— Да, — продолжал чернобородый, — это хорошо.
Коста молодец! Правда — он не нага. Он славный парень, но заблудился в дороге. Нам чужды его способы борьбы, но мы не откажемся от его помощи, как не отказались от вашей.
Он помолчал и спустя минуту остановил лошадь.
— Вот что, — сказал он, — у меня есть в таком случае одна мысль. Дайте огня, — приказал он спутникам.
Один из верховых вытащил из-за пазухи свечу и зажег ее, прикрывая от ветра шляпой. Чернобородый вынул из сумки смятый лист бумаги и зачертил карандашом.
— Вот, — сказал он, окончив и передавая Гемме, — вы поскачете сейчас назад и передадите ему это. До рассвета вы успеете добраться до города. Один из наших проводит вас до городских ворот.
— Вы гоните меня? — тревожно спросила Гемма.
— Вздор. Не болтайте глупостей, — обрезал он, — вы хотите принести пользу, так подчиняйтесь приказу. Вы гораздо больше сделаете для нашего дела, если поедете с этим, чем если будете болтаться здесь и смотреть на хвост моей кобылы. Отправляйтесь!
Гемма сунула записку в карман.
— Хорошо! Я обещала слушаться. Возвращайтесь скорей. Мы приготовим вам торжественную встречу.
Она поднесла руку к козырьку и ударила лошадь хлыстом.
Влажная от предрассветной росы дорога ринулась ей навстречу.
Глава двадцать третья
УДАР РЕЖИССЕРА
Господин Аткин с тревогой спускался в шлюпку, колыхавшуюся под трапом транспорта.
Неожиданный вызов к сэру Чарльзу среди ночи привел его сначала в состояние исступленного страха.
— А вдруг он хочет выбросить меня за борт? — щелкая зубами, спрашивал он командира транспорта, направляясь к трапу.
— Пустяки, — успокаивал офицер, — вряд ли. Если бы он хотел это сделать, он просто распорядился бы выкинуть вас с транспорта и не вызывал бы к себе. Неужели вы думаете, что сэр Чарльз сам возится с такими грязными делами.
— Спасибо, дорогой! Вы меня успокоили. Я тоже думаю, что этого не может быть после того, как он был так добр, что освободил меня из узилища. Но зачем?
С этим недоуменным вопросом господин Аткин уселся на сыроватую банку вельбота и так и оставался в недоумении вплоть до того момента, как был введен в каюту лорда Орпингтона вахтенным мичманом.
— Потрудитесь подождать здесь, — сказал мичман, — сэр Чарльз сейчас на заседании военного совета. Я доложу ему о вашем приезде.
Упоминание о военном совете снова взволновало бывшего президента. Он слыхал сквозь сон рожки, игравшие сигналы после полуночи, и проснулся от грохота залпа и от того, что Софи, — в испуге прибежавшая из каюты баронета Осборна, где она беспечно обманывала своего старого возлюбленного с женихом его дочери, — трясла его за плечо. Господин Аткин с неудовольствием открыл глаза, но по бледности подруги убедился, что произошло нечто серьезное.
Одевшись, он направился на палубу и пытался разузнать что-нибудь у офицеров, но они были немы как рыбы, и президент тщетно томился любопытством, пока не получил приказа немедленно явиться к сэру Чарльзу.
Мичман ушел. Оставшись один, господин Аткин прошелся несколько раз взад и вперед по каюте, разглядывая развешанные по стенам гравюры, изображавшие отдельные моменты Трафальгарского боя.
Подходя к одной из них, на которой, лежа на руках плачущих матросов, умирал Нельсон, господин Аткин заметил на полу смятую бумажонку. Глаза его заискрились, он оглянулся, схватил ее, как коршун цыпленка, расправил на ладони, прочел и весело подмигнул:
— А, павлина доконали окончательно. Он уселся в галошу вместе с усами и своими пушками. Хотя этот Коста и сплошной мерзавец, но прекрасный политик. Учтем этот документик с коммерческой стороны. Теперь я начинаю понимать, зачем я ему понадобился в такую рань. Что же, побеседуем.
Он услыхал шаги в приемной каюты и, швырнув бумажку на прежнее место, сел с монашеским смирением на кончик стула.
Сэр Чарльз остановился в дверях и сказал сопровождающему офицеру:
— Попросите адмирала Кроузона ускорить разведение паров. Нужно же убраться из этой керосиновой ванны. Тут нечем дышать.
Господин Аткин вскочил и кашлянул.
— А, это вы? — заметил пренебрежительно сэр Чарльз, не принимая протянутой руки бывшего президента, — почему вы так копались? Я ждал вас полчаса.
Господин Аткин ласково и виновато улыбнулся.
— Садитесь, — сказал лорд Орпингтон, — мне нужно с вами поговорить. Но предупреждаю, если хоть одно слово нашего разговора выйдет за пределы моей каюты, вы будете болтаться на мачте «Беззастенчивого». Я больше не шучу.
Господин Аткин склонил голову.
— Сэр, — ответил он, — моя долголетняя политическая жизнь в рядах демократии приучила меня к конспирации.
— Заткнитесь, — оборвал сэр Чарльз, — я не нуждаюсь в ваших репликах. Извольте слушать, а не разговаривать. Я обманулся в Максимилиане. Он оказался неблагодарным негодяем. Вернее, он оказался игрушкой в руках своей супруги, этой нахальной девчонки, бежавшей о «Аметиста», и бессовестного шулера — первого министра.
— Простите, сэр, если я рискну вас перебить, — сказал президент Аткин, — вы говорите, супруга Максимилиана нахальная девчонка? Но я знаю, что его супруга старая развратная баба, которая прибрала его к рукам и, пользуясь его титулом, совершила ряд преступных деяний. Она второй год сидит в каторжной тюрьме за аферу с бриллиантами.
— Теперь я понимаю, почему он говорил мне, что не может жениться, когда я настаивал на этом, — промолвил с горечью сэр Чарльз, — это только подтверждает мое мнение о нем как о последнем негодяе.
— Кроме того, вы упомянули, милорд, также о первом министре. Вам, вероятно, неизвестно, что этот герцог и один из господ Кантариди, которые совершили с вами преступную сделку на продажу промыслов, — одно и то же лицо.
— Вот как? А вы знали об этом все время? — сказал сэр Чарльз, вставая, и усы его ощетинились.
Господин Аткин затрепетал и поник головой.
— Счастье ваше, — прошипел лорд Орпингтон, — что вы нужны мне, иначе я приказал бы матросам немедленно утопить вас в той нефтяной луже, в которую этот ваш достойный приятель превратил рейд. Мне было бы очень приятно посмотреть, как дрыгнули бы в воздухе ваши пятки. Но я успею еще доставить себе это удовольствие, если только вы не окажетесь достаточно благоразумным, чтобы хоть раз в жизни честно выполнить поручение.
— Я готов, сэр, — поклонился трепещущий Аткин.
Сэр Чарльз опять сел и положил ногу на ногу.
— Все очень просто, — начал он. — Сегодня я получил от короля неслыханное оскорбление. Мне передана радиограмма за подписью главы правительства, которой я не могу подыскать подходящего названия…
— Можно узнать, какая именно? — смиренно осведомился господин Аткин, и живот его заколыхался от внутреннего смеха.
— Незачем, — вспыхнул сэр Чарльз, — вас это не касается, — он оглянулся, поднял с пола смятую бумажку и сунул ее в карман, не заметив предательской улыбки, обнажившей зубы отставного президента.
— Словом, после этой радиограммы я не намерен ни минуты больше терпеть дальнейшего издевательства разбойничьей шайки надо мной и над моим великим монархом, которого я представляю здесь. С Максимилианом должно быть покончено в ближайшие два дня, и я поручаю это вам. Если вы это сделаете, я обещаю вам свое покровительство в Наутилии, высокое положение в нашем свете и благосклонность его величества. Если нет — мне не приходится повторять, что вас ожидает.
— Но что же именно можно сделать, сэр? — спросил побледневший Аткин. — Вы, простите меня за дерзость, сделали большую оплошность, уничтожив республиканский строй, искренне расположенный к вам и к особе вашего повелителя и нашего высокого друга. Совершить новый переворот не так просто, учитывая большую популярность, которой пользуется Максимилиан в среде наших капитанов и различных подонков и отребьев населения. Чем можно привлечь их на нашу сторону?
Сэр Чарльз молчал. Господин Аткин осмелился повторить вопрос.
— Видите ли, милостивый государь, — наконец заговорил лорд Орпингтон, — я думаю, поздно разговаривать об ошибках. Но есть еще выход. Когда я отправлялся в это проклятое плавание, его величество удостоил меня секретной запиской, в которой он излагал мне свои планы. Среди его предначертаний имелся совет: выяснить, как относится население Итля к возможности присоединения страны к государственному организму моей родины, на условиях той автономии, которой пользуются все колонии Наутилии и которая предоставляет им исключительно широкую свободу. Вот об этом плане я и хочу знать ваше мнение.
Господин Аткин задумался. Мозг его заработал с лихорадочной быстротой, и он мысленным взором проник в будущее. Ему представилась жизнь в Наутилии, блестящее положение при величайшем дворе и связанные с ним возможности, и он даже облизнул губы.
