— Ты откуда? — невольно спросил я и, только задав этот вопрос, понял, до чего он нелеп.
Очевидно, и Логинов это понял. Впервые за все время он улыбнулся.
— Вот оттуда, — указал он в воду. — Меня отбросило взрывом! А пока я раздевался в воде, вас унесло… Вот и пришлось догонять.
Ему было холодно, и он приплясывал, дробно отстукивая голыми ступнями по доскам.
В это время полковник приподнялся на локте и подозвал меня. Его обострившееся лицо с мохнатыми бровями, сросшимися на переносье, выражало глубокое страдание. Он понимал, что умирает, и торопился сказать мне о самом важном:
— Товарищ лейтенант… Вот здесь, на груди… в кармане, пакет Чуйкову… Обязательно передайте… Сообщите в штаб фронта, что я погиб… Моя фамилия Матвеев… Пусть напишут жене…
— Хорошо, — сказал я, опускаясь перед ним на колено. — Все будет сделано, товарищ полковник.
Он откинулся на спину и коченеющими пальцами стал расстегивать на груди шинель. Я помог ему вытащить из грудного кармана пакет, прошитый нитками и запечатанный сургучной печатью. Увидев, что пакет у меня, полковник со стоном повернулся и закрыл глаза.
А между тем наш плот медленно крутило на быстрине. Мимо проползали темные берега, изъеденные окопами, воронками от бомб и почерневшими остовами зданий. Издалека доносились пулеметные очереди и редкие глухие удары тяжелого миномета.
Полковник лежал в забытьи, и потому самым старшим на плоту был я. Мой «гарнизон» состоял из Логинова и шофера, который продолжал в полном безразличии сидеть на краю плота.
Что же делать? Кроме голых досок, на которых мы стояли, на плоту не было ничего, чем бы можно было грести. Ждать, когда нас возьмут на буксир или когда прибьет к мели? Но сейчас быстро темнеет, и через полчаса с берега нас уже не будет видно. А за ночь нас унесет километров за сто к Астрахани, и, кто знает, что еще может случиться впереди.
Пока я размышлял над создавшимся положением, Логинов обошел плот вокруг по краям и остановился невдалеке от меня, спокойно, словно ожидая приказа.
Я присел на баул и стал рассматривать доски. Если бы оторвать хотя одну, все же можно было бы иметь в руках нечто похожее на весло. Но как это сделать? Толстенные, накрепко сбитые доски скреплены огромными железными крючьями. Сколько ни трудись — не оторвешь.
— Слушай, ты, шофер, — вдруг сказал Логинов, — поди-ка сюда. Ты чего там киснешь!
Шофер оглянулся и нехотя поднялся на ноги. Это был высокий, худой как жердь парень, одетый в замасленный комбинезон. Небритое лицо его посинело от холода. Он стоял, понуро опустив плечи, и, видно, еще не пришел в себя после потрясения.
— Оружие есть? — спросил Логинов.
— Нет, — хмуро ответил шофер, — ко дну пошло.
— Ну, там из него раки стрелять будут, — усмехнулся Логинов. — А как же ты теперь к берегу добираться будешь? А, шофер?
Шофер пожал плечами и хмуро взглянул на меня, словно это зависело от моего приказа. Но я молчал, думал до боли в висках и ничего не мог придумать. Однако та уверенность, с какой Логинов двигался по плоту, невольно вселяла в меня надежду — теперь я начинал верить в то, что он действительно плавал на плотах. Уж очень привычно ступали его босые ноги по скользким доскам, и в движениях было нечто уверенное.
— Что, Логинов, — сказал я как можно более весело, — ты же как будто плоты гонял по Печоре!… Ну вот, покажи свое искусство…
Логинов, прищурившись, взглянул на меня и двинулся вдоль края плота, с силой топая ногами. Я наблюдал за ним, стараясь понять, что он хочет делать. Плот разорвало неровно, одни доски были длинные, другие короче. Логинов внимательно изучал что-то, а потом подошел ко мне.
— Будем грести досками, — сказал он.
— Ну а как же их отломить? — спросил я.
— Отломить — отломим! — спокойно ответил он. — Вот эту — с краю!… И вот эту — в центре. Они метров по пять будут… Как, подойдет?
— Подойдет, — сказал я, еще не понимая, каким же образом он сможет их отломить.
— Так. Можно отделять?
— Можно.
Логинов подошел к доске там, где она была наглухо прибита толстым штырем к бревну, и дал длинную очередь. Полетели щепки. Через несколько секунд доска уже лежала на плоту. Таким же образом мы получили и второе весло.
— Ну, шофер, давай рули. Спускай доску сзади да держи крепче. А я буду загребать влево.
Шофер повиновался и опустил доску ребром в воду, стоя в конце плота. Логинов примостился с левой стороны и принялся орудовать своей доской как веслом. Доска была тяжелая и все время скользила. Я решил прийти ему на помощь, но Логинов сухо отказался:
— Вы, товарищ командир, мне не мешайте. Я человек привычный — сам справлюсь… Эй, шофер! Держи правее!… Еще правее!… Больше, больше налегай!…
Шофер животом лег на доску, которая так и рвалась у него из рук. Я бросился на помощь к нему, и вдвоем мы кое-как справились. Плот медленно повернул к берегу. Мы вышли из быстрины и попали в тихое течение, с которым было уже гораздо легче сладить.
Вдруг шофер взглянул вдаль и дернулся, словно хотел бежать.
— Горит!…
Я посмотрел туда, куда он показывал, и чуть не выпустил доску, — она больно ударила меня по подбородку. То, что я увидел, было действительно страшно.
По реке широкой полосой, почти от берега и до берега, на нас быстро надвигалось яркое, красное пламя, чадящее черным едким дымом. Я вспомнил про баржи с нефтью, которые прошли на Саратов, очевидно, их разбомбило, и горящая нефть растеклась по Волге.
— Греби быстрее, товарищи! — крикнул я.
Теперь, когда плот повернулся к берегу, вторая доска тоже могла выполнить роль весла. Мы поставили ее с правого борта и работали изо всех сил.
Но плот все-таки был слишком тяжел, а мы уже были изнурены. Берег приближался, но гораздо медленнее, чем пламя.
Логинов греб, сильно и равномерно взмахивая своим веслом. Он делал свое дело гораздо искуснее нас с шофером. Видя, как нам трудно, он начал считать, чтобы придать движению какой-то ритм. Но наша доска все время скользила вниз, и мы за ним не успевали.
До берега оставалось еще метров двести. Я решил привязать баул с документами ремнем к доске, и пусть Логинов бросается с ним в воду. Документы должны быть спасены во что бы то ни стало. А мы с шофером привяжем себя к другой доске и тоже попробуем спастись вплавь.
Но тут я вспомнил о полковнике и на несколько секунд оторвался от весла, чтобы посмотреть, жив ли он? Полковник при моем прикосновении шевельнул головой, приоткрыл глаза и что-то пробормотал. Это сразу же сорвало все мои планы. Я не мог оставить его в огне. Пусть плывут Логинов и шофер, а я останусь. Но когда я сказал об этом шоферу, тот испуганно затряс головой — он не умел плавать. Таким образом, плот мог покинуть только один Логинов.
Я приказал ему быстро привязать баул к доске и плыть с ним к берегу. Но тут опять произошло нечто такое, чего я не ожидал. Логинов упрямо взглянул на меня.
— Товарищ командир, и я не поплыву! — тихо сказал он.
— Почему? — закричал я. — Плыви, я приказываю!…
— Потому что вы без меня погибнете.
— Я приказываю спасти документы!…
Логинов стоял, вцепившись в доску, лицо его было бледным.
— Товарищ командир, подумайте, что вы говорите! Самое худшее — документы сгорят или утонут. Они ведь не попадут к противнику. А мы сможем спасти жизнь полковнику…
— Мы будем грести без тебя, — настаивал я.
Он покачал головой:
— Без меня не справитесь.
Несколько мгновений мы стояли, в упор глядя друг другу в глаза. Я, конечно, мог бы схватить автомат и силой заставить его выполнить приказание. Но ведь не от трусости он поступал так, а от великого мужества, какого я в нем и не подозревал.
Я повернулся и пошел к своему веслу. Шофер, казалось, терял последние силы. Он едва держался на ногах и несколько раз чуть не упал в воду. Было самое время сменить его.
Я перенес баул на середину плота, который был шагов пять в длину и шесть в ширину. Если принять во внимание неровно обломанные доски, то он представлял собой неправильный четырехугольник. Полковника я подвинул к середине, а рядом с ним положил баул. И вдруг впервые в жизни я подумал о том, что могу погибнуть. Ведь со мной погибнет и пакет. Куда его деть? Если бы Логинов поплыл к берегу, пакет можно было бы отдать ему. Но теперь?…
Мне казалось, что мы попали в какой-то проклятый заколдованный круг. Жизнь каждого из нас зависела от другого, а жизнь полковника — от всех нас. Говорят, у людей есть второе дыхание. Я не знаю, правда ли это. Но вот откуда у нас взялись силы управляться с тяжелыми досками, мне до сих пор непонятно.
До берега оставалось каких-нибудь сто метров, когда огонь догнал наш плот. Сначала он протянулся к нам длинным и узким клином. Нам даже показалось, что мы можем от него уйти. Но через минуту мы были уже со всех сторон окружены пляшущими языками пламени. Если бы кто-нибудь до войны сказал мне о том, что Волга может гореть, я бы счел этого человека, мягко говоря, фантазером. Бывают же такие люди — с богатым воображением. Но это была не фантазия, а правда, и мы были уже совсем на краю гибели.
