— Вот ты как разошелся, — Елена вдруг рассмеялась. — Посмотрите-ка на него… Кошевский вообразил себя князем. Вершителем судеб… Властьимущим… — Елена покачала головой. — Сладко ели, это я заметила, да только — ворованное. Сладко пили — тоже ворованное. Мягко спали — опять на ворованном. Браво! — Елена захлопала в ладоши. — Удивил ты меня, Женька. Гордишься ворованным. И честь твоя такая же! Какая у вора может быть честь? Никакой! Это не честь? Это пустая спесь! А толпа, которую ты так презираешь, это ведь, Женечка, наш русский народ. Да только ты ему вовсе не хозяин. Ты просто паразит на шее народа. Насмешил ты меня, Кошевский… А ну-ка, посторонись, власть! А то у меня рука тяжелая, — Елена подняла сжатый кулачок и усмехнулась. — Хотя руки об тебя пачкать противно. Не дай Бог вляпаться в нашу власть…
Елена весело обошла оторопевшего Евгения и сбежала с крыльца деревянного модуля.
39.
Белые клочья тумана висели над каменной пирамидой, горделиво поднявшейся над всеми горными хребтами и перевалами. Снежные торосы лежали на ней старческими сединами. Черными злыми зрачками смотрели глазницы пещер. Длинные морщины узких траншей перерезали горную толщу.
Именно к этой угрюмой неприступной высоте и стремились все это время рейдовые роты, вычесывая душман из ее окрестностей и до последнего дня кружась вокруг заманчивой высоты. Роты вступали в перестрелку с бандами. Проводили маскировочные петлеобразные рейды. Продолжали ночевки в сырых глинистых окопах. Вели бои, обратившись спиной к этой страшной вершине.
Но петля постепенно сжималась. Крепкая, хорошо намыленная петля. И «Зуб» начал уже шататься.
На самой вершине этой мрачной высоты выступала черная изогнутая скала. Сальный, блестящий, будто промасленный камень, черный, как сажа, стоял на вершине этой гигантской высоты. Он был похож на изогнутый клык, отполированный дождями и ветром. Именно из-за этой скалы высота и получила своеобразное прозвище «Зуб».
Никогда еще русский солдат не ставил ногу на этот черный загадочный камень. Никогда еще не прикасался к нему руками, пропахшими порохом. Никогда не выбивал об него пыль плащевых палаток. Хотя не раз приближались к этой вершине роты файзабадского полка. Не раз поливались кровью камни ее подножья. Ураганным вихрем снарядов, ракет и пуль умывалась крутая вершина. Но все же оставалась она до сих пор целомудренно нетронутой. И не могли еще взять, покорить своей воле эту своенравную высоту атакующие войска.
В файзабадском полку даже просто участвовать в штурме легендарного «Зуба» считалось подвигом, а уж подняться на него, пройти все этажи обороны, взломать, разорвать непрерывную цепь окопов, траншей, пулеметных гнезд, пещерных дотов и укреплении, подняться вверх по отвесным скалам, цепляясь ногтями и зубами в гранит — это казалось просто невероятным и невозможным.
Издавна считалось, что там, наверху, в глубине этой каменной глыбы обширные богатые склады вооружений, питающие своими запасами все банды файзабадской провинции. Не могли же эти семь этажей обороны, испещренные пулеметными гнездами, блиндажами, узкими щелями, охранять голые камни. Внутри эта ощетинившаяся оружием, ежовая гора должна была быть золотой. В Афганистане нередко случалось обнаруживать хорошо охраняемые золотые запасы афганской оппозиции.
— Ну, что, замполит, — Орлов смял пустую пачку из-под сигарет и бросил ее под ноги, — дадим прикурить «духам». Хватит ходить вокруг, да около.
— А что, поступил приказ, командир? — озадаченно спросил Шульгин.
— В том то и дело, — с досадой крякнул Орлов и потер небритый подбородок, — в том то и дело, замполит, что никакого приказа нет. Согласно ранее разработанного плана операции мы еще два дня должны вычесывать душман вокруг высоты. Но если мы будет топтаться на одном месте, то душманы подтянут к высоте все свои силы, — Орлов махнул кулаком, — тогда каждый камень там станет крепостью. Некогда нам ждать, Андрей, некогда. Или сейчас, или никогда! Понял ты, замполит!
— Чего же тут непонятного? — покачал головой Шульгин. — Мы оторвались от духов. Мало того, нам удалось отрезать их от высоты. «Зуб» теперь не за их спиной, а за нашей. Мы уже гуляем дамками на их поле. Но если будем топтаться на месте, то «духи» действительно обойдут нас, и на этой высоте укроется хоть десять банд. Тогда не видать нам этого «Зуба»…
— Как своих ушей, — обрезал Орлов. — Или сейчас, или никогда. Решаем, замполит…
— Когда?
— Сейчас!
Шульгин почесал голову. Бросил взгляд на ротную радиостанцию, мигающую зеленым огоньком. Обернулся в сторону блиндажей штабного управления.
— Полное самоуправство получается, командир…
— Да уж, — хмыкнул Орлов. — Полнее некуда… А ты, замполит, посоветуйся с политотделом. Посовещайся, давай. Проведи дебаты… Партийное собрание организуй… Тьфу, ты… Давай, покаркай по связи…
Орлов потер замерзшие уши.
— Разок только каркни, замполит… И все банды будут знать о наших намерениях. Или тебе опять доказывать, что у них уши вот здесь, — Орлов сердито ткнул пальцем в радиостанцию. — Решаем, замполит!
Шульгин тряхнул вещевой мешок и вдруг улыбнулся:
— Сколько времени мы без сухого пайка?
— Третьи сутки…
— Еще двое суток без сухого пайка, — засмеялся Шульгин, — и нас придется эвакуировать из-под «Зуба» на носилках. У нас нет времени на лишние маневры. Если не атакуем сейчас с удобной позиции, то завтра никто вообще не поднимется из окопов. Третий день без жратвы… Кто еще способен шататься по горам в полном боевом снаряжении без крошки хлеба во рту?.. Что тут еще решать? Атакуем, а потом будем объясняться…
— Это речь не мальчика, — улыбнулся Орлов. — Только, замполит, если штурм не удастся…
— Я отвечаю вместе с тобой, — сердито сказал Шульгин. — У нас нет выбора. Дураку ясно. Только я уверен, что штурм удастся.
— И я так чувствую, замполит, — потер руки Орлов. — Чутье подсказывает, что на самом «Зубе» сейчас немного душман. Все их ударные силы участвовали в засадах все эти дни. Если они проинформированы о плане операции, то даже не предполагают, что мы сегодня пойдем на «Зуб». Тем более, что по связи поступают совсем другие приказы. Нам осталось только пообщаться с соседями.
Орлов кивнул ротному связисту и взял в руки протянутую тангенту станции.
— «Подкова», я «Метель», прием…
— «Подкова» на связи, — отозвалось в эфире.
— Как перебрались через речку твои железные парни? — спокойно спросил Орлов. — Не заржавели? Просушили уже штаны? Слушай меня, «Подкова»… Вы сейчас за моей спиной. И я на вас очень надеюсь. Мне сегодня понадобится крепкий тыл. Держите все ущелье на мушке. И еще напомню одну хорошую команду в нашем уставе, — Орлов сделал паузу и сказал членораздельно, — делай как я!
— Не понял, «Метель», не понял, прием, — заскрипел эфир.
— Потом поймешь «Подкова», — отрезал Орлов. — Потом все поймешь…
Он отпустил тангенту и повернулся к Шульгину:
— Слушай приказ…
Через пятнадцать минут хмурые, неразговорчивые солдаты уже выбирались из окопов и выходили на тропу, которая вела к «Зубу» по острому хребту. Узкая тропа зависала над горами тонкой ленточкой, шириною меньше ступни… Солдаты становились в затылок друг другу, как давно уже привыкли ходить по этим враждебным горам.
Молочные хлопья утреннего тумана лежали на горных хребтах, скрывая продвижение орловской «Метели». На этот раз Шульгин шел не в прикрытии, а усиливал своей группой боевые порядки первого взвода. Он шел рядом с Алешиным в голове колонны, сосредоточенно поглядывая на приближающиеся в тумане склоны мрачной высоты.
Сержант Богунов следовал сзади шаг в шаг, сгребая на ходу ладонью влажный снег, слизывая его с пальцев вместе с туманом. Матиевский хмуро поглядывал в сторону «Зуба», машинально обкусывал на руках грязные ногти. С пулеметом на плече бесшумно шагал сосредоточенный Осенев. Свободной рукой он временами стягивал маленький рот и украдкой вытирал кровь с ладони о грязную ткань бушлата.
Все солдаты «Метели» ступали неслышным, мягким, стелющимся кошачьим шагом. В другое время затлели бы в колонне огоньки сигарет, послышались бы глухие неразборчивые фразы, тупые удары прикладов по камням. Но сейчас в молочной гуще тумана двигались безмолвные призраки. Орловская «Метель» умела быть неслышной и тихой, как падающий с неба снег.
Медленно и осторожно двигалась цепочка людей, неслышно дыша в затылок друг другу. Глазами каждый был за десятки метров впереди себя, высчитывая каждую встречную рытвину, трещину, яму. Прошло полчаса незаметного движения в тумане. Иногда солдаты попадали в снежные заносы, проваливались по пояс в рыхлом снегу. Прокладывали новую тропу с колодцами протоптанных шагов. Снег шуршал предательски громко, поскрипывал с равнодушной издевкой. Солдаты поддерживали друг друга на сложных участках тропы, подталкивали в спину, упираясь в тугие бугры вещевых мешков, протягивали друг другу руки или приклады автоматов.
