Вот они — окопы японцев. Любопытно посмотреть. Держа автоматы наготове, ходим по окопам, знакомимся. Они неглубоки, открыты для стрельбы сидя.
Вокруг валяются стреляные гильзы, ядовито-зеленые одеяла, лопаты, полотняные мешочки из-под галет. Поднимаемся выше. Здесь уже видны следы работы «катюш», артиллерии, танков. Развороченные окопы, выгоревшая трава, окровавленные бинты и... трупы. Маленькие такие, в мундирах и каскетках цвета хаки, словно раскиданные какой-то неуемной гигантской силой по неглубоким ходам сообщения, полузасыпанным окопам или просто по опаленной огнем траве.
Один из наших танков подбит. Он стоит со спущенной гусеницей, у кормы двое танкистов, сидя на корточках, курят.
— Все живы? — спрашивает танкистов Алексей.
— Все, — как-то уж очень равнодушно отвечает один из танкистов. — Палец в гусенице перебило. Сейчас натянем и догоним.
Танки уходят все дальше по лощине, за ними ползут самоходки, покачивая огромными хоботами орудий. Следом идем мы небольшими группками. За нами также группками тянутся артиллеристы наблюдательных пунктов гаубичного дивизиона.
Где-то среди них и мой старый приятель Саша Маслов. Сегодня я видел его.
Утро следующего дня встречаем уже в горах Большого Хинганского хребта. Серпантином вьется дорога, высеченная в скалах. Слева — крутой срез, похожий на стенку эскарпа, справа в двух метрах от колес наших грузовиков — пропасть. Чем выше поднимаемся, тем глубже и глубже становятся эти пропасти, словно набитые голубоватым рыхлым туманом. Движемся днем и ночью. От главных сил корпуса оторвались далеко. Радиосвязи с ним нет, и командир передового отряда решает все вопросы самостоятельно. Это нам известно из разговора командира батальона с лейтенантом Гусевым.
Машины натужно воют моторами: сказывается разреженный воздух. Движемся со скоростью километров десять в час. Танкам и самоходкам, наверное, еще тяжелее. Нет воды. На остановках ищем горные ручейки, но, поди узнай, где они бегут, если ни один не пересекает дорогу. Жарко, как в Монголии. Когда начинается очередной зигзаг проклятого серпантина, видим разведчиков на мотоциклах и бронетранспортерах. Напрямую они километрах в двух от нас, но между нами примерно такой же глубины ущелье.
Третью или четвертую ночь подряд не отдыхаем. Особенно достается водителям, сутками сидящим за рулем.
Около полудня колонна внезапно останавливается: впереди раздаются выстрелы, стихают, раздаются опять. Ясно, японцы!
— На дороге японский дот — ползет слух по колонне.
— Да, они должны находиться именно здесь, — говорит командир взвода, глядя на карту.
Положеньице. Даже пушку не развернуть. Над нами идут самолеты. Чьи? Мы — как на ладошке. Бей с бреющего вдоль колонны. Укрыться негде, а автоматом много не сделаешь.
Но нет, это наши. Бомбардировщики в сопровождении истребителей идут на восток.
А впереди обстановка усложняется. Когда разведчики на бронетранспортерах попытались подавить пулемет в доте, оттуда ответили выстрелами из пушки. По звукам выстрелов определяем, что в доте находится орудие малого калибра, не больше сорока пяти миллиметров.
По колонне подается команда: «Пропустить тяжелую самоходку».
Как пропустить? Где она пройдет? Ей нужно не менее трех метров проезжей части. Чтобы выкроить эти три метра, нам нужно поставить машины на самый край обрыва.
— К машинам! — командует комбат. — Откатить их на руках к обрыву!
Он прав. Ни один даже самый опытный водитель, сидя в кабине, не сдаст назад без риска опрокинуться в пропасть.
Едва успеваем откатить машины и поставить их в каких-либо пяти сантиметрах от края ущелья, как раздается гул двигателя. Это идет СУ-152. Она уже обошла танкистов, «катюши», приближается к нам. Горячий, покрытый рыжей пылью корпус проползает буквально в десяти сантиметрах от бортов машин. Какой же все-таки мастер ведет эту многотонную махину!
— Вот так легонько зацепит на повороте, — невесело шутит наш водитель, — и костей не соберешь.
— Да замолчи ты, — неожиданно зло одергивает его Сивков, — нашел время шуточки шутить.
Вот самоходка проползает и мимо нас. Не без тайного страха, настороженно смотрим на ее огромный, невольно внушающий робость корпус: а вдруг и в самом деле механик малость довернет. Тогда что, а? Думать и то жутковато.
Но нет, все обходится. Обдав на прощанье густым облаком дыма, самоходка движется дальше. Мы видим лишь ее мелко подрагивающую огромную бронированную корму. Топчий подбегает к корме самоходки, упирается в нее руками.
— Ну, ну, давай, хлопче, давай. Ще трошки, ще!
Самоходка удаляется, Топчий стоит посреди дороги, смотрит ей вслед, потом говорит:
— Дывыться, ось як вин вдарить!
Самоходка «вдарила». Но не сразу. Ей пришлось еще добрый десяток минут протискиваться между скалой и машинами, чтобы выйти один на один с дотом. Слышим выстрел, кажущийся громовым на перевале, потом второй, третий. Что там? Пока неизвестно.
Но вот все мы занимаем места в кузове и колонна начинает движение. Ясно: доту крышка!
Через несколько минут приближаемся к доту. Он небольшой. Скорее, это капонир с пулеметом и пушкой. Амбразура его разворочена. Клюнув носом в землю, навсегда замерла тридцатисемимиллиметровая пушка в в шаровой установке.
— Нашли из чего стрелять, — презрительно бросает Куклев. — И это — по нашим самоходкам!
Невольно соглашаюсь с ним. Да, не такие калибры нужны, чтобы тягаться с нашими СУ-152!
Из приземистого железобетонного сооружения, втиснутого под основание скалы, струится синий дым, почти на самой дороге, под колесами машин валяются осколки бетона.
А самоходка? Вот она, метрах в двадцати за дотом. Стоит на самой кромке дороги, уступая ее нам. Экипажа не видно. Значит, ребята не вылезают из машины, не спускают глаз с серпантина.
Подниматься в горы становится еще труднее. Да, недурное местечко выбрали самураи, чтобы поставить дот. Здесь не только танки и машины, даже хорошо тренированные люди и то должны перевести дух, чтобы сделать следующий шаг.
Неожиданно колонна вновь останавливается: впереди взорван мост через горную речушку. Танки и бронетранспортеры пройдут, а вот нам... — К машинам!
Спрыгиваем на землю, держа автоматы в руках, бежим к мосту. Он невелик, но взрыв разметал бревна, камни, доски. Все это стаскиваем обратно, делаем гать. Благо речушка не из больших и не тащит все это вниз, в ущелье. А вода в ней — зубы ломит. Пьем вдоволь, наливаем во фляжки, про запас.
Первой по гати осторожно проходят машины противотанкового дивизиона. За ними двигаемся мы. Бакланов ведет машину точно по следу предыдущей. От напряжения он вспотел, огромные, кажущиеся пудовыми ладони крепко сжимают баранку, крохотные глазки под выгоревшими бровями впились в непрочную гать.
Снова в пути. После работы неплохо бы и пообедать, тем более что противник продолжает отходить.
В течение дня японцы еще несколько раз пытаются задержать нас в теснинах, но, сбиваемые мощными ударами с ходу, откатываются все дальше на восток.
Сознавая свою огромную силу, втайне надеемся, что война здесь может закончиться быстро, ведь продвигаемся почти не встречая сколько-нибудь (по сравнению с западом) серьезного сопротивления.
Не знаем, как на других фронтах, а у нас дела идут успешно, находимся где-то в самом центре Холун-Аршанского укрепленного района, на который японцы возлагали большие надежды, называя его замком на воротах в центральную Маньчжурию.
Дорога все тянется и тянется вверх, дышать становится все труднее и труднее. Расстегиваем воротнички, но это мало помогает. Командир взвода говорит, что скоро подъем кончится, мы уже где-то вблизи перевалов через Хинган. Из радиаторов валит пар, как из кухонь. Шоферы доливают воду, но она вскоре закипает вновь.
Ближе к вечеру внезапно во фланг колонну передового отряда атакуют японцы. Они показываются из седловины между двумя цепями горных вершин. И как раз тогда, когда мимо лощины проходят наш стрелковый батальон и гаубичные батареи. Момент выбран удачно: ведь не кинулись же они на танки.
— Дивизион, к бою!
Огневики спрыгивают с машин, отцепляют гаубицы, разворачивают их на дороге, упирая сошники в откосы неглубоких канав.
— Огонь! — слышится чей-то голос, и в мгновение ока все окрест наполняется грохотом. Снаряды со свистом, скорее напоминающим визг, уносятся в лощину и рвутся на наших глазах среди маленьких, кажущихся темными фигурок.
А фигурки все движутся. Цепями, одна за другой. Вот они бегут. На солнце сверкают широкие штыки винтовок, клинки в руках офицеров. Под прикрытием огня гаубичного дивизиона мы занимаем боевой порядок, но пока не стреляем, ждем, когда противник подойдет ближе. Да подойдет ли? Неужели прорвется через огонь гаубиц на прямой наводке?
