И вот над столицей Испании ночь, все в посольстве отправились на покой, а Фегелейн, закончив работу, сидит за столом, бледный, с остановившимися глазами. Впервые жалеет он, что покинул конюшню. Среди лошадей было не в пример покойнее. А здесь… В самом деле, страшно подумать, что произойдет с ним, если Гитлера уберут! Случись такое — и он погиб. Да и рейхсфюреру СС не поздоровится. Почему же так спокоен Гиммлер в своем письме? Фегелейн трижды перечитал его, но не нашел и намека на то, что шеф нервничает.
Часы на столе мелодично отзванивают полночь. Пора в постель. Надо выспаться, чтобы встать со свежей головой.
Фегелейн тяжело поднимается с кресла, лист за листом сжигает шифровку, тщательно перемешивает пепел и спускает его в канализацию…
Утром у него был продолжительный разговор с Канарисом. Вот запись.
Фегелейн. Здравствуйте, адмирал. Хорошо выспались?
Канарис. Вы пришли спросить меня об этом?
Фегелейн. Да… Но не только…
Канарис. Тогда не тяните.
Фегелейн. Ладно. Так вот, это случится завтра.
Канарис. Что именно?
Фегелейн. То, что задумали в Смоленске ваши единомышленники, уважаемый адмирал.
Канарис. Я все еще не понимаю.
Фегелейн. Ах, все еще не понимаете! Тогда поясню. Я имею в виду акцию фон Трескова.
Канарис. Пожалуйста, продолжайте.
Фегелейн. Значит, вы все признаете?
Канарис. Я силюсь понять, к чему вы клоните.
Фегелейн. Так. Силитесь понять… Месяц назад вы побывали в Смоленске. Это правильно?
Канарис. Разумеется. Я провел там неделю.
Фегелейн. Вы ездили по делам службы?
Канарис. В Смоленске состоялось совещание работников абвера. Кстати, вашему шефу хорошо известно об этом.
Фегелейн. Ему известно и другое.
Канарис. Вы говорите загадками, любезный Фегелейн.
Фегелейн. Уж если о загадках, то вы ими битком набиты, адмирал. Что это за штука — мастичная взрывчатка?
Канарис. Вон вы о чем!.. Что ж, это занятная штука. Она вроде замазки — прикрепи ее куда угодно, хоть к тулье вашей шляпы. Затем включается крохотный кислотный взрыватель и… дело в шляпе! Ну-ну, я пошутил! Она не действует против моих друзей. Мы вернемся в Берлин, и я охотно покажу ее вам. Хотите с ней познакомиться?
Фегелейн. Сдается мне, что познакомиться с ней можно не только в Берлине, но и еще кое-где. Скажем, в Смоленске! Или я ошибаюсь?
Канарис. Ошибаетесь, любезный Фегелейн. Вы так далеки от истины!..
Фегелейн. Но вы сами доставили ее в этот город!
Канарис. Снова ошибаетесь.
Фегелейн. Нет, черт возьми, не ошибаюсь. Вы вручили ее не то начальнику штаба армейской группы “Центр” генералу фон Трескову, не то одному из ваших людей — Гансу фон Донани или Фабиану фон Шлабрендорфу.
Канарис. Вы битком набиты ложью, любезный Фегелейн. Фантазер, каких свет не видывал.
Фегелейн. Ладно, не будем препираться. Не это главное.
Канарис. Я вижу — главное впереди?
Фегелейн. Да, и вы знаете это. Ведь фюрер уже два дня как в Смоленске!
Канарис. Он инспектирует там войска.
Фегелейн. А то, что фюрер завтра возвращается в Растенбург, вам тоже известно?
Канарис. Нет, я полагал, фюрер задержится в Смоленске. Впрочем, ему, вероятно, виднее.
Фегелейн. Так вот, он не задержится. Он летит завтра. И мне поручено передать вам, что с ним ничего не стрясется — ни по дороге на аэродром, ни в самолете, ни на пути с аэродрома в ставку. Короче, он благополучно прибудет в “Вольфшанце”[42].
Канарис. С фюрером неотлучно находятся адъютанты Брандт, Хейцлинге и другие. Да и фон Белов, кажется, с ним. Это надежные люди. Как всегда, самолет будут вести Бауэр и Битц[43]. В эскорт назначены истребители из дивизии “Кондор”. Что же может случиться с фюрером?
Фегелейн. Дивлюсь вашей выдержке, адмирал. Нервы у вас, как у макленбургского тяжеловоза.
Канарис. Приятно слышать. В тяжеловозах вы разбираетесь.
Фегелейн. Вот вы как обо мне!.. Уж вы не упустите случая подколоть меня… Но хотел бы я видеть, как вы запляшете, когда взрывчатку извлекут из самолета и целехонькой преподнесут фюреру… Бог мой, да вы смеетесь! Вас не страшит все то, что случится завтра? Простите, адмирал, можно подумать — вы спятили!
Канарис. Ладно, ладно, садитесь на место. Садитесь, и поговорим, Фегелейн. Вот так. Вчера вы получили шифровку? Большую шифровку из Берлина?
Фегелейн. Да.
Канарис. Задание?
Фегелейн. Да.
Канарис. Должны добиться, чтобы я показал вам “1-W-1”? Пронюхали, что я собираюсь туда? Вы из-за этого предприняли весь ваш шантаж?
Фегелейн. Да.
Канарис. Хорошо. Сообщите Гиммлеру, что я возьму вас с собой. Готовьтесь к отъезду.
Фегелейн. Это не все.
Канарис. Ого, вы ненасытны. Ну?
Фегелейн. Что за тяжелый Клетчатый саквояж внесли в вагон вслед за вами? Я любопытен, как женщина, и мне все кажется…
Канарис. Здесь нет никакого саквояжа.
Фегелейн. Э, бросьте! Вот он, у двери… А, черт! Куда он девался?
Канарис. Здесь не было никакого саквояжа.
Фегелейн. Ладно, ладно. Пока я был занят журналами, кто-то выволок его из купе. Ведь так? Что ж, ваша взяла. Провели меня, а теперь ухмыляетесь. Не рано ли?..
В пункт назначения поезд прибыл в середине дня. Канарис и Фегелейн немедленно проследовали в отель, где им были приготовлены комнаты.
Будто сговорившись, они заперлись в своих номерах и тотчас включили приемники. Обедали и ужинали они тоже у себя, боясь пропустить важное сообщение. Но Берлин передавал обычную информацию и музыку. А это означало, что Гитлер жив и невредим — весть о его гибели мгновенно разнеслась бы в эфире.
Ночью Канарис покинул отель.
Он вернулся под утро, принял ванну и лег в постель. Через несколько часов должно было начаться утомительное путешествие, перед которым следовало отдохнуть.
Но сон не приходил. Канарис ворочался в кровати, вспоминая все то, что удалось узнать.
Итак, Смоленск, середина дня. Над полуразрушенным городом воют сирены. Воздушная тревога загоняет людей в подворотни, подвалы и погреба. По опустевшим улицам мчится вереница автомобилей. Это Гитлер в сопровождении эскорта следует на аэродром.
Здесь уже стоит готовый к вылету самолет. В воздухе барражируют истребители. Короткая церемония прощания — и Гитлер поднимается в самолет. За ним следует свита. Адъютант генерала фон Трескова обер-лейтенант Фабиан фон Шлабрендорф, скрывая волнение, протягивает пакет адъютанту Гитлера — Брандту, прося передать его одному из офицеров “Вольфшанце”. Он объясняет: в пакете две бутылки старого коньяка, до которого приятель большой охотник. Брандт берет пакет и скрывается в самолете.
Три часа дня. Ревут моторы. Самолет идет на взлет, отрывается от земли, ложится на курс.
В переданном Шлабрендорфом пакете — взрывчатка. Капсула химического взрывателя раздавлена. Бомба сработает через полчаса.
Самолет давно скрылся из глаз, а те, что посвящены в тайну пакета, не покидают аэродром, томятся в ожидании.
Полчаса прошло.
Еще полчаса.
И еще столько же.
Короткая радиограмма: самолет Гитлера приземлился на аэродроме близ Растенбурга, фюрер проследовал в ставку.
У генерала фон Трескова стучат зубы от страха. Он переглянулся с адъютантом. Тот понял. И вот из Смоленска уходит в воздух второй самолет. В нем только один пассажир — обер-лейтенант Фабиан фон Шлабрендорф. Он прибывает в “Вольфшанце”, разыскивает Брандта и забирает пакет, который адъютант фюрера уже собрался передать по назначению.
На календаре — 13 марта 1943 года.
Канарис шумно переводит дыхание. Слава всевышнему, все обошлось.
Вообще-то он был убежден: Генрих Гиммлер не осмелится поднять на него руку. “Верный Генрих”, как называет Гитлер рейхсфюрера СС и своего ближайшего сподвижника, на самом деле не такой уж верный. И если Гиммлеру удалось проникнуть в тайну заговора против особы фюрера, то в свою очередь и Канарису кое-что известно о “первом эсэсовце” рейха. Причем он, Канарис, конечно же, намекнул об этом своему старому сопернику и недругу. А Гиммлер достаточно хорошо знает, с кем имеет дело, чтобы оставить без внимания это грозное предупреждение.
В дверь стучат.
Канарис включает свет, спустив ноги с кровати, нашаривает туфли. Кто бы это мог быть? Наверное, Фегелейн со своей очередной провокацией.
