В разных местах замаскированы в капонирах противотанковые пушки, минометы, устроены засады. Дома здесь в основном разрушены авиабомбами, но в развалинах удобно прятаться пулеметчикам и снайперам.
Двухсотметровая эстакада, обрушившаяся на двойную железнодорожную линию, тоже представляет собой неплохое прикрытие. Пакгаузы, станционные постройки, вагоны на рельсах — все превращено в огневые точки.
Сплошной линии обороны, на которой можно сосредоточить артиллерийский огонь, не существует. Ударить могут и в лоб, и с фланга. А могут пропустить танки и поджечь их фаустпатронами с тыла.
Для компактных «хетцеров», 75-миллиметровых «гадюк», места очень удобные. «Пантеры» тоже чувствуют себя в этой мешанине неплохо, у каждой заранее приготовлены несколько укрытий.
Немецкая пехота тоже не занимает какую-то сплошную линию, а сосредоточена в укрытиях: где взвод, где пулеметное отделение, где минометчики.
У майора Шаламова батальон неполный — восемнадцать «тридцатьчетверок». У Чистякова четыре самоходки. На броне десант. Наступает также пехотный батальон. Однако атака быстро захлебывается.
«Пантеры» подбили два головных танка. Самоходка Ерофеева получила снаряд в верхнюю часть рубки и отошла в укрытие.
Пехоту прижали к земле многочисленные пулеметы и взрывы мин. Командир пехотного батальона заявил, что пока не уничтожат пулеметные точки, наступать бесполезно.
— У меня уже сорок человек из строя выбыли, в том числе три командира взвода. Почему танки бездействуют?
Юрий Шаламов, в бою обычно активный, порой и чрезмерно, на этот раз не торопился. Разглядывал в бинокль местность, смотрел на горящую «тридцатьчетверку». Второй танк сумели под прикрытием дымовых шашек оттащить в безопасное место. Но машина с пробитой насквозь башней, сорванной с погона, вышла из строя. Погибли два человека из экипажа.
«Пантеры» пока молчат, зато ведут огонь минометы. Майор Шаламов, старший в этой штурмовой группе, понимает, что долго им отсиживаться не дадут. Атаку предстоит продолжить, и снова ударят из укрытия длинноствольные пушки «Пантер».
Командир минометной батареи, Николай Супонин, хоть и находится здесь всего несколько дней, окрестности изучил хорошо. Показывает на обрушенную эстакаду.
— Самая высокая точка. Если сумеете взять, то оттуда «Пантеры» разглядите и остальные позиции.
Это понимают все, но эстакада хорошо прикрыта артиллерией и пулеметами. Танковый комбат раздумывает недолго и отдает приказ продолжить атаку.
— Чистяков, вместе с Супониным дайте пяток залпов, и пехота сразу начинает движение.
Супонин не подчиняется Шаламову, он из другого подразделения. Однако согласно кивает. Эстакада ему как бельмо на глазу. Едва его минометы начинают вести огонь, как оттуда летят ответные мины и не дают поднять голову пулеметы.
Пехотный комбат все еще раздумывает.
— Движение, это как? — нервно спрашивает он. — Снова бросать людей под огонь или атакуем вместе с танками?
— Вместе, — коротко заканчивает совещание комбат Шаламов. — И «зверобои» тоже двинутся следом.
Два десятка шестидюймовых фугасов и тридцать 120-миллиметровых мин (по пять выстрелов на ствол) накрыли лежавшую на путях эстакаду фонтанами бетонного крошева, щебня, обломками шпал. Снаряд «зверобоя» пробил перекрытие эстакады и взорвался в капонире, где пряталось противотанковое орудие «восемь-восемь», готовое к отражению атаки.
Выстрелить оно так и не успело. Фугас размолол четырехтонную пушку, раскидал в стороны колеса, оторванную станину, тела артиллеристов. Сдетонировал ящик со снарядами, выбросив клубящееся облако дыма и горящего пороха.
В другом месте мина угодила в укрытие пехотного отделения, завалив обломками сразу несколько солдат. На месте окопа, где был установлен крупнокалиберный пулемет, дымилась воронка. Горели просмоленные обломки шпал. Из задымленных укрытий выбегали немецкие минометчики, чтобы вдохнуть чистого воздуха.
Понимая, что гарнизон участка оглушен и еще не пришел в себя, пехотный комбат выпустил зеленую ракету — сигнал к атаке. Бойцы поднимались неохотно, многие выжидали.
Замполит батальона, молодой капитан (полная противоположность разъевшемуся орденоносцу Боровицкому), вскочил, потрясая пистолетом:
— За Родину! Вперед!
Пуля простегнула шинель, раненый капитан шатнулся, но упрямо шел вперед, зажимая простреленный бок. Двинулись «тридцатьчетверки», за ними «зверобои».
Ожила одна из «Пантер», укрытая в капонире. Медленно разворачивалось пятиметровое орудие с массивным дульным тормозом. Наводчик был опытный и знал, что поразит цель.
— Лови русскую самоходку, — приказал ему лейтенант, командир машины. — Эта громадина самая опасная для нас.
— Они далеко, и насыпь мешает.
— Бей тогда по ближнему танку.
Снаряд преодолел километровое расстояние в течение секунды. Ударил в лобовую часть башни, но километр — немалое расстояние, а башенную броню «тридцатьчетверки» к весне сорок пятого года усилили до девяти сантиметров.
Удар был мощный. Отбросило, смяло сотрясением тело сержанта-наводчика с медалями «За оборону Сталинграда» и «За отвагу». Но снаряд не пробил сработанную на совесть уральскую броню, а место наводчика уже занял младший лейтенант, командир машины. Заглохший от удара двигатель снова заработал.
«Пантера», мгновенно перезарядив орудие, готовилась добить вторым выстрелом «тридцатьчетверку», ее экипаж и восемнадцатилетнего командира. Видевший все это, старый вояка Шаламов только застонал от бессилия. Выручить обреченный танк он не мог, «Пантеру» заслоняла насыпь.
Но судьба людей на войне непредсказуема. Капитан Супонин, преподаватель математики из Воронежа, уже разглядел «Пантеру». Место было пристреляно, оставалось только свериться с заранее вычерченной таблицей.
На это ушло несколько секунд. Не жалея зарядов, Николай Захарович Супонин, потерявший на фронте старшего сына-танкиста, дал залп сразу из всех шести минометов своей батареи.
Шесть 120-миллиметровых мин — это почти сто килограммов взрывчатки и стальных осколков, разлетающихся со скоростью девятьсот метров в секунду. Мины взорвались довольно кучно.
Хотя прямых попаданий не было, одна из фугасных мин рванула на бруствере, в метре от «Пантеры». Машину крепко встряхнуло. Сверху обрушились комья земли, камни, а несколько крупных осколков ударили, как зубилом, по бортовой броне немецкого танка.
Экипаж из пяти человек оглушило, сбило прицел. Выпущенный снаряд, готовый добить «тридцатьчетверку», прошел мимо, а чтобы зарядить новый, требовалось уже больше времени — контуженный экипаж «Пантеры» приходил в себя. Затем стало не до стрельбы. Спасаясь от следующего залпа тяжелых минометов, немецкий лейтенант приказал срочно сменить позицию.
Это прежде всего означало — выбраться из обнаруженного русскими капонира. В обычной ситуации семисотсильный двигатель «Майбах» вытолкнул бы машину задним ходом, как пробку, и она на скорости ушла бы в запасное укрытие.
— Быстрее, — торопил он механика.
Но опытный механик-водитель видел, что быстро не получится. Выход из капонира преграждала воронка от другой мины. Чтобы ее преодолеть, требовалось время, хоть и небольшое. На полминуты «Пантера» с ее массой сорок пять тонн застыла на месте. Гусеницы бешено перемалывали бруствер воронки, медленно продвигая танк по аппарели — выезду из капонира.
Потерянные в бою полминуты — это много. Зачастую они становятся ценой жизни. «Тридцатьчетверка» младшего лейтенанта успела выстрелить, снаряд отрикошетил от брони и с воем ввинтился в небо. Новый удар замедлил движение «Пантеры», двигатель работал с перебоями.
Старший лейтенант Виктор Ерофеев уже многому научился от своего комбата. Упустить момент было нельзя. Он остановил самоходку и наводил гаубицу на смертельно опасную «кошку», уже готовую вырваться на простор.
Фугасный снаряд взорвался с недолетом немного правее машины. «Пантеру» в очередной раз встряхнуло, полетели оторванные листы броневого экрана, прикрывающего гусеницы, но это было мелочью. Машина выбралась из ловушки, но пятиметровый ствол орудия согнуло и вывернуло из гнезда.
Мощный танк, которых у обороняющихся было не так и много, перестал быть боевой единицей. Механик торопливо уводил поврежденную машину с оглушенным экипажем подальше от летящих снарядов. По дороге ее остановил патруль полевой жандармерии.
— Удираете? — насмешливо спросил фельдфебель с алюминиевой бляхой на груди.
Лейтенант с перевязанной головой высунулся из люка.
— Не видишь, что машина подбита?
— Все я вижу, — огрызнулся фельдфебель. — Танк исправный, только пушку согнуло. Снимайте пулеметы и оставляйте двух пулеметчиков. У нас их не хватает, а русские напирают. Не забудьте коробки с лентами выгрузить.
