Под кроватью, за печкой собирает патроны.
— Запастись не мешает. Если от своих оторвусь, где-нибудь в канаве залягу постреливать, пока не подойдут. У другого всего десять патронов.
Полиция. Большой стол. Окурки. Полицаи мальчишки и немолодые. Френчи синие. Кто в форменных галифе, в ботинках. Фуражки с синими и зелеными околышами. Приехали из Антоновки. Бегут смотреть коней. Спорят: серый или гнедой лучше. Предлагают менять на своих.
— Что вы, хлопцы! Да они не годятся. Десять километров пробежит и ляжет. Гнедая на ноги подбитая. Два месяца стояла. Только взял. Вы лучше у эвакуированных выменяйте. Там добыча есть пока.
— Не имеем права.
Полицай Николай Яремчук стоял на крыльце.
На нем все щегольски. Такой же, как у других, ладно пригнанный к маленькой фигуре френч. Черные брюки. Низкие мягкие сапоги. На воротнике — оранжевые петлицы, на них две белые полоски.
— Паршивая работа. На ночь надо ехать. Там в лесу побешкетувалы.
— Ты б ночью не сидел в лесу.
— Вшистко едно!
Стоят сухие ясные дни. Утром туман. Все в паутине. На каждой сухой травинке, на репейниках, на комьях земли. Если смотреть против солнца — вспаханная земля кажется не черной, а колеблющейся, серебристой. От колеи до кромки протянулись десятки паутин. Утром на всех капли воды — тогда больно смотреть.
29 октября 1943 г.Из Первомайска вернулась Марфа Бажатарник — тетка арестованного за листовки Николая. Встретил:
— Считайте, что нет Коли. Как я посмотрела на то СД, так если он жив, лучше б умер скорее.
Показали мне в Первомайском люди, куда там близко не подпускают, то СД. Арестованные дорогу метут. А мимо не пройди. И ни русских, ни украинцев там не видно. Все эвакуированные из кавказцев каких-то. Ему одно слово десять раз повторяй. Зверюка зверюкой. Один русский нашелся. Подошла я к нему, рассказала: сын, мол, тут. Там сарай кирпичный во дворе. Пять дверей железных. Только в каждой окошечко маленькое — всего и света и повитря. А люди говорят, из близких тут: «Там их, как селедок, как спичек в пачке. Столько загонят — сколько можно. Ни сидеть, ни лежать там негде. Каждую ночь почти по три машины увозят. А всей еды — двести граммов просяного хлеба на сутки да стакан воды».
Конюхи при «учреждении» рассказывают:
— Ой, тетю, что здесь творится! Кого убивать должны — целый день бьют. Потом в яр вывозят в одних сорочках. Заставляют яму копать. Те копают, а эти их бьют. Шомпола колючей проволокой обмотают и секут. Только остановятся когда — мясо с той проволоки поснимать.
На ее глазах из одной камеры выпустили во двор. Все возрасты. Даже дети лет с пяти. Часовой сменился. Открыли двери трех камер. Один сказал через окошко:
— Нема его тут, тетка. Приходите завтра. В конторе, может, знают.
Билась к коменданту, к гебитскомиссару, пропуск туда больше не дают.
— Это роскошь, титко, сейчас ездить. Сейчас не до роскоши.
Дома упадет головою на стол, схватится за голову руками и плачет, как только зайдет речь о Николае. Ввалились чернотою глаза.
Бабка:
— Що ты робишь, Марфа? У тебя ж дите…
— А я обед ему оставляю. Приготовила. А потом спохватилась — кому ж оставляю я? Его, может, и живого нема. Страшно станет, за сердце схватит. И оставлять нема кому и испечь — нема його к обеду. И не застучить по ночи нихто в окно.
Тетка:
— Убивается Марфа. Це ж роботник був. Як горюе вин з ранку до ночи.
1 ноября 1943 г.Мария в четверг, 28-го, была в Галочьем. Сделала тридцать километров. Никого не спрашивая, нашла хату лесника… Лукерья (жена лесника) удивилась.
— Щось тебе привело?..
Врачи, мол, слышали: медикаменты тут есть. Весной сбросили.
Лукерья о партизанах:
— Вернулся их начальник. Федей зовут. Был у нас. Вы, может, слышали, ночью стрельба была. (Еще по дороге сторож из поселка Сергиевка: «Таке ночью робилось, я вже тикать зибрався».) Федя кинулся. Прислали, говорит, нам недавно новые автоматы. Ребята все попробовать хотели. Вот и попробовали.
2 ноября 1943 г.Сводка Информбюро от 27 октября (дойти опоздала). Тезисно: между Нижним Днепром и Азовским морем наши войска продолжают преследовать отступающего противника. За сутки продвинулись на десять — тридцать километров. Занято свыше девяноста населенных пунктов, в том числе крупные: Ново-Алексеевка. Станции Бурчак, Плодородная, Федоровка, Акимовка.
Упоминается Криворожское направление. В районе Витебска местные успешные бои. Полностью очищено шоссе Невель — Усвяты.
За день уничтожено или захвачено сорок два танка и сорок девять самолетов.
_____
По селам тревога. Два дня назад с совхозов «Затишок», «Черноводы», «Новостройка» погнали скот. В Колодистом были «эвакуированные» овцы. Погнали их, одновременно местную отару. Забрали двадцать коров — мясопоставка. По дороге большинство их разбрелось. Дядьки делали вид, что гонят. По нашему району увозят инвентарь немецкого выпуска. Из девятнадцати сепараторов района увезли семь. В нашем колхозе было три немецких свиковских плуга. Вчера отправили два, третий не нашли. Семьи всех немцев сосредотачивают в одно место — в Головановке. В Рыжевке совсем загорячился комендант. Набрал себе пшеницы из коморы. Потом коморник сделал вид, что ушел пить. Нахлынули бабы, иные приехали волами. Всю пшеницу разобрали. Бригадир помчался к коменданту.
Тот:
— А тебе что надо? Пшеницы? Получай.
Дал бумажку: «Выдать 1 центнер».
В субботу в Ладыженском районе вызвали в район сельское начальство. Предупредили, чтоб каждую минуту были готовы.
22 ноября 1943 г.Было тревожно. Не писал давно.
Сводка за 18-е.
Ловил долго. В убежище воробьином. Горит свеча. Л.: «Вот тут хорошо». Спокойно. Лежим на соломе. Холодновато. Недалеко крякают во сне утки. Вслушиваемся. Наконец сводка:
«За 18 ноября. Войска 1-го Украинского фронта, продолжая развивать наступление, в упорных двухдневных боях сломили сопротивление противника и к исходу дня 17 ноября овладели городом и железнодорожным узлом Коростень. В районе Житомира и Коростышева наши войска отбивали атаки крупных сил пехоты и танков противника. В ходе боев противник понес огромные потери людьми и материалом.
За день 17 ноября уничтожено семьдесят пять немецких танков, в воздушных боях и огнем зенитной артиллерии сбито тринадцать самолетов противника».
Читаются приказы в связи с занятием Коростеня и Речицы. Приветствует доблестные войска. Отмечает части и соединения. Особо отличившимся присвоено звание «Речицких». Приказы кончаются: «Вечная слава героям! Смерть немецким захватчикам!»
Тишина. Гул машин на Красной площади, двенадцать долгих залпов в наушниках.
_____
В Колодистом четыре дня уже приказывают свести коров на базарную площадь «для вызова». Никто не ведет. Тринадцатилетняя девчурка, рассказывая, смеется: «Забастовку роблять».
Через Ладыженскую ежедневно гонят овец. Тысячи. Одна в отаре с колокольчиком. Все крутятся около нее.
Полицаи стерегут ночью. Часто раздают: «Разве их кто сосчитает».
В Троянове долго стояли кабардинцы. Неделю назад тронулись. Без конца шли возы с будками, ехали арбы, двуколки. Маленький перерыв — опять (вид, как у татарских возов времени Батыя). Мужчины в бурках, кубанках (странно их тут увидеть), заезжали, покупали на прощанье водку.
Один к старику — кабардинцу:
— Дед, куда бог несет?
— Нэ знаю. Начальник знает.
Один заскочил, просил водки. Отнесли. Потом табаку.
— Еще этот табак не скурю, опять здесь будем.
_____
9-го у Л. Он не вернулся 6-го, 7-го послушать не пришлось. 8-го поймал, что 6-го взят Киев. На поле боя (в Пуще) — 15000 немецких трупов. Разбито 12 немецких дивизий.
9-го собрались. Поговорили больше о машинке. Решили на завтра. Окончательно.
Утром Усатый, возбужденный, в хатынку:
— Чрезвычайное заседание. Сейчас придет Связист.
— Что, провалился кто-нибудь?
Стало холодновато внутри.
— Нет. У нас на Кутку партизаны. Вечером пришли. Ночевали по хатам. Двое — в нашей. Надо решать, что делать. Я за то, чтоб уходить. Пусть заберут — и все.
— А Связист?
— Он считает так же. Ребята боевые. Мокрые все пришли, но боевые.
Вошла Мария. Рассказали. Она, помолчав:
— Рано или поздно это придется сделать. Идти так идти.
Усатый нервничал:
— Да где же он? Там могут хватиться. Подозревать могут.
Собрались уже уходить, но вернулись. Сидели вчетвером. К моей радости, Л. был настроен спокойнее. Решили разведать, встретиться, выяснить, не провокаторы ли. Добиться свидания с командиром. А пока срочно в Колодистое к унтер-офицеру[33].
