После поспешного бегства и амбара, я три дня болтался по немецким тылам на полуторном питании. То есть за три дня поесть удалось целых два раза. К концу третьего дня я набрел на компанию тыловиков и всех их взял в плен. Обнаружил я их по дыму костра, который они разожгли в неглубокой балке, чтобы приготовить ужин. Даже караульного не выставили, что позволило мне незаметно подобраться к ним буквально на десять метров. До тех пор, пока я с криком «руки вверх!» не появился на краю склона, никто и ухом не повел, настолько все увлеченно следили за булькающим в котле варевом. Потом я их, конечно, отпустил за долю малую. Точнее, не столь уж малую — один слопал почти половину содержимого котла, в котором ужин готовился на девять человек.
Тыловики оказались мужики не злые, а мой набег их несильно разорил, перед тем, как бросить свое хозяйство, они основательно набили свои мешки консервами и концентратами. Еще пару дней я шел вместе с ними. У них было продовольствие, у меня карта. Потом мы наткнулись на остатки стрелкового полка с прибившимися к нему санитарной ротой и несколькими мелкими группами окруженцев. Еще пару дней нас не трогали, только опустошили вещмешки тыловиков в пользу раненых, а мы опять оказались на голодном пайке. Когда идешь один, то можно подкормиться где-нибудь у местного населения, а такой оравой ходить по хуторам бесполезно, да и опасно. Мелкие же группы фуражиров много не принесут, да и сами могут нарваться на немцев.
Спасает нас то, что у немцев здесь мало пехоты, точнее, обычной пехоты совсем нет. Есть панцергренадеры, танки, самоходки, буксируемые пушки есть, а пехоты нет. Поэтому немцы не могут перекрыть не только промежутки между дорогами, но и большинство второстепенных дорог. Они контролируют основные трассы, перекрестки, передвигаются по ним днем. А ночью на второстепенных дорогах, как из-под земли возникает другая армия, которая идет за передовыми частями немцев, стараясь оторваться от идущих сзади пехотных дивизий немцев. Сейчас это напоминает гонку хромых с одноногими. Снег окончательно сошел, дороги превратились в грязевое месиво, колесная техника встала намертво. Идут только люди, лошади и танки.
В этот день мы встали на дневку в небольшой балке. Отсюда хорошо слышна канонада — фронт уже близко. Возглавлявшие нашу группу майор и капитан стали готовить ее к прорыву. Старались задействовать всех кого можно. Пришла и моя очередь.
Майор пожал плечами.
— Какая разница, больше все равно некого.
Капитан повернулся ко мне.
— Значит так, сейчас пойдешь в санроту, найдешь старшину Захарчука и получишь у него миномет…
— Миномет?!
— Да, миномет. Что непонятно?
— Да я даже рядом с минометом ни разу не стоял.
— Ничего, — отрезал капитан, — разберешься. Еще возьмешь у старшины два десятка мин. Он же выделит тебе второго номера. Когда все получишь, бегом сюда, поставим тебе задачу. Все, иди.
Капитан протянул мне мою красноармейскую книжку.
— Есть!
Забрав книжку, я отправился искать неведомого Захарчука. Добравшись до повозок санитарной роты, нужного мне старшину я вычислил мгновенно, наверно потому, что другого старшины в роте не было.
— Старшина Захарчук?
— Я, старшина. А ты кто?
— Я за минометом.
— За минометом? — в голосе Захарчука прорезалось явное облегчение. — Ну пошли.
Он подошел к одной из повозок, я за ним, и откинул брезент.
— Забирай.
Я, признаться, ожидал увидеть что-то вроде «подноса», а лежащий в телеге миномет оказался ротным, пятидесятимиллиметровым, да еще и импортным, то есть трофейным. Разглядев закрепленную на стволе ручку, явно предназначенную для переноски миномета в сборе, я, ухватившись за нее, выдернул оружие из телеги и поставил на землю. Да-а, невелик, но тяжел, десятка на полтора килограммов потянет.
— И мины не забудь, — напомнил старшина, указывая на лежащие в той же повозке два ящика.
— Мне еще второго номера обещали, — напомнил я.
Старшина поморщился, как от зубной боли — отдавать мне кого-либо из своих подчиненных ему явно не хотелось. Я буквально читал в глазах его желание отправить меня за напарником туда, откуда я пришел, но связываться с пославшим меня сюда капитаном он не рискнул. Несколько секунд длилась напряженная работа старшинской мысли, завершившаяся грозным окриком.
— Витька, иди сюда!
Я взглянул на своего нового напарника. Невысок ростом, лопоух, больше похож на подростка по недоразумению одетого в не по росту длинную шинель, полы которой он даже не догадался обрезать.
— А поздоровее никого нет? Ему еще ящики с минами таскать…
— Бери что дают. Я тебе людей не рожу. И за раненными тоже кто-то должен ходить.
С этим спорить было трудно — несколько десятков не могущих передвигаться самостоятельно лежали прямо передо мной. К счастью, за те дни, что я здесь никто не умер. Видимо, находившиеся в критическом состоянии умерли раньше, а те, кто остался, имели хорошие шансы снова встать на ноги. Главное — довезти.
— Ладно, давай своего Витьку.
— Витька, хватай ящики и ступай за…
— Сержантом, — подсказал я.
— Ступай за сержантом, поступаешь в его распоряжение.
Автомат я повесил на спину, закинул миномет на плечо и посмотрел, как мой второй номер пытается стащить с повозки одновременно два укупорочных ящика с минами. Понаблюдав за ним секунд десять, я не выдержал. Придерживая ствол миномета левой рукой, правой прихватил один из ящиков и зашагал в направлении нашего импровизированного штаба. Витька стащил, наконец, с повозки оставшийся ящик и побежал за мной. За спиной у него болтался тощий «сидор». Оружия же не было совсем, даже подсумки на ремне отсутствовали.
Миномет — пятнадцать кило, ящик с минами — десять, скорее, даже больше, ППШ — пять с копейками. Даже если командирскую сумку не учитывать, а там тоже явно больше килограмма набирается, то все равно выходит тридцать с хвостиком. Староват я уже с таким грузом бегать, поэтому к штабу мы добирались не спеша. Увидев нашу парочку, майор даже поморщился, как и старшина Захарчук буквально пять минут назад. Капитан же, напротив, оживился.
— Сейчас я приказ напишу, передадите командиру роты, этому, как его… Евстигнееву.
— Евстифееву, — поправил майор. — Слушай, сержант, сегодня ночью мы пойдем на прорыв. Наши отошли за Северский Донец, поэтому реку нам придется форсировать. Лед на реке еще крепкий, но берега крутые, особенно правый, поэтому с обозом придется повозиться. Слева от выбранного места переправы — высотка, на ней сидят немцы, сколько — неизвестно. Высоту эту нужно взять и удержать до утра. Или пока все не переправятся. Не возьмем высотку — повозки с ранеными не пройдут. А поддержать роту, кроме твоего миномета, нечем. Ну, ты, понял.
— Понял, товарищ майор.
— Держи приказ, — капитан протянул мне листок, вырванный из блокнота. — Рота в ста метрах впереди по оврагу.
— Разрешите идти?
— Идите, — разрешил майор.
Метров через сто мы действительно нашли группу из двух десятков мужиков в черных ватниках. Снег почти везде сошел, а там, где еще лежал — почернел. Теперь наша пехота, в ватниках и шинелях, уже не так бросалась в глаза на черно-сером фоне освободившейся от снега земли. Свой анорак, кстати, я просто вывернул на другую сторону и продолжил носить поверх ватника.
— Кто здесь ротный Евстифеев?
Один из мужиков молча указал на другого, сидевшего чуть поодаль. От своих подчиненных ротный отличался автоматом и биноклем, который я не сразу заметил. В остальном, тот же ватник, «сидор» и шапка-ушанка, даже сумки командирской у него не было. И зарос он здорово — борода почти лопатой. Я за десять дней тоже ни разу не брился, но моя щетина с его бородищей ни в какое сравнение не шла.
— Вам приказ из штаба.
— Давай.
Я невольно подумал, что он сейчас приказ по слогам разбирать начнет, уж больно вид у него был, как бы это сказать, малообразованный. Но Евстифеев потратил на чтение буквально пять секунд и поднял на меня глаза.
— Значит, поддерживать будешь?
— Буду. Высотку приказано взять.
— Раз приказано, значит, возьмем. А ты отдыхай пока, до вечера еще далеко.
— Есть отдыхать! Пошли, Витек.
Ротный, глядя на нас, только покачал головой. Расположились мы метров через пять от ротного, выбрав площадку поровнее. Здесь я решил изучить абсолютно незнакомую матчасть. Пока мы располагались, я заметил, что ротный подозвал к себе двух таких же заросших мужиков, о чем-то с ними пошептался, бинокль перекочевал к одному из них, и парочка исчезла, перебравшись через край оврага.
Когда-то давно я читал, что ротные и батальонные минометы создавались по схеме незамкнутого треугольника. Или разомкнутого? Не помню точно. А у стоявшего передо мной вся конструкция была смонтирована на прямоугольной опорной плите. Причем, конструкция не из простых, тут разобраться придется.
