыбаков склонился над ними. Убиты…
— Принимаю командование кораблем! — услышали моряки.
И снова ослепительная вспышка, грохот: снаряд снес трубу.
Рыбаков приказал зажечь дымовые шашки. Укрыться в завесе не удалось — сильный, порывистый ветер мгновенно развевал ее.
Еще несколько попаданий. Корабль горел, в пробоины рвалась вода.
— Флаг! — раздался чей-то голос. — Сбит флаг!
Рулевой Константин Семенов быстро поднялся на грот-мачту, поймал конец перебитого фала, прикрепил бело-голубое полотнище. Иссеченный осколками, флаг снова реял над кораблем.
Фашисты нервничали. Адмирал стиснул зубы: эта посудина, которая по всем законам плавучести давно должна была уйти на дно, сражалась. Траулер не только задержал отряд, но и нанес кораблям повреждения.
— Не умеете стрелять, олухи! — гаркнул адмирал. — И это матросы фюрера!
Снаряды корежили корпус «Тумана». Почти половина команды погибла, но пушки… пушки все еще не умолкали.
Когда сторожевик погрузился почти до самой палубы, Рыбаков приказал матросам перейти на шлюпки.
Тридцать два моряка под огнем эсминцев направились к ближайшему берегу. Они молча смотрели на уходивший в пучину родной корабль. Прощай, «Туман», прощайте, погибшие герои…
Рыбаков записал координаты места гибели «Тумана»: «Широта 69 градусов, 31 минута северная, долгота 33 градуса, 39 минут восточная».
А из Мурманска вышли в погоню за эсминцами советские боевые корабли. В небе мчались наши бомбардировщики, мчались мстить за «Туман».
Настигнув эсминцы, самолеты спикировали. Тяжелая фугаска врезалась в палубу «Байтцена», корабль окутался клубами дыма. А бомбы продолжали падать…
Двадцать лет спустя — 10 августа 1961 года — из Кольского залива вышел новый, недавно спущенный с верфи сторожевой корабль. У него еще не было имени.
Разрезая острым форштевнем волны, сторожевик шел в район, где сражался и погиб «Туман».
Матросы и офицеры корабля были одеты в парадную форму.
Щелкнул динамик радиотрансляции, поступила команда:
— Личному составу построиться на верхней палубе!
Штурман доложил командиру:
— Находимся в точке гибели «Тумана».
Корабль лег в дрейф.
— В память моряков «Тумана», отдавших свою жизнь за свободу и независимость Советской Родины, — звучал голос командира, — флаг приспустить!
Флаг дрогнул и медленно пошел вниз.
Потом был зачитан приказ. Слова: «В честь корабля-героя присвоить сторожевому кораблю имя «Туман» — были встречены матросским «ура».
Раздались орудийные залпы, моряки сбросили на волны венки из живых цветов.
Однажды в музей пришел офицер, служивший на Краснознаменном Северном флоте.
— А хорошо бы сделать модель первого «Тумана», — оказал он.
Начальник модельной мастерской согласился, но прибавил, что для этого нужна техническая документация по бывшему рыболовному траулеру.
— Я нарисую, как выглядел «Туман», — предложил офицер и набросал на листе бумаги очертания корпуса, мачты, мостик, трубу…
— Э, нет, — улыбнулся начальник мастерской. — Мы строим модели только по чертежам самого корабля. А их-то и нет. Сколько ни пытались, не могли их найти. Наверное, погибли вместе с кораблем…
— Чертежи должны храниться в Мурманске, — заявил офицер. — Постараюсь их разыскать.
— Будут чертежи — будет и «Туман»!
Вскоре, к радости модельщиков, в музей прибыли чертежи «Лебедки». На «стапеле» началась работа.
И вот на музейном стенде появилась модель рыболовного траулера, вооруженного пушками и пулеметами. На его мачте развевается военно-морской флаг.
— Таким был «Туман», — с гордостью говорят теперь экскурсоводы, показывая посетителям музея модель корабля-героя.
— Ровно метр! — восхищенно воскликнул парень. — Никакой снаряд не пробьет.
Он измерял толщину борта, часть которого выставлена в музее. 256-миллиметровая броневая плита, около 600 миллиметров дубовой прокладки и снова сталь…
— Таким был русский броненосец «Петр Великий», заложенный в Петербурге в 1869 году, — сказал экскурсовод. — И представьте, он участвовал в обороне Ленинграда в годы Великой Отечественной войны.
Помните, линейный корабль «Париж» бомбическвми 68-фунтовыми пушками громил в Синопской бухте турецкий флот? Но вскоре и эти мощные орудия устарели. На смену гладкоствольным, заряжавшимся с дула, пришли орудия с нарезными стволами. Они стали стрелять тяжелыми снарядами с острозаточенной передней частью. Такие снаряды были тяжелее ядер в пять-шесть раз. Поясок, надевавшийся на снаряд, при выстреле вжимался в нарезы ствола и, двигаясь по этим винтообразным канавкам, придавая полету устойчивость. Кучность стрельбы сразу возросла.
Увеличение ударной мощи артиллерии заставило «оковывать» корабли металлом. Так появились броненосцы.
Англия считала, что она превзошла другие страны в постройке «окованных» кораблей. Ее мониторы слыли самыми сильными в мире. И вдруг известие из России: на берегах Невы построен по проекту адмирала Попова невиданной мощи броненосец.
И действительно, «Петр Великий» был велик! Десять тысяч тонн водоизмещения — столь крупного корабля не было в мире. Низкобортные английские броненосцы с устаревшей гладкоствольной артиллерией казались маленькими и неуклюжими в сравнении с этим гигантом. Броневой пояс достигал 356 миллиметров; на английских кораблях — не более ста. А еще стеной возвышался броневой бруствер, защищавший основание дымовой трубы, котельные вентиляторы, рулевую рубку. Из двух бронированных башен глядели стволы четырех нарезных 12-дюймовых пушек. Поэтому броненосец называли брустверно-башенным.
Конечно, такой «утюг» не сдвинули бы с места никакие паруса. На нем установили паровые машины мощностью в восемь с лишним тысяч лошадиных сил. Два трехлопастных винта двигали корабль со скоростью более четырнадцати узлов.
Английские броненосцы могли действовать лишь вблизи берега: даже при малом волнении амбразуры башен захлестывало и приходилось прекращать стрельбу. «Петр Великий», как бастион, возвышался над водой, он мог плавать в шторм. Команду корабля-великана составляли 440 моряков.
Лорды Адмиралтейства стали утверждать: русские не могли создать такой превосходный корабль, его спроектировал… английский инженер Рид. Достопочтенных лордов посадил в лужу сам Рид. 9 октября 1872 года он выступил в газете «Таймс»: «Позвольте мне опровергнуть сообщение, будто я составил проект русского броненосца «Петр Великий»… Это поразительное судно, самое могущественное во всем свете. Чертежей его я даже не видал… Было бы для нас пагубным самообольщением думать, что прогресс во флотах других держав исходит из Англии».
|«Петр Великий» много лет был флагманом отрядов броненосных кораблей Балтийского флота. В 1896 году на нем держал свой флаг командующий эскадрой вице-адмирал Степан Осипович Макаров.
