В воздухе над городом, смещаясь в сторону аэродрома, завязался воздушный бой. Воздушная карусель истребителей — завораживающее зрелище. Одни сражаются на виражах, другие пытаются использовать высоту, сплошной гул и рев моторов, трассы пулеметных очередей, дымовые шлейфы и огненные факелы…
Внизу под крыльями — город, за воздушным боем наблюдают войска, горожане, и среди них — семьи летчиков. Именно они больше всех переживают за это воздушное сражение, обливаясь слезами за мужей, за отцов семейств.
Вот «миг» зашел в хвост «мессу», и огненные трассы прошивают тонкий фюзеляж вражеского истребителя. Он пытается ускользнуть — делает горку, входит в разворот… Но нет, не уйти ему — сверху на него сваливается еще один «миг» и тоже открывает огонь. «Мессер» задымился, вспыхнул и пошел к земле, из него выбрасывается пилот и спасается на парашюте — на земле его уже поджидают. В следующую секунду «миг», который атаковал «месса», сам попал под огонь двух вражеских истребителей, перехвативших его при выходе из атаки пулеметно-пушечным огнем…
Всю эту карусель воздушного боя наблюдали с аэродрома и наши техники, они прекрасно видели и переживали нависшую над нашим летчиком опасность, пытались кричать, предупреждая его. Но это был идущий из глубины души крик бессильной злости и боли за судьбу своих летчиков, который не мог быть услышан — не было радиосвязи, не было управления боем ни с земли, ни в воздухе.
Летчик, увлекшись атакой, не заметил стервятников, у него еще не были привиты навыки осмотрительности, чувство смертельной опасности в воздушном бою. Он не предпринял никаких действий, чтобы выйти из-под удара, и теперь было уже поздно что-либо сделать… «Миг» покачнулся, еще немного неуверенно пролетел по горизонту, затем, накренившись, пошел на снижение, будто пытаясь произвести посадку. Видимо, летчик был ранен и пытался спасти самолет и себя, но силы и жизнь его оставили, неуправляемый самолет, не выходя из пикирования, скрылся за холмами севернее города, а затем раздался взрыв и поднялся столб черного дыма с пламенем…
Когда часть «мигов» связала боем «мессершмиттов», «юнкерсы» остались без прикрытия и на полном газу поспешили уйти на свою территорию. Воспользовавшись этим, остальные «миги» атаковали бомберов, что привело к нарушению их боевого порядка и огневого взаимодействия. От группы откололись отдельные звенья и самолеты, которых стали преследовать наши истребители.
Поначалу атаки нашего звена на бомбардировщики были недостаточно эффективны, их стрелки оказывали ожесточенное сопротивление. Тогда мы по команде Ивачева подошли ближе и предприняли одновременную атаку всем звеном, открыв огонь со всех огневых точек. Враг дрогнул, не выдержал натиска и рассыпался, каждый «юнкерс» спасался как мог. В это время появилась четверка немецких истребителей и набросилась на наши «миги». Мне и Матвею Хмельницкому пришлось отказаться от дальнейшего боя с бомберами и отбиваться от наседавших «мессов», стараясь не потерять взаимодействие и не ввязываться в бой, имея главную задачу прикрыть командира и обеспечить ему бой с «юнкерсом».
Бомбардировщик снизился до бреющего полета, пытаясь уклониться от огня Ивачева. Его стрелок, видимо, был убит — он прекратил огонь, пулеметные стволы торчали вверх. Константин Ивачев продолжал преследование, ведя непрерывный огонь. Фашистский летчик предпринимал последние усилия, чтобы перетянуть через Прут, но в этот момент командир подошел вплотную и дал еще одну очередь. «Юнкерс» задымился и рухнул на землю в районе Унгены, раздался взрыв, и столб черного дыма потянулся вверх. Мы присоединились к своему командиру, чтобы уже звеном сразиться с «мессерами», но вражеские истребители, не приняв боя, ушли на свою территорию.
Сбитый самолет был записан на счет нашего замкомэска старшего лейтенанта Константина Ивачева, который внес основную лепту в воздушный бой и сразил «юнкерса». В этом воздушном бою летчиком 1-й эскадрильи младшим лейтенантом Иваном Макаровым был сбит еще один «юнкерс». Когда наше звено возвращалось на свой аэродром, воздушный бой с «мессерами» уже закончился, все уцелевшие «миги» пошли на посадку. Среди них не было самолета младшего лейтенанта Сурова. Это именно он, двадцатилетний туляк Александр Суров, в своем третьем и последнем воздушном бою в небе Молдавии сразил «месса» и, получив на выходе из атаки смертельное ранение, упал за железной дорогой среди холмов.
Гитлеровский летчик приземлился на парашюте и оказался в плену. Это был опытный пилот, участвовавший в боях над Западной Европой. На допросе вел себя высокомерно и чванливо. Фашистская пропаганда воспитала его в духе господства арийской расы, но его миссия на востоке закончилась на первом вылете.
Отдых был недолгим. После заправки самолетов горючим и пополнения боекомплекта комэск Барышников поставил Константину Ивачеву очередную задачу на воздушную разведку вражеских войск. Ведомым летчиком был назначен я. Ивачев обговорил со мной маршрут полета, порядок ведения разведки и действия на случай встречи с истребителями противника, и мы подняли в воздух свои «миги».
Убрав шасси, взяли курс к реке Прут, к границе — цели разведки. По маршруту набрали заданную высоту и вскоре заметили, как среди лесистых зарослей поблескивает на солнце довольно полноводная и широкая река, по которой проходит линия фронта. С ходу пересекаем ее.
В голове еще не укладывается этот термин — линия фронта! Углубляемся на территорию противника, затем делаем разворот и идем вдоль шоссейных дорог. Возвратившись на Прут, повернули на север вдоль реки. Мне, как ведомому, больше приходилось наблюдать за воздухом, не упуская из вида своего ведущего. Сомкнутый строй пары стеснял маневр и наблюдение, но любопытство заставляло бросать взгляд на землю, где пришлось впервые наблюдать за немецко-румынскими войсками. Конечно, мы не могли различить, что вот это немцы, а это румыны, но знали — это враг единый, он сосредотачивался по балкам, кустарникам, по обочинам дорог и просто на полях, принимая меры к маскировке. Пришлось увидеть и огонь зенитной артиллерии, разрывы снарядов, которые на первый взгляд не так уж были и страшны, пока в дальнейшем не пришлось убедиться в обратном. В результате проведенной разведки было много увидено, но не все было ясно и понятно, над чем пришлось поразмыслить после посадки. В конце полета спикировали на одно из скоплений войск и обстреляли пулеметным огнем.
Не успели мы произвести посадку на аэродроме, а авиамеханики дозаправить самолеты горючим и пополнить боекомплект, как снова последовала команда на вылет. На этот раз предстояло пройти «крещение» штурмовкой вражеской автоколонны в том же районе, где мы только что вели воздушную разведку. На задание ушла вся наша девятка «мигов» во главе с Барышниковым.
Испытав не слишком высокое удовольствие и получив массу острых ощущений при атаке наземных войск противника, мы сделали вывод, что это один из самых сложных видов боевых заданий, когда в момент пикирования навстречу летят огненные трассы зенитного огня, когда верхняя полусфера остается открытой и истребители противника в любую минуту могут свалиться тебе на голову. Вот здесь-то и испытываются нервы летчика, его выдержка, стойкость и вера в победу, а для того, чтобы обезопасить себя от вражеских истребителей, нужно думать о выделении группы прикрытия.
Эскадрилье удалось подойти скрытно и атаковать колонну транспорта противника внезапно. Сделав по два-три захода и израсходовав боекомплект, летчики вышли из боя. Однако на втором заходе вражеская зенитка открыла огонь, на ее подавление не оставалось ни времени, ни боеприпасов. Имелись пробоины в некоторых самолетах, оказался поврежденным и мой «миг», получивший пулевые попадания в мотор и хвостовое оперение. Для первого раза результаты штурмового удара были вполне удовлетворительные, пулеметным огнем было сожжено, повреждено и выведено из строя несколько автомашин с живой силой и боеприпасами.
К исходу дня последовал еще один налет «юнкерсов», прикрываемых истребителями, бомбежке подверглось летное поле и стоянки самолетов. К этому времени экипажи 1-й эскадрильи покинули Сингурены, после выполнения задания приземлившись на лагерном аэродроме Семеновка. Персонал 2-й эскадрильи, возвратившейся после штурмовки вражеских войск, занимался устранением повреждений и неисправностей, дозаправлял самолеты, и поэтому в воздух летчики подняться не смогли.
От бомбового удара пострадало в основном летное поле, которое было добротно перепахано и превращено в сплошные воронки. Осколком бомбы был изуродован элерон на моем «миге». Аэродромная команда после предыдущих налетов приводила летное поле в пригодное для взлета и посадки состояние, но теперь восстановительные работы больше не велись.
