— Их там десятки, — сказал Гюнтер, подойдя к бистро и осмотрев стену.
— Правда?
Порта тоже перешел дорогу и посмотрел. Старик нетерпеливо передернулся.
— Можем мы идти?
— Я тебя не держу, — ответил Порта. — И вообще, кто приглашал тебя в это путешествие? Погоди минутку.
— Черт возьми! — Барселона нервозно оглянулся. — Куда теперь делся этот болван? И зачем только я в это ввязался? Почему мы не можем вести себя как остальные? Почему вечно ищем неприятностей?
— Откуда я знаю? — угрюмо ответил Старик.
— Почему никто не пойдет и не вытащит его? — недовольно сказал я, не испытывая желания делать это сам.
Появился самодовольно улыбающийся Порта.
— Я просто смотрел на местных женщин. — Озорно подмигнул Малышу. — Завтра вечером у кинотеатра на площади Клиши. Можешь мне позавидовать.
— Ублюдок! — машинально среагировал Малыш. — Наверняка не спросил, есть ли у нее подружка!
— Слушайте, идем мы или нет? — осведомился я.
— И что более важно, куда идем? — проворчал Старик.
— Сюда, — ответил Порта, ныряя под низкую арку. — За мной, мальчики, и держите рот на замке. Я осмотрел эту местность, можете положиться на своего дядю Порту… Пошли, Свен, не отставай! Помалкивай и держись поблизости.
Мы пошли за ним гуськом под низкую арку по узкой, грязной тропинке к ветхому сараю.
— Она здесь? — прошептал Барселона.
— Здесь, — подтвердил Порта.
Он достал фонарик и жестом подозвал нас.
— Идите, посмотрите!
Мы прижались носами к грязному окну. Грегор удивленно присвистнул.
— Черт возьми, не знал, что они могут вырастать до такого размера! Совсем как аэростат воздушного заграждения!
Малыш полез глубоко в карман и достал большой молоток.
— Прямо между глаз, — мечтательно сказал он. — Она свалится замертво. Даже ничего не почувствует.
— Не выходи из себя, — попросил Старик. — Вокруг люди спят. Ни к чему будить всю округу.
— Где вход в это место? — спросил Барселона.
— Вот здесь.
Порта подвел нас к двери — старой, массивной, петли которой не смазывали, видимо, целую вечность. Ночь огласилась скрипом. Где-то поблизости замяукал кот. Мы замерли, навострили слух и затаили дыхание. Никто не пришел выяснить, в чем дело. Кот пронесся мимо нас, и его мяуканье постепенно затихло вдали. Снова наступила тишина.
— Пошли!
Малыш первым вошел в хлев, держа молоток наготове. Мы осторожно последовали за ним. Неожиданно раздался звук множества жестяных банок, катящихся по лестнице. Малыш издал громкий вопль и принялся изрыгать любимые ругательства. Кто-то навел на него луч фонарика, и мы увидели, что он с ног до головы заляпан какой-то дурно пахнущей и отвратительно выглядящей грязью.
— Что случилось? — спросил я.
Малыш повернулся и заорал:
— Какая-то сволочь бросила здесь ведро с дерьмом!
От его пинка вредоносное ведро, теперь уже пустое, со стуком отлетело к дальней стене. Отскочило от нее, и Малыш вознамерился снова пнуть его изо всей силы. Мы хором закричали, чтобы он не шумел, но было уже поздно. Легионер выхватил револьвер и поспешил на улицу. Послышались тяжелые шаги.
— Wer da? Wer da?[132] — раздался голос с сильным саксонским акцентом.
— Черт возьми! — выкрикнул Малыш. — Какой-то треклятый саксонец!
Он пробежал мимо нас, поравнялся с Легионером, оттолкнул его локтем с пути и врезался в двух солдат с винтовками, шедших по узкому проходу. Малыш в бешенстве, покрытый дерьмом, мокрый и дурно пахнущий, представлял собой серьезную угрозу. Солдаты повалились, как кегли. В Легионере с его револьвером не было нужды. Порта, посмеиваясь, смотрел, как двое солдат валялись в густой грязи, а потом бросились прочь со всех ног, черные, неузнаваемые, оставив один оторванный воротник и две каски.
— Что дальше? — сухо спросил Старик.
Малыш схватил молоток и пошел обратно к хлеву. Вошел внутрь, а мы сгрудились у входа. Увидели, как молоток мелькнул в темноте. За этим последовал дикий визг. Мы тут же рассыпались. Я бросился на пол и зажал ладонями уши, но пронзительные взвизги продолжались. Барселона и Хайде на бегу столкнулись и едва удержались на ногах. Легионер вскочил на невысокую стену и тут же вскинул к плечу автомат, готовясь стрелять в тех, кто появится. Взвизги сменились непрерывной руганью Малыша. Послышался тяжелый топот, появились бегущие люди, и, глядя из своего укрытия в углу между покатой крышей и полом, я увидел двух солдат из инженерного корпуса, вбегающих в дверь с винтовками наготове. За ними по пятам следовал ефрейтор с фонариком, оравший о краже и вредительстве.
Снова брань Малыша. Фонарик внезапно погас, послышались глухие удары, раздался выстрел, поднялись всеобщая паника и смятение. Кто-то начал громко звать на помощь. Я включил свой фонарик и осторожно поднялся на ноги. Хлев оказался внезапно заполнен людьми. Ефрейтор скрылся, один из рядовых бросился к двери. Брошенная винтовка угодила ему в затылок. Он упал без сознания под восторженный смех Порты.
— Какие поганцы! — сказал Малыш. — Не пойму, почему некоторые люди суют свой большой нос в дела, которые их не касаются.
Он сидел верхом на громадной, жирной свинье, казавшейся мертвой. Нежно почесал ее за розовым ухом.
— Молодец, девочка, — одобрительно сказал он. — Хорошо сопротивлялась.
С немалым трудом и большой утратой самообладания мы кое-как вытащили свинью на улицу.
— Будет легче, — посоветовал мне Порта, — если держать ее за ногу.
— Заткнись! — злобно произнес я. После всего лишь пятиминутной возни со свиньей у меня возникло сильное желание проломить кому-то череп. — Почему мы не взяли с собой нож и не разделали эту тварь прямо здесь?
— Это дело требует квалификации! — возмутился Порта. — Хочешь испортить вырезку?
— Вот бы видел это мой генерал, — сказал Грегор. — Со смеху бы умер. Рассказывал я вам, как он…
— Да, — непреклонно ответил Малыш.
— Правда? Ты уверен?
— К черту генерала! — отрывисто сказал я. — Давайте сосредоточимся на том, как тащить эту треклятую свинью!
В конце концов трое из нас смогли взвалить эту тварь на плечи. Мы держали ее, как гроб, и шли по дороге в ряд размеренным шагом, как на похоронной процессии. Какое-то время дорога всецело принадлежала нам, но когда мы приблизились к воротам Ванве, там было оживленное движение, и у нас случилась первая неудача. Нести громадную свинью было утомительной работой; видимо, мы забыли об осторожности и ослабили хватку. Барселона споткнулся, туша заскользила вниз, и прежде, чем мы сумели ее удержать, упала и покатилась на середину дороги.
— Болваны! — завопил Порта, явно представляя себе, как его полуторамесячные ужины размазываются колесами грузовика. — Поднимайте ее!
Он выбежал на проезжую часть, крича и размахивая руками; какой-то «кюбель»[133] остановился, едва не уперевшись бампером в свинью. Дверца открылась, и оттуда выскочил гауптман.
— Что это, черт возьми? — крикнул он, пнув свинью.
На выручку снова пришел Гюнтер. Он вышел вперед и молодцевато откозырял. Гауптман, как и большинство людей, был заметно поражен его видом.
— Мы патрулируем улицы. Наше дело обеспечивать машинам беспрепятственный проезд. Эта… эта туша, — он пренебрежительно ткнул носком ноги нашу драгоценную свинью, — была брошена посреди важной дороги французскими партизанами. Наверняка с целью создать пробку и устроить нам дополнительные трудности.
Гауптман с проницательным видом кивнул.
— Наверняка, — согласился он.
И посмотрел на свинью. На лбу его появилась легкая морщинка.
— Куда… э… куда вы несете эту тушу? — небрежно спросил он.
— В комендатуру.
Гюнтер сурово уставился на гауптмана. Порта, понимая, что не он один любит жареную свинину, поспешил добавить, что мы уже доложили о находке туши. Поэтому ее нужно предъявить.
— Конечно. — Гауптман распрямил спину. — Конечно… Отлично, уберите ее с дороги! Побыстрей, вы задерживаете все движение!
Мы поспешно оттащили ее к бордюру, снова взвалили на плечи и пошли своим путем. Казалось, это путешествие не кончится никогда. Большая свинья — самое неудобное для транспортировки животное. Когда мы дошли до бульвара Сен-Мишель, то все были усталыми, раздраженными, ссорились, как дети, обливались потом и пахли свиньей. Старик каждые пять минут замечал, что нельзя нести такое по улицам Парижа, не привлекая к себе внимания, а Хайде вел непрерывный монолог на тему «незачем было и пытаться это сделать». Поскольку оба они не должны были помогать нам, мы пропускали их замечания мимо ушей.
— Впереди двое французских полицейских, — объявил Барселона.
Я посмотрел вперед, но из-за свиньи не мог ничего разглядеть, а поскольку шел вторым, передо мной находилась спина Барселоны.
